Алексей Смирнов - Арабо-израильские войны
Мы этот инцидент поняли так: вместо настоящего ливанца на сцену вышел какой-то самозванец из "дворовой самодеятельности", и толпа своими криками сорвала его выступление. В этом случае оргкомитет конкурса явно заработал себе большой минус, а подлинные любители современной песни из Александрии не позволили себя "провести за нос".
Был объявлен перерыв, и мы им решили воспользоваться для следующего в ходе первого отделения наше внимание привлекла оживленная речь на русском языке (!), доносившаяся до нас с мест, расположенных чуть выше, причем звучала она явно из женских уст (!). Такой факт, да еще в условиях "прифронтовой" Александрии лета 72-го года, российские молодые люди никак не могли оставить без внимания. Поднявшись со своих мест, мы пошли по ступенькам вверх и сразу обнаружили трех женщин, безошибочной российской внешности. Появление молодых людей, куртуазно обратившихся к ним на русском, вызвало среди них легкое смятение.
"А вы кто?" - естественно, был первый встречный вопрос с их стороны. Темнить тут было бесполезно, и мы сказали все как есть, в свою очередь поинтересовавшись: "А вы?" - "А мы - арабские жены", - ответила одна из них. Тут же были и их мужья - интеллигентного вида арабы, естественно, выпускники наших вузов, по виду инженеры или адвокаты. Затеялся какой-то общий малозначимый разговор, и вдруг по виду старший из них, рано располневший мужчина, задал совсем неожиданный вопрос: "А как вы оцениваете боеготовность египетской армии?" Такой вопрос, да еще заданный в обстановке "праздника песни", захватил нас совсем врасплох. Но что оставалось делать? Не желая ввязываться в ненужную для нас дискуссию, мы начали на нейтральной дипломатической ноте, "что боеготовность египетской армии хорошая и с каждым днем становится все выше и выше" и т.д.
Наш собеседник усмехнулся, а дальше он заявил такое, что даже сейчас, тридцать лет спустя, мне не хочется это повторять.
Продолжать беседу в таком ключе было бессмысленно. Кивнув на прощание русским женам и их арабским мужьям, мы вернулись на свои места.
Второе отделение конкурса прошло в том же ключе, что и первое. Представителя СССР мы почему-то так и не услышали, но мы терпеливо досидели до конца. Первый приз завоевал англичанин Колин Рикардс со своей песней "Robin" (Малиновка), он же автор музыки и слов (до уровня Элтона Джона ему, конечно, было далеко, не говоря уж про тогдашнего кумира Тома Джонса). Затем на наших глазах провели лотерею по номерам программ, причем устроители обещали, что победителю тут же будут вручены билеты для двух лиц на недельный круиз по Средиземному морю.
Наш номер 5902 ничего не выиграл. Видимо, даже в Египте - в стране чудес - выиграть такой приз постороннему лицу, не входящему в состав оргкомитета, невозможно.
Вообще, за два года нахождения в Египте я насчитал всего два эпизода какого-то неприятия слов или действий египтян. Один - это упомянутый эпизод на фестивале песни в Александрии. Другой случился раньше, в декабре 1971 года, в местечке Эль-Кусейр, на дальнем юге АРЕ.
Но сначала короткая справка: усыпальница первого президента Египта Г.А. Насера находится возле одной из центральных магистралей Каира. Мы ее называли Мавзолей, хотя на наш он совсем не похож. В принципе это мечеть, очень изящного исполнения, в центре которой находится большое надгробие из хорошо отполированного мрамора, под которым покоится президент. Вход туда свободный. Стоящие снаружи в парадной форме солдаты только символизируют охрану.
Так вот, в далеком Кусейре, пока мы возились возле своей заглохшей машины, среди пыли, песка и мух, к нам подошла группа их солдат. Видно, они настолько одурели от каждодневной скучной действительности и "ничегонеделанья", что зрелище советских хабиров, суетившихся возле неподвижного автомобиля, представляло для них весьма занятное развлечение.
Присев невдалеке, кто на песок, кто "на корточки", они разглядывали нас, моментами обмениваясь какими-то непонятными для нас фразами. Среди них находился и откровенно пожилой мужчина, можно сказать старик, но все в той же солдатской форме. По виду он был душой компании, непрерывно отпускал какие-то шуточки и вообще был среди них кем-то вроде Васи Теркина.
Наша вынужденная остановка затягивалась - перегревшийся двигатель никак не хотел остывать, хотя декабрьское солнце не было таким жарким.
Мы сели перекурить. Пожилой солдат приблизился к нам, его лицо было изрезано глубокими морщинами, кожа очень темной. Он попросил сигаретку, закурил, и мы из вежливости поинтересовались, сколько же он служит в армии? И вдруг на вполне приличном английском он сказал - с 1939 года (!). Начинал он, естественно, еще в английской армии, а в 1941 году был в составе тех британских войск, что освобождали Аддис-Абебу от итальянских оккупантов, посланных туда Муссолини еще в 36-м. Если все это было правдой, то такой послужной список мог вызвать только уважение.
"Какое же у вас звание?" - поинтересовался один из наших. "Вот, до сержанта дослужился", - он с гордостью продемонстрировал нашивки на рукаве. "О-о, ветеран..." - кто-то из наших похлопал его по плечу.
И вдруг, без каких-то предисловий, он спросил: "А знаете мое самое заветное желание?" - и сам себе ответил: "Захватить израильтянина, привести его в мечеть Насера и перерезать ему горло у надгробья президента..." Мы были буквально ошеломлены такой кровожадностью и скотством со стороны внешне безобидного "ветерана". Самый сильный аргумент, который я нашел и сказал ему: "Наверное, сам мистер Насер не одобрил бы такой cruelty (жестокости)..." Но старик стал настаивать на своей точке зрения. Разговаривать в таком тоне было с ним уже бесполезно, и мы жестами показали, что беседа закончена.
В общем, неожиданная встреча с этим "ветераном" была тем самым исключением, которое подтверждает правило. Моя точка зрения может быть спорна, но редко я встречал в жизни в своей массе более обаятельных людей, чем рядовые египтяне. Они незлобивы. Как правило, не коварны. Почти всегда оптимистичны. Во многом полагаются на Аллаха, но и на свои силы тоже. Иногда стоически упрямы (но в хорошем смысле этого слова), могут "держать удар" и терпеливо переносить трудности. Элементы разгильдяйства и надежды на вечный "авось" у них чудесным образом соединяются с чисто практической сметкой и восточной мечтательностью. Словом, являются воплощением лучших черт и русской нации (да, наверное, и еврейской тоже). И если израильтяне называют себя первым самым болтливым народом на свете, то египтянам в этой номинации можно смело отдать почетное второе место.
Конечно, эти люди совсем не заслужили тех испытаний, что выпали на их долю. Прав был их тогдашний премьер Нукраши-Паша, который еще пятьдесят с лишним лет назад заявил: "Мы ввязались в войну, которая нам совсем не нужна..." Ведь египтяне в целом не воинственны (если, конечно, не обращать внимания на похвальбу их официальной пропаганды, правда, это скорее относится к периоду 1948-1967 гг.). Как язвила западная печать после агрессии 1967 года, большинство граждан АРЕ предпочло вести "transistor war", то есть "транзисторную войну", следя за военными действиями по своим радиоприемникам.
Да, это было так. Но... пока их "не припекло". А вот когда припекло, то и отношение к этим событиям стало другое, и результат получился совсем иной. Об этом ниже на страницах данной книги.
* * *
Но вернемся в Александрию августа 1972 года. Командировка наша шла к концу. Вдруг командир полка предложил нам поехать на пару дней в передовую роту в район Порт-Саида. Каких-то причин отказаться не было, и уже следующую ночь мы провели в здании несколько старомодной архитектуры, на фронтоне которого, видимо еще во времена англичан, было выложено кирпичами Port-Said air-port. Весь фасад здания, обращенный к морю, был посечен осколками израильских авиационных снарядов, тут же стояли пальмы, точнее их стволы, так как они не имели крон и тоже, видимо, пали жертвой агрессии 1967 года.
В этом здании бывшего аэропорта размещался штаб роты, тут же солдатская казарма, узел связи, снаружи - самый главный объект (на наш взгляд) - кухня и дизель-генератор, питавший все это энергией.
Стекол в окнах конечно не было, и все оконные проемы заложены кирпичом. По внешнему периметру территории были отрыты окопчики, обложенные мешками с песком на брустверах, а все бывшее летное поле уставлено ежами из сваренных рельсов. Как пояснил нам комроты, здесь уже не рискнет приземлиться никакой вражеский самолет или планер. У него же мы спросили, можно ли пойти искупаться - ведь море находилось через шоссе, буквально в 300-400 м от аэропорта. "Ни в коем случае, - категорически воспротивился капитан, - там же все заминировано". (Было очевидно, что все уроки, преподанные египтянам, пошли им на пользу, и на этот раз они не хотели давать противнику никаких шансов.)
Прошли сутки. Настроение наше с Михаилом ухудшилось. На море ходить было запрещено, питание - все та же "фуля" (вареная фасоль в жирном соусе), в лучшем случае "уруза" (рис) или "батат" (картошка). Как только наступал отбой, дизель отключали, и наступала кромешная тьма. После второй ночи Михаил сказал определенно: "Ловить здесь нечего, надо скорей заканчивать работу и "сматывать удочки". Я согласился, и вот уже настал момент отъезда.