Феликс Лурье - Полицейские и провокаторы
В конце марта 1906 года Рутенберг нанял в Озерках на углу Ольгинской и Варваринской улиц дачу госпожи Звержинской. Во вторник 28 марта на даче собрались рабочие. Рутенберг спрятал их так, чтобы они могли хорошо слышать все происходившее в соседних помещениях, и отправился встретить Гапона. Георгий Аполлонович провёл утро этого дня в доме И. Ф. Манасевича-Мануйлова, всю сознательную жизнь тесно связанного с аферами и политической полицией [513]. Какие важные дела свели их в это время, нам неизвестно. Рутенберг встретил Гапона в условленном месте и привел его на дачу. То, что услышали рабочие, не предполагал услышать даже Рутенберг.
«— Надо кончать. И чего ты ломаешься? Двадцать пять тысяч большие деньги.
— Ты ведь говорил мне в Москве, что Рачков-ский дает сто тысяч?
— Я тебе этого не говорил. Это недоразумение. Они предлагают хорошие деньги. Ты напрасно не решаешься. И это за одно дело, за одно (выдача членов Боевой организации эсеров.— Ф. Л.). Но можно свободно заработать и сто тысяч за четыре дела. (...)
— А если рабочие, хотя бы твои, узнали про твои сношения с Рачковским?
— Ничего они не знают. А если бы и узнали, я скажу, что сносился для их же пользы.
— А если бы они узнали все, что я про тебя знаю? Что ты меня назвал Рачковскому членом Боевой организации, другими словами, выдал меня, что ты взялся соблазнить меня в провокаторы, взялся узнать 'через меня и выдать Боевую организацию, написал покаянное письмо министру внутренних дел П. Н. Дурново» [514].
Эти строки, впервые опубликованные в 1909 году, вполне могли прочитать участники описанных событий и в случае необходимости опровергнуть. Опровержений не последовало, не последовало их и после публикаций записок Рутенберга в 1917 и 1925 годах.
Со слов одного из свидетелей разоблачения Талона известный революционер Л. Г. Дейч писал:
«Как подробно рассказал мне недавно самый молодой из слышавших эту беседу рабочих (назову его Степаном), их страшно томил этот, казавшийся неимоверно долгим, спор Талона с Рутенбергом. Для них (рабочих.— Ф. Л.) давно уже вполне выяснилась возмутительная роль Талона, и они хотели бы уже выйти из засады, но Рутенберг все не открывал их двери, запертой на замок снаружи. Между тем состояние их было ужасно тяжелым.
— Не могу передать, какое отвратительное состояние ожидать с минуты на минуту, что вот придется убить человека,— сказал т. Степан» [515].
«То, что рабочие услышали стоя за дверью,— вспоминал Рутенберг,— превзошло все их ожидания. Они давно ждали, чтобы я их выпустил. Теперь они не вышли, а выскочили, прыжками бросились на него со стоном: «А-а-а-а!» и вцепились в него.
Талон крикнул было в первую минуту: «Мартын!» (партийная кличка Рутенберга.— Ф. Л.), но увидел перед собой знакомое лицо рабочего и понял все.
Они его поволокли в маленькую комнату. А он просил:
— Товарищи! Дорогие товарищи! Не надо!
— Мы тебе не товарищи! Молчи!
Рабочие его связали. Он отчаянно боролся.
— Товарищи! Все, что вы слышали,— неправда! — говорил он, пытаясь кричать
— Знаем! Молчи!
Я вышел, спустился вниз. Оставался все время на крытой стеклянной террасе.
— Я сделал все это ради бывшей у меня идеи,— сказал Гапон.
— Знаем твои идеи!
Все было ясно. Гапон — предатель, провокатор, растратил деньги рабочих. Он осквернил честь и память товарищей, павших 9 января. Гапона казнить...
Гапону дали предсмертное слово.
Он просил пощадить его во имя его прошлого.
— Нет у тебя прошлого! Ты его бросил к ногам грязных сыщиков! — ответил один из присутствовавших» [516].
Гапона повесили на крюке, вбитом в стену над вешалкой в прихожей, не раздумывая, не сговариваясь, все было сделано в едином порыве [517]. Лишь 30 апреля полиции удалось обнаружить его труп.
Приведу заключительную часть протокола, подписанного приставом второго стана Петербургского уезда Недельским о найденном им в Озерках трупе Георгия Гапона:
«30 сего апреля по просьбе госпожи Звержинской в присутствии местного урядника Людорфа была вскрыта квартира (дача.— Ф. Л.), и все оказалось в порядке, только одна комната была заперта на висячий замок, вследствие чего был приглашен слесарь Александр Либауэр, в присутствии которого и понятых дворников Конского и Матвеева был обнаружен повешенный или повесившийся человек, по всем признакам и по сличению с фотографической карточкой напоминавший бывшего священника Георгия Гапона. Веревка, на которой висит тело, обыкновенная для сушки белья, довольно толстая, повешена на незначительную железную вешалку, тело находится в сидячем положении, ноги согнуты в правую сторону, около, справа, валяются 2 галоши, слева — темно-серая мерлушковая шапка, покрыт меховым пальто с бобровым воротником, один рукав которого завязан тонкой веревкой. Повешенный одет в темно-коричневый жилет, сверх которого надет черный пиджак, под цветной сорочкой — фуфайка коричневого цвета, на ногах черные брюки и сапоги, при нем черные часы с цепочкой, а также обратный билет Финляндской железной дороги II класса от 28 марта, а на столе разостлан номер газеты «XX век» от 27 марта, и на этой газете белый ситный хлеб около 2-х фунтов Около этажерки, вблизи ног покойного, валяется его галстук и стекла от разбитого стакана, и вблизи — пивная бутылка, наполненная какой-то жидкостью. Повешенного человека дворники в лицо никогда не видели.
Пристав Невельский» [518].
Через три дня состоялись похороны. Они подробно описаны в рапорте Петербургского уездного исправника:
«В дополнение рапорта от 30 минувшего апреля за № 1297 доношу вашему превосходительству, что сего мая тело убитого Георгия Гапона предано земле на Успенском городском кладбище, что по Финляндской ж. д., похороны окончились в 1 1/2 час. дня и прошли спокойно. Обедня началась в 10 час. утра, и к этому времени стал стекаться рабочий народ, которого было до 200 человек, в числе рабочих были женщины. На похоронах находились приехавшие из Териок (Зеленогорск.— Ф. Л.) возлюбленная покойного М. К. Уздалева и подруга ее В. М. Карелина. На могилу покойного возложены венки: 1) с красной лентой, с портретом Гапона, с надписью: „9 января, Георгию Гапону от товарищей-рабочих, членов 5-го отдела"; 2) с черной лентой: „Вождю 9 января от рабочих", 3) с красной лентой: „Истинному вождю революции 9 января Гапону"; 4) с красной лентой: „Дорогому учителю от Нарвского района 2-го отделения" и 5) с красной лентой: „Василеостровского отдела от товарищей многоуважаемому Георгию Гапону». Собравшиеся рабочие пропели похоронный марш, начинающийся словами: „Вы жертвою пали...", затем стали говорить на могиле речи рабочие: что Гапон пал от злодейской руки, что про него говорили ложь и требовали отмщения убийцам. Затем послышались среди присутствующих крики: месть, месть, ложь, ложь. После этого пропели вечную память, и, исполнив гимн «Свобода», начинавшийся словами: „Смело, товарищи, в ногу", все рабочие покинули кладбище, закусив в буфете, и спокойно разошлись.
На могиле похороненного поставлен деревянный крест с надписью: „Герой 9 января 1905 г. Георгий Гапон “.
Сделанный мной по случаю похорон усиленный наряд полиции из урядников и стражников на Успенском кладбище снят.
Исправник Колобасов
№ 1297 3 мая 1906 года» [519].
М. В. Карелина — жена А. Е. Карелина, М. К- Уздалева — сожительница Гапона. Гапон соблазнил ее, когда она была воспитанницей Ольгинского приюта.
Труп Гапона провисел на даче в Озерках более месяца. А ведь полиция должна была его искать. Искала ли она его? Рачковский знал от Гапона о цредстоящем свидании с Рутенбергом в Озерках. Как известный эсер и предполагаемый секретный агент, Рутенберг бесспорно находился под наблюдением полиции (вспомним молодого Рачковского и слежку за ним, организованную III отделением). Гапон исчезсреди бела дня, а Рутенбергу позволили беспрепятственно скрыться. Странно. Наши рассуждения строятся на том, что политический сыск работал и Рутенберга не прозевали. Но если он работал, то рачковский обязательно был осведомлен, на какой именно даче, когда и кем был повешен Гапон.
Будучи человеком умным и наблюдательным, вицедиректор Департамента полиции быстро понял, что из себя представляет Гапон. Его общение с бывшим героем девятого января напоминает игру коварной кошки с тупой и тщеславной мышью. Приведу один из монологов Рачковского, записанный Рутенбергом со слов Гапона: «Ведь вот вы говорите, что теперь у вас никаких революционных замыслов нет; вы бы нам доказали это как-нибудь. (...) Вот я стар. Никуда уже не гожусь. А заменить меня некем. России нужны такие люди, как вы. Возьмите мое место. Мы будем счастливы» [520].
