Валентин Костылев - Жрецы (Человек и боги - 2)
Мысленно он отчаянно ругал русское офицерство и дворянство, осуждая в душе даже самое царицу за ее попустительство в преследовании немцев... Разве мало пользы России принесли немцы?! Об этом же писал и Фридрих. В этом были убеждены многие немецкие государи, например саксонский, которые хотели обязательно поженить своих принцев на Елизавете... Они считали, что русская царица может быть женою только немца... И однако...
...В эту самую минуту вдруг откуда-то, словно из-под земли, раздался страшный вой, в воздухе запели стрелы.
Юнгер не успел даже отдать команду: так быстро на ровном месте, будто из недр земли, появилось множество людей, а впереди этой орды с гиканьем, свистом, держа пики наперевес и размахивая саблями, мчались хорошо вооруженные всадники. Сгорбившись и привстав на стременах, впереди всех несся башкирец, долгие полы полосатого кафтана его развевались от быстрой скачки. Вид этих всадников был "самый разбойничий". Драгуны, не дожидаясь команды, стали палить - кто в толпу, кто по всадникам. Пехота от неожиданного нападения мордвы сбилась в кучу. Началась беспорядочная пальба. Мордва остановилась, ошеломленная страшным ружейным огнем. Несмеянка, носясь на коне впереди всех, кричал, надрывался, чтобы шли вперед, но... натиск был сломлен, сила удара потеряна.
Хайридин и Сыч замедлили бег своей конницы, увидев замешательство в отхлынувшей назад толпе мордвы, и крикнули своим, чтобы они рассыпались по полю. Это было условлено Хайридином заранее, и каждый знал, куда скакать. Стычки ватажников с войсками, ввиду неравенства сил, большею частью оканчивались отступлением ватаг россыпью в разные места, что и делало их неуловимыми и спасало от правильного обстрела.
Мордва тоже спряталась в свое прикрытие.
Воспользовавшись этою неудачею неприятеля, Юнгер построил солдат в боевой порядок. Команда произвела несколько ружейных залпов в воздух, затем выпустила три ядра из пушки и снова двинулась дальше. Юнгер, однако, не пошел прямо на то место, где укрылась мордва, а спустился ниже, в обход, вдоль русла речушки, подставив, сам того не подозревая, свое левое крыло пешей засаде ватажников. Великих усилий стоило дьякону Никитину и Рувиму сдержать своих товарищей, внушить им, что придет и их черед, что рано еще выходить из засады.
Мордва, заметив хитрость Юнгера и не слушая команды Несмеянки, беспорядочно ринулась наперерез войску. Снова полетели тучи стрел в солдат. Опять загремели оружейные залпы и загрохотала пушка, оглашая зеленые дубравы звероподобным, неслыханным в здешних местах рыком. И снова в страхе подалась мордва в свои овраги.
Призадумался Юнгер, идти ли ему дальше или же укрыться в большом лесу.
Хайридин воспользовался этой заминкой. Стрелой пронесся он по полю в тыл врагу со своими молодцами и затем со свистом и гиканьем дал знать товарищам о том, чтобы следовали за ним. Стоило ему нырнуть в кустарники соседней рощи, как туда же примчались и остальные тридцать девять человек, в том числе и Сыч.
Драгуны спохватились, да поздно. Зря только выскочили из-за холма над речкой, куда их увел Юнгер. Никого уже не было. Получилось выгодное положение у конных ватажников, - то место, куда они собрались, было расположено поблизости от оврага, где сидели в засаде пешие ватажники.
Терюхане же, притихнувшие было, снова дико загалдели и снова бестолково, бурею метнулись в бой. У них уже было сорок убитых и раненых. Самому Несмеянке ранило руку. Но они дрались отчаянно, не жалея себя.
Юнгер, видя упорство мордвы, растерялся. Это сразу понял Хайридин. Военная команда застряла на одном месте у речки за холмом. Ни туда ни сюда. Понял это и Несмеянка, приказав Дружинке Мясникову обойти холм солдатам в тыл. Но ничего не мог сделать Дружинка, ибо не слушались его, лезли с бестолковою остервенелостью прямо на врага, в одно и то же место, и многие тут же падали убитыми.
Хайридин раздумывал, не настало ли время ему по-настоящему ударить в тыл и не только навести страх на солдат, но и дать им хороший удар. Не хочет этого почему-то сделать Несмеянка, нужно сделать ему, Хайридину.
- Айда! - крикнул он ватаге.
Снова пронеслись всадники. С диким гиканьем они бросились по полю врассыпную и врезались в самый затылок губернаторского отряда, убив и поранив несколько солдат и сбив с коня какого-то офицера. Мотя с радостью увидела, что от ее пули упал этот офицер. Когда же Юнгер повернул драгун в сторону ударившей ему в тыл конницы - на него опять с неистовым воем повалила мордва, прямо на огонь: падал один, за ним шел другой, третий...
"Все равно помирать!" - говорили терюхане, презирая опасность.
Юнгер снова повернул на мордву, а в эту минуту Хайридин опять налетел на его тыл со своими храбрецами.
Начался жаркий бой. Пищали стрелы, как птицы, вонзаясь с шипением в тело. Свистели пули, сбивая людей наземь. Раненые в окровавленных лохмотьях с разбитыми лицами, размахивая бердышами, рогатками и вилами, все равно лезли к пушке. Падали сраженные огнем, а за ними, задыхаясь от злобы, неслись другие... Конница Юнгера, рассыпавшись по полю, билась саблями с конными ватажниками. Башкирец носился, как обезумевший, в самой гуще врагов, ловко поражая их своим громадным ятаганом, но сила губернаторской конницы брала верх численностью.
Видя это, вылез из своей засады громадина-дьякон Пересвет, а с ним Рувим; во главе пеших ватажников они побежали по полю на помощь Хайридину. Раздались новые выстрелы, и несколько губернаторских всадников свалились с коней. Остальные вскачь бросились к своему стану, преследуемые Хайридином. Мотя не отставала от других, бесстрашно носилась по полю, догоняя на своем коне то одного, то другого кавалериста.
Мордва немного оттеснила губернаторскую пехоту. Дерзко выдвинулись терюхане вперед, непрерывно шлепала тетива на луках. Звенели рогатки, сабли, вилы. Все смешалось в ожесточенной драке.
Положение Юнгера становилось опасным. О наступлении нечего было и думать. Тут только премьер-майор понял, как мало знают нижегородские военачальники о мордве и об истинном положении дел в Терюшевской волости. И к чему навязали пушку? Сам Друцкой посоветовал взять ее, а теперь она только связывала, мешала. В таком бою ей нечего делать. Немец начинал уж думать об отступлении. "Прощай, офицерское звание!" - с горечью вздыхал он, бегая среди солдат и ругая их, на чем свет стоит.
Только когда солнце село, битва утихла. Несмеянка укорял своих помощников, перевязывая раненую руку:
- В бою-драке думай о товарищах, чтобы не погинули они понапрасну... Зря народ теряете!.. Они, глупые, лезут на огонь, как слепые... А вы что смотрите?!
В поле и по берегам речки корчились на земле, стонали раненые, а подойти нельзя. За холмом только того и ждут.
Там же, на поле остался и Рувим. Его свалили в ту минуту, когда он, увидя раненого ватажника, слез с лошади и стал из своей фляги поить его водой. Вздумал к тому же о чем-то переговариваться с ним. Мчавшиеся обратно в свой стан разбитые Хайридином солдаты зарубили его шашками.
- Обилие чувств и мыслей в бою всегда приводит человека к гибели, говорил, смывая с рук кровь, дьякон. - Волчий капитан, небось, не зевает... Было бы в его воле, всех бы он нас перебил!.. Что ему! Чихнуть им труднее, нежели невинную крестьянскую душу загубить... Победят - нам конечная погибель. Благодарение богу! Победить им не удастся. Залюбовался я Несмеянкой - ему дана от бога храбрость и верная рука. Большой воин будет!
В это время приполз ватажник, видевший бой мордвы с солдатами.
- И-их, братушки! Десятков шесть, почитай, полегло у ручья.
- Доколе же нас гнести будут?! Владычица! - вздохнул беглый поп. - Не видать мне больше солнца красного. Прощайте, ласковые глазыньки!
- Не скули! - зыкнул на него дьякон. - Послать бы тебя под Минихом да на татар или турок... Поучился бы! Хлебнул бы горя!
Затишье становилось зловещим. Подул ветерок. Надвигался сумрак. Солдатский стан притаился за холмом.
Защелкал соловей в роще. Золотыми цветочками усеяли звезды небо. Иван Рогожа тихо, старческим голосом, напевал под струны кайги:
...На горах то было, на горах на Дятловых,
Мордва своему богу молится,
К земле-матушке на восток поклоняется...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ночью в Нижний, в кремль, примчался верхом на лошади, растрепанный, без шляпы, поп Иван Макеев:
- Горе нам!.. Немало полегло солдатушек!.. И пушку бросили!.. Отступили они в страхе господнем в лес. Язычники взяли верх... Разбойники пришлые помогли им... Ой, ой, что-то будет?! Теперь всех нас перебьют, злющие они! Дьяволы! Настоящие дьяволы!
Епископ, выслушав попа, спокойно спросил:
- Одна ли языческая мордва?
- Нет. Новокрещенцы такожде.
- А наши русские мужики есть?
- Многих сел и деревень. Особливо - монастырские.
- Чуваши есть?
- И чуваши.
- Татары? Черемисы?
