Вольдемар Балязин - Русско-прусские хроники
- Но ведь уже была первая ВКЛ и сейчас существует вторая ВКЛ,возразил я Илие.
- Я сказал: "Кафолическая", а те две - католические,- поправил меня он.
Я понял. Да и какой грамотный христианин не уловил бы существенной разницы меж тем и другим названием.
- Только тогда, когда мы поднимем на борьбу всех католиков всего мира, мы сумеем добиться победы. А для этого нам нужны три вещи: во-первых, организация, во-вторых, дисциплина - "железная дисциплина",- сказал Илия,и в-третьих - ортодоксальная верность католицизму. Хотя,- добавил он,учение для меня, например, не мертвая догма, а руководство к действию.
И если мы построим нашу Конфедерацию на этих основах и принципах, мы непременно победим.
Я заметил, что он говорил все это так, будто не я, единственный, шел рядом с ним, а словно он, Илия, стоял на кафедре собора Святого Петра и проповедовал это тысячам паломников.
- А кого из католиков станете вы принимать в Конфедерацию?- спросил я. Он быстро стрельнул в меня своим хитрым, маслянистым глазом.- Лучших из лучших - стойких, храбрых, исполнительных, послушных воле старших братьев, для которых Конфедерация и ее интересы будут превыше всего. '
- Значит, первыми войдут туда Меченосцы?75 - спросил я.
- Глупости,- отрубил Илия.- Меченосцы не обладают главным - они индивидуалисты. Им не откажешь в храбрости, но они считают главным средством индивидуальный террор - убийства мечом из-за угла или даже публично, на людях. Слов нет, это красиво, эффектно, но напоминает Комедию дель Арте. А потом их вешают, а они на эшафоте перед смертью громко проклинают тиранов и это красиво и эффектно и тоже напоминает Комедию дель Арте. Но скажите мне, друг мой, Джованни,- тут Илия по-братски обнял меня за плечо,- разве можно такими способами добиться победы?
Убьет какой-нибудь отчаянный Меченосец - а кстати, и мой несчастный брат состоял в этом тайном Ордене - какого-нибудь тирана, а тут же на смену ему придет другой. Да, вот возьмем хотя бы историю древнего дохристианского Рима. Ну, убили заговорщики - исторические предшественники наших итальянских отечественных Меченосцев - самого Кая Юлия Цезаря. А что толку? Тут же на смену ему пришли сначала его убийцы - Брут и Кассий, а потом, не прошло и пятнадцати лет, на троне Рима появились такие чудовища, что Цезарь, которого его убийцы называли тираном, оказался агнцом по сравнению со львами рыкающими. Чего стоили, например, Тиберий или Калигула,- я уже не говорю о проклятом богом палаче и сумасшедшем Нероне.
Вот вам, братец мой, и результаты индивидуального террора. Но кто чего-либо не хочет, тот того и не видит и не слышит. А слепоглухонемых история карает, и не было еще в истории слепоглухонемых пророков и провидцев. И потому я решительно отвергаю методы действий Меченосцев и практику - бесплодную практику,- подчеркнул Илия,- их индивидуального террора, а верю лишь в организованные массы. И надо вам сказать, что я, как и многие другие, верю в тайный смысл имени, данного человеку, ибо в каждом имени скрыт некий провиденционалистский смысл. И имя человека в значительной мере предопределяет его судьбу76.- И услышав слова Илии, я подумал: "Э, брат, да ты, видать, и впрямь считаешь себя новым пророком Илией"77.
А он, будто угадав о чем я подумал, произнес тихо, но с непреклонной убежденностью:
- Я верю в свое божественное, провиденциалистское предназначение. И верю, что меня недаром назвали Илией, ибо я явился миру, чтобы метать громы и молнии, побивая неверных и поднимая на бой соединенные, сплоченные в железные когорты силы кафоликов.
"Сумасшедший",- мелькнуло у меня в голове, но я снова промолчал, а он снова будто прочитал мои мысли и сказал:
- Подлинно великая идея всегда, особенно в начале, кажется многим, прежде всего бездуховным филистерам78, безумной. Но уверяю Вас, Джованни,тут он впервые назвал меня по имени,- я все хорошо продумал до того, как пойти сюда, да и по дороге было время множество раз возвращаться к моей идее. И я уверен, что сегодня нет идеи значительней и прекрасней. Это все архиважно, Джованни, поверьте мне, пожалуйста. А я, ей-Богу, знаю, что говорю.
- Нет, пожалуй, и трудней,- сказал я.
- Настоящий слуга Господа не должен бояться ничего.
Недаром среди семи смертных грехов страх стоит на первом месте.
И в это время мы вышли к площади Святого Петра, уже заполненной паломниками, и впервые увидели знаменитый собор его же имени, где вскоре и должен был начать службу сам римский первосвященник.
Мы пробились ко входу, и здесь вдруг Илия посмотрел мне прямо в глаза.
- Одним из правил Всеитальянской Конфедерации Паладинов - я решил для удобства сокращенно называть ее по первым буквам ВКП - станет принцип беспрекословного подчинения младших старшим. И вот если ты настоящий сын церкви, то обязательно станешь членом ВКП и будешь следовать всем правилам .ее устава. И потому я прошу тебя, сын мой, когда войдешь в собор, не следи за мной, не отыскивай в толпе молящихся и, как только месса закончится, не дожидаясь меня, иди в гостиницу.- Я несколько удивился, но тут же подумал: "А что здесь особенного? Значит, так ему удобнее, а обратную дорогу я найду и без него". И тут же согласился.
- Вот и прекрасно!- воскликнул он,- Вот и прекрасно! Я думаю, ты вскоре станешь членом ВКП, и тогда я стану называть тебя не "сын мой", а "брат мой", ибо все мы будем равными друг другу и не будет среди нас ни "господ", ни "святых отцов", "преосвященств", ни "высокопреосвященств", а только "братья".
Я все сделал, как обещал, и по окончании мессы одиноко побрел в гостиницу.
А Илия вернулся к полуночи и, не заходя в трапезную, молча лег спать. А утром ни слова не сказал мне, отчего я понял, что папа не допустил его к себе, или же, допустив, выслушал, но не согласился с тем, что сказал ему Илия.
Однако, как признался мне сам на следующее утро Илия, он и не собирался просить папу об аудиенции, ибо, как сказал он, "слишком презирал его, чтобы удостоить своим вниманием".
- Зачем же Вы ходили в Собор?- спросил я.
- Там назначил мне встречу один человек,- ответил мне Илия.- И мы потолковали с ним шепотом во время мессы, а потом он пригласил меня к себе домой, хотя и не очень хорошо себя чувствовал.
Судя по тону, каким все это было сказано, домашняя дискуссия не понравилась Илие - во всяком случае, мне так показалось.
Как бы то ни было, но в гостиницу Илия пришел печальным, даже обиженным или оскорбленным и потом долго ходил понурый, словно в воду опущенный.
Однажды я вернулся в гостиницу и увидел, что на его койке лежит какой-то другой, незнакомый мне человек. Я понял, что Илия ушел не попрощавшись, и оправдал его тем, что был он необыкновенно горд и самолюбив и признаваться в неудаче или поражении хоть одному человеку было для него не по силам. И потому он ушел не попрощавшись.
Таков был первый рассказ Джованни Сперотто, услышанный мною и Иоганном.
Читатель, наверное, заметил, что во время этого рассказа только я перебивал учителя и задавал ему вопросы. Иоганн же слушал Джованни очень внимательно, но не проронил при этом ни слова. Когда же Сперотто окончил свой рассказ, Иоганн, как я уже говорил ранее, большой любитель чтения недаром его отец работал в типографии,- сильно покраснел и робко проговорил:
- Могу я спросить вас, уважаемый учитель?
- Конечно,- ответил Сперотто.
- Я не хочу вас обидеть недоверием, но я читал "Житие Святого Равноапостольного Илии" и там ни слова не сказано об его пребывании в Риме до октябрьских ид.
- Ох, молодо-зелено!- засмеялся Сперотто.- Да ни в одном "Житии Илии" об этом и не напишут. Ведь дело-то в том, что его собеседником, как потом я узнал, был великий богослов Ангел Барменский. И он, выслушав Илию, велел больше не приходить ему к себе и не докучать праздной ерундой, которая, как сказал Ангел, наитипичнейшая азиатская ересь, ничего общего не имеющая с подлинным католицизмом.
Но вообще-то ты молодец, Иоганн,- добавил Сперотто.- Внимательно читая разные "Жития", можно отыскать в них множество любопытнейших противоречий и разночтений.
И уже, обращаясь и ко мне и к Иоганну, сказал:
- Или задумайтесь вот еще над чем: в первых списках "Жития" у Илии были одни ученики, а потом состав их все менялся и менялся, потому что Василиск то одного из них,' то другого обвинял в ереси и сжигал. Пока, наконец, ни остались возле Илии в роли учеников сам Василиск да полдюжины его клевретов, все те же - Климент Победоносец, Лазарь Угодник, Анастазио Мытарь да еще три-четыре маленьких угодника. Вот станете учиться в семинарии - многое поймете.
А потом он целый год рассказывал нам о своей жизни, но я не стану писать здесь об этом, ибо впереди читателя ждет удивительное повествование о полной приключений жизни Сперотто, рассказанное им самим.
***
Но вернемся к моей скромной персоне. Прошел год, и Джованни сказал мне, что я, пожалуй, могу ехать в Рим. И при этом добавил:
