Сергей Цветков - Начало русской истории. С древнейших времен до княжения Олега
Наглядное представление о культовых центрах русов в Восточной Европе дают материалы раскопок «горного» святилища на реке Збруч (приток Днестра), неподалеку от места, где в 1848 г. был найден знаменитый Збручский идол — каменный столп с высеченным на нем изображением четырехликого божества. Здесь, на высоких, поросших лесами холмах, в местности, называемой Медоборы, археологи открыли сразу три святилища, расположенные по соседству друг с другом: Богит, Звенигород и Говда[202]. Каждое из них имело свое назначение.
Предполагаемое размещение Збручского идола (рис. архитектора Д.П. Сухова, 1945 г.
Четыре грани Збручского идола
Прорисовка граней Збручского идола
Предполагают, что в святилище Богит стоял сам Збручский идол. Это божество, скорее всего, олицетворяло творца и владыку Вселенной, поэтому «мирян» сюда не пускали; доступ к идолу имели только жрецы, которых порой возле него и хоронили. Докучать языческому Вседержителю по мелочам считалось недопустимым (бытовые приношения в Богите отсутствуют). Лишь в определенные дни, когда жрецы устраивали общественные моления, народ собирался на ровной площадке перед святилищем, чью сакральную границу очерчивал вал со рвом.
В Говде совершение обрядов происходило преимущественно во рвах, а тела принесенных в жертву людей и животных бросали в священный колодец. В находящемся рядом поселении обнаружены заготовки каменных стел — возможно, тут изготовляли идолов.
Звенигород был чем-то вроде пантеона богов. В сакральной его части имеется по крайней мере четыре капища (алтаря) и один храм с идолом, а также жертвенные ямы и площадки; здешние культурные слои изобилуют различными дарами и останками человеческих жертвоприношений. По-видимому, это было наиболее посещаемое святилище, излюбленное место тех, кто стремился умилостивить богов или при помощи жрецов отгадать их темные намерения на будущее. Построенные здесь же многочисленные «большие дома» служили общественными трапезными и сокровищницами.
Хотя все три святилища были выстроены не ранее конца X в. и лежат в окружении восточнославянских поселений, тем не менее в них отправлялся именно «русский» культ. Их планировка и многие архитектурные детали аналогичны Арконскому святилищу на острове Рюген; совпадает и состав жертвенных приношений. Небольшие очаги в жилых домах, предназначенных для жрецов, нехарактерны для восточнославянских жилищ. Общественные трапезные балтийских славян, схожие со збручскими, описаны в Житии Оттона Бамбергского: «Внутри них были только расставлены в круг скамьи и столы, потому что щетинцы [жители Щетина/Штеттина] имели обыкновение устраивать здесь совещания и сходки. В определенные дни они собирались сюда затем, чтобы пить, или играть, или обсуждать серьезные дела»; этому источнику знакомы и длинные наземные дома в языческих святилищах Щетина, где хранились храмовые сокровища. Титмар Мерзебургский отметил, что у балтийских славян «страшный гнев богов умилостивляется кровью людей и животных»; жертвоприношения христиан и детей совершаются ими в случае тяжких бедствий, войн и «умножения ради плодов земных». Кости принесенных в жертву младенцев найдены в двух ямах возле капища Збручского идола; в Звенигороде человеческие костяки соседствуют с уложенными в ряд коровьими челюстями, частями туш крупного рогатого скота и хлебными печами в ямах, что явно указывает на связь человеческих жертвоприношений с культом плодородия. Рядом с одним из человеческих скелетов в землю воткнута стрела — об этой параллели обычаям поморских славян я уже говорил. Збручские святилища да и сам Збручский идол с его сложнейшей религиозной символикой могли быть созданы только «русскими знахарями». Материалы раскопок свидетельствуют, что здесь, как и на Рюгене, они составляли особую касту, чего никогда не знало восточнославянское язычество.
Вместе с тем на груди некоторых русов уже стали появляться нательные кресты. Византийские источники говорят, что христианизация этих закоренелых язычников происходила, как правило, во время их пиратских набегов на черноморское побережье империи. Так было, например, в Суроже и Амастриде. Житие Стефана Сурожского повествует, что князь Бравлин ограбил в захваченном городе храм Святой Софии, польстившись на золотую церковную утварь и драгоценный покров на гробе святого. Тут же князь «разболелся», с ним случилось нечто вроде эпилептического припадка: «обратися лице его назад и лежа пены точаще». Поняв, что недуг послан ему свыше в наказание за грабеж храма, Бравлин приказал своим людям вернуть награбленное, но и тогда не смог встать с одра. Он велел положить к гробнице святого все священные сосуды, взятые «от Корсуня до Керчи», — болезнь все не проходила. Но вот ему явился сам святой Стефан в видении («в ужасе») и сказал: «Если не крестишься в церкви моей, то не выйдешь отсюда». Князь призвал священников во главе с архиепископом Филаретом и крестился вместе со всеми своими «боярами», предварительно пообещав отпустить всех христианских пленников.
Житие Георгия Амастридского, в свою очередь, настаивает, что русы покинули ограбленную Амастриду со страхом Божиим в сердце. Ворвавшись в соборную церковь, варвары бросились к гробнице святого Георгия, где, как они вообразили, должны были храниться храмовые сокровища. Но вдруг члены их онемели, и они застыли на месте. Вождь русов в страхе велел привести одного из христианских пленников и спросил его, что это за ужасная карающая сила и какой она требует жертвы. Услыхав о всемогущем Боге, покровительствующем христианам, он пообещал вернуть свободу всем захваченным в городе пленным и совершить приношение Христу. «И вот устраивается щедрое возжжение светильников, и всенощное стояние, и песнопение; варвары освобождаются от божественного гнева, устраивается некоторое примирение и сделка их с христианами, и они уже более не оскорбляли святыни, не попирали божественных жертвенников, уже не оскверняли храмы кровью».
Еще об одном чудесном крещении русов пишет Константин Багрянородный в жизнеописании своего деда Василия I Македонянина (правил с 867 по 886 г.): «И народ росов, воинственный и безбожнейший, император [Василий] щедрыми подарками золота, серебра и шелковых одежд привлек к переговорам и, заключив с ними мирный договор, убедил их сделаться участниками божественного крещения и устроил так, что они приняли епископа». Далее рассказывается, как князь русов собрал народ и предложил принять греческую веру. Прежде чем согласиться, народные старейшины потребовали чуда: чтобы книга христианского откровения — Евангелие — была брошена в огонь и не сгорела. И когда чудо совершилось, народ крестился.
Однако то обстоятельство, что обращение русов в христианство во всех случаях связывается с чудесами, свидетельствует, что проповедь византийских миссионеров крайне редко оказывалась убедительнее заклинаний и гаданий «русских знахарей».
Более сильное и, что важно, непрерывное христианское влияние шло к русам через крымских готов. Уцелевшее от гуннского погрома готское население Крыма в VIII—IX вв. было еще довольно многочисленным и поголовно христианским. Здесь находилось несколько готских епархий. Древнейшей была Боспорская епископия, возникшая, по преданию, в конце III в. В VII в. появилась епископская кафедра в городе Дорос или Дори — местная готская область тянулась по побережью от нынешней Алушты до Балаклавы. В следующем столетии она получила права митрополии (в конце XVIII в. Дорийское архиепископство перешло в ведение Святейшего синода с титулом «готфийского», хотя его паствой были уже в основном греки, лет за двести до того окончательно ассимилировавшие крымских готов). Наконец, при императоре Юстиниане I была учреждена третья готская епархия — Таматарханская, на Таманском полуострове (будущая древнерусская Тмуторокань).
«Писала» — стили X—XI вв. для письма с языческими сюжетами
Со времен проповеди Вульфилы готы исповедовали христианство арианского толка. Средневековые тексты свидетельствуют, что они продолжали придерживаться еретических взглядов своего «апостола» и позднее. Как убедительно показал А.Г. Кузьмин, крымские готы передали русам свою письменность — глаголицу, а вместе с ней и некоторые догматы арианского учения[203]. Гуманисты XV в. считали прототипом «готического», вычурного письма лангобардскую письменность VII—VIII вв., с которой глаголица обнаруживает много общего. В документах Ватикана глаголица нередко прямо называется «готским письмом», возрожденным усилиями просветителя моравских славян Мефодия, который спустя десяток лет после создания кириллицы вернулся к этому древнему письму. Так, папа Николай II (1059—1061) напоминал церковному собору в Сплите: «Говорят, готские письмена были вновь открыты неким еретиком Мефодием, который написал множество измышлений против догматов вселенской веры...» В 1061 г. против настоятеля и братии чешского Сазавского монастыря было выдвинуто обвинение в том, что благодаря глаголической письменности «они были вовлечены в секту еретиков и, бесспорно, обращены в нее». Таким образом, глаголица и ересь (а «готской» ересью было арианство) выступают синонимами. В то же время широкое употребление «готского письма», глаголицы, именно русами подтверждает надпись на реймсской копии Евангелия XIV в., где она названа «русским шрифтом»[204].
