Валентин Костылев - Жрецы (Человек и боги - 2)
Рафаил вышел на зеленую поляну перед трапезой, гордой, важной походкой, и сказал, обращаясь к атаману:
- Всегда моляшеся о душах ваших и желая вам духовного и телесного благополучия, понеже вы по вере близкие нам братья, - не можем мы во зло нам всем обратить нашу любовь к вам, и хотя стародубский праведник Анфиноген, коего нам предлагают в духовники, - сановит и политичен, но в его преданности старой, правой вере у керженских старцев превеликое сомнение.
Кто-то из скитников крикнул басом:
- Самозванец он!
- На Волынщине он объявил себя архиереем и окружился поповщиной. И посвящал он и попов!.. - закричал другой скитник. - Какой же он дьяконец?!
Рафаил кивнул в его сторону с торжествующей улыбкой:
- Слышишь, брат! Нам тоже кое-что известно. Мы видели его письмо к Патрикию-попу, в коем он явно открылся епископом и уже писал поповцам: "божиею милостью смиренный Анфиноген, епископ...". Обращался "ко всему православному во святем духе в Молдовахии и Польском королевстве живущему христианству"... Могут ли люди диаконовского согласия признать такого Януса своим вождем?..
Михаил Заря не растерялся - настойчив и смел он был в спорах:
- Добро! - сказал он. - Тамошний господарь Молдовахии и митрополит и власти польские уважают его за ум и крепкую волю... Едва ли к кому будет стекаться в здешних местах народ в толиком числе. Изберете его вождем, будет вам благо. Знают его раскольники и на Украине, и в Приуралье, и на низовьях Волги, и везде ему верят, а самозванцем его называют русские власти и епархиальные начальники. Народ не зовет его самозванцем. Вы укрылись от народа за монастырским частоколом и обратились в монахов, а не вождей раскола. Анфиногена любит народ, и не верьте тем, кто о нем уведомляет, яко о самозванце. Миряне его уважают. Рассудите правильно и с честью о нем. Не попусту меня к вам прислали.
Тягостное молчание.
В тишине опять зазвучал с усмешкой голос Рафаила:
- Подумайте, братцы! Хотя епископ Сеченов - не Питирим, и занят к тому же не нами, а язычниками и мухаметанами, однако, надлежит ли нам выступить на борьбу с ним?! Согласны ли вы навлечь на себя новые казни и ухищрения петербургских драконов и василисков? Вспомните слова писания: "В огнях междоусобия антихрист воспользуется для распространения своей власти помощью семи царей, которые силу и область свою зверю дадут... Антихрист изобретет ужасные меры к утверждению своего владычества и будет мучить томленьми и неисчетными муками лютыми..." "Слово и дело" опять загремит в мирных керженских лесах, и обильно, как и при Питириме, польется паки и паки невинная кровь. Отвечайте же - согласны ли вы на это, братья?!
- Нет! Не согласны! - грохнуло в ответ.
- Анфиногена защищают казаки, а нас кто?! - крикнул сгорбленный старичок.
- Анфиноген надел на себя кафтан и саблю польскую, а мы?! - поддакнул Рафаил.
- Подкуплен он поляками!..
- Смуту у нас производить подослан!..
- Кто вам сказал?! - крикнул Заря. - Замолчите!
- Слышали мы!
- От кого?! Не от православных ли проповедников?! - продолжал допытываться Заря. - Не верьте им! Польша едва ли посягнет на Российскую империю... Сил у нее таких нет!.. Она сама боится Анфиногена... Холопья его сторону держат. В них сила! А Польша должна вечно благодарить российскую знать. Холопы были готовы к поголовному истреблению панов, а царские генералы защитили их. Немцы на них напали - и от немцев русские их спасли. И не один раз выручала Русь Польшу. Коли бы не русские воеводы, давно бы быть Польше немецкой страной. Они ее знатно защищали от врагов внешних и внутренних. Шляхта должна вечно богу молиться за Россию. И незачем ей смуту в России устраивать. Врут вам попы, ежели они это вам болтали... И Анфиногена они давно бы в угоду русским начальникам заковали, да руки у них коротки.
- Вор он! - продолжали кричать скитники.
- Обманщик!
- Мы хотим молиться, а не воевать.
Михаил Заря попробовал было еще выступить в защиту Анфиногена и убедить скитников в необходимости начать новую борьбу с духовными властями за восстановление разоренных скитов, но Рафаил прямо заявил ему:
- Вижу я - плохо знают наши дела стародубские и ветковские братья. Того, что было при диаконе Александре, уже не вернуть. Питирим навсегда убил у керженских раскольников веру в одоление православной веры силою и догматическою правдою. И раскольники у нас уже не те. Многие из них разбогатели и дорожат земными благами более, нежели духовными... Купцы жадны к деньгам. Наш скит еле-еле прокармливают. Да и зачем им скиты, когда им дана воля в раскольничестве?.. У каждого своя моленная на дому... Над письмом Анфиногена посмеются купцы - и только... Воскресни сам диакон Александр теперь - не послушают и его!.. Люди старой веры отолстевают и в почете у нижегородских вельмож, в гильдию записываются; а иные беднеют, теряя свое человеческое достоинство и способность. А эти не токмо неспособны поднять меч на владык мира, но даже в унижении и смиренно заявить им о своей невыносимой, тяжелой доле они неспособны. Вот что!
Михаил Заря устал спорить со скитниками и замолчал. Многое теперь ему стало ясно. Он увидел в скиту действительно не тех людей, которых думал здесь встретить. Разве можно с этими скитниками надеяться на большой раскольничий поход?!
Распростившись с Шарпанским скитом, Михаил Заря, унылый, озабоченный, поплыл по Керженцу к Волге.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В Песочном кабаке, когда туда прибыл Михаил Заря со своими товарищами на пути в стан, было полутемно, догорали две последние монастырские свечи; впрочем, и на дворе-то уж начало светать. За стойкой дремал монах, продававший питие. Голосили петухи под окнами; колокол дребезжал где-то поблизости. Волга у берегов курилась влажностью. Волны ее тихо плескались в камнях и на песке, около самого кабака.
- Ну-ка, праведник, освежи усталые души! - крикнул Заря.
Монах вздрогнул, протер глаза.
- Не обессудьте, кроткие агнцы! Пусто.
- Инок! Не терзай! Сыщи!
- Почтенный человек, конечно, везде гость и хозяин. Однако же, приоткройте мне ваши паспорта.
Михаил Заря удивленно взглянул на него, потом вынул из-за пояса пистолет, показал его монаху.
Монах, утерев нос, деловито произнес:
- Ага! Сейчас! - И с приветливой улыбкой принес из своего угла два кувшина браги.
- Не обижайтесь на меня! Приказ пришел, а в нем явлено: многие-де люди и крестьяне из деревень выбежали, и ныне бегут, не страшась прежде писанных-де подтверждений, многие ж у себя беглецов укрывают. Наш преосвященный игумен приказал не допускать к питию беспаспортных неведомых людей.
- В смирении своем служи нелицеприятно, выполняй и впредь указы так, как ты выполнил их сейчас... - назидательно произнес Заря.
- Как перед богом... Вот вам крест! - Монах широко перекрестился. Стараюсь, сколько сил хватает, угодить начальникам. На плахе голову сложить неохота.
- Кому под тыном окоченеть, милый мой, того до поры и обухом не перешибешь... Вот как! Об этом не страдай.
Спутники атамана весело рассмеялись, уткнувшись носами в кружки.
Немного подумав, монах тяжело вздохнул:
- И-и-их, святители! Что уж там говорить о питии - париться вместе с бабами в одной бане и то настрого запрещено... Так теперь и ходим: в среду - мужики, в пятницу - бабы... Словно бы разное человечество... Когда это было?!
Михаил Заря засмеялся:
- Теперь летняя пора... В Волге-то, чай, не запрещено... Сколько хошь парься!
- Вы вот смеетесь, - сказал обиженно монах, - а у нас в монастыре уныние и ропот. Одна была старцам отрада - и ту отняли.
В это время в дальнем, темном углу зашумело.
- Что это там такое? - всполошился Заря.
- Человек.
- Хмельной?
- Тверезый.
- Чей?
- Господь его ведает...
- Паспорт показывал?
- Нет. Отказался.
- А ну-ка, разбуди его...
Из угла послышался смелый, дерзкий голос:
- Я и сам проснулся. Чего меня будить?
- Ну-ка, честный человек, присуседивайся к нашему котелку - не погнушайся обществом.
Высокий, в поддевке, в кожаных сапогах, подошел к столу незнакомец.
- Добро жаловать! Садись.
Обменялись поклонами.
- Отдохни с путниками, цветик мой, мое золото... - заюлил монах. - Я думал, бог знает, что с тобой сделалось... Крепко спал да храпел, зубами скрежетал и стонал... Истомился я за это время. Здоров ли уж ты?!
Атаман Заря вдруг оборвал монаха:
- Покинь нас, старец!.. Не обидим мы тя тленным богатством, но гнев божий постигнет тя за любопытство... Изыди!.. Ну, живо!
Монах исчез. Тогда Заря обратился и к своим спутникам:
- И вы, отроки, оставьте нас с ним наедине... Тогда я позову вас. Побродите по бережку. Пособирайте цветных камешков.
Дядя Вася и его помощник Андрей Петрович спешно по очереди дотянули брагу из кувшина и, обтирая усы и бороду, вышли вон из кабака. В окна вливался розовый рассвет.
- Скажи мне, дружище, - понизив голос, заговорил Заря, - кто ты такой будешь и из каких ты краев и куда путь держишь?
