Лоуренс Рис - Освенцим: Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса»
Как видно и из современных свидетельств, и из зарытых писем, зондеркоманды участвовали в процессе убийства практически на всех его этапах; но такое участие становилось особенно активным, когда в крематорий на смерть привозили сравнительно небольшие группы людей. В таких случаях газовые камеры оказывались слишком большими, чтобы убивать «эффективно», и фашисты прибегали к более традиционным методам. «Бывало так, что привозили всего пятьдесят человек, – говорит Дарио, – и нам приходилось тащить их, схватив за уши, а эсэсовцы стреляли им в спину». По его воспоминаниям, в таких случаях «было очень много крови».
Парадоксально, но, хотя в течение рабочего дня членам зондеркоманд приходилось выступать свидетелями описанных ужасов, жили они в довольно неплохих условиях – конечно, по сравнению с остальными заключенными. Моррис и Дарио спали наверху крематория, в кроватях, которые были не такими грязными и в них не так кишели блохи, как на нарах в обычных бараках. По вечерам они сидели на кроватях и делились воспоминаниями о своей прежней жизни, а иногда даже пели греческие песни. Кормили их тоже лучше, чем остальных обитателей Освенцима, а иногда им даже перепадала водка. Такая жизнь была для них возможной потому, что зондеркоманды получали такой же доступ к ценностям, как и заключенные, работавшие в «Канаде». В процессе убийства у них случались кой-какие возможности «организовать» себе вещи.
Именно они должны были собирать одежду, оставшуюся в гардеробной, и они часто находили припрятанные продукты или ценности: излюбленным тайником для золота и бриллиантов была обувь. Кроме того, во время постыдной процедуры обыска в попытке найти драгоценности, они, подчиняясь приказу, обыскивали и естественные отверстия в трупах тех, кто был удушен газом.
Предполагалось, что все ценности передаются капо, а те, в свою очередь, передадут их эсэсовцам. Но, как и в случае с другими заключенными в «Канаде», члены зондеркоманды могли скрыть часть украденного и попытаться продать его на процветающем черном рынке Освенцима: либо выменять на что-то у заключенных, по самым разным причинам приходившим на территорию крематория, выполняя какую-то работу (например, у пожарников), либо напрямую у эсэсовцев. Таким образом, члены зондеркоманды могли пополнять свой скудный официальный рацион такими деликатесами, как салями, или сигареты, или алкоголь. Миклош Нисли, судмедэксперт и патологоанатом, также оказавшийся среди заключенных Освенцима, вспоминает, как выглядела выставлявшаяся на торги пища: «Стол ломился от груды самых разнообразных блюд. Здесь было все, что депортированные могли забрать с собой, в неизвестное будущее: разнообразные консервы, желе, несколько видов салями, пирогов и шоколада»14. Он вспоминает, что «ожидающий нас стол был покрыт тяжелой парчовой скатертью с золотым шитьем; там стояла посуда из тонкого фарфора с вензелями; приборы все были сплошь серебряные – и все это тоже некогда принадлежало депортированным».
Разумеется, даже такая трапеза совершенно не компенсировала ужасов жизни зондеркоманды. И несложно представить – особенно после рассказа Дарио Габбаи о том, как он закрывал свой разум и действовал «как робот», – что все чувства зондеркоманды атрофировались в результате тошнотворной ежедневной работы. Но один очень яркий случай в жизни Морриса и Дарио показывает, что это было не так, и в них по-прежнему тлел огонек человечности, который нацистам так и не удалось загасить окончательно. Однажды, летом 1944 года, в группе больных заключенных, которых пригнали в крематорий на расстрел, они увидели своего родственника.
Они понимали, что не могут его спасти – крематории были окружены высокими заборами, – но Моррису хотелось предпринять хоть что-то, чтобы облегчить последние минуты жизни несчастного: «Я подбежал к нему и спросил: “Есть хочешь?” Разумеется, есть хотели все. Все умирали от голода. И он говорит мне: “Да, очень, очень хочу”». Когда он увидел перед собой родственника, ослабевшего от голода, то решил, что стоит рискнуть. Улучив момент, когда капо отвернулся, Моррис помчался наверх, в свою комнату, схватил банку тушенки, открыл ее и ринулся обратно, торопясь угостить близкого человека: «Он проглотил все за минуту – так есть хотел. А потом его убили». Возможно, бег туда-сюда по лестнице с целью предоставить родственнику последнюю трапезу на этом свете и не кажется нам проявлением героизма, но в контексте жизни членов зондеркоманды, влачивших существование в условиях постоянного, колоссального стресса – в условиях ужаса, который можно сравнить с самыми страшными страницами истории, – такой поступок действительно заслуживает подобной оценки.
Тем временем, к концу первой недели июля 1944 года, в Освенцим из Венгрии отправили уже почти 440 тысяч человек, и подавляющее большинство из них были убиты сразу по приезду. А значит, сказки, которые после войны рассказывал Эйхман, – что он якобы очень хотел, чтобы миссия Бранда увенчалась успехом, – в свете этой ужасающей статистики полностью раскрывают свою суть. Ведь поезда стали прибывать в Освенцим до того, как Бранд уехал из Будапешта, и они неутомимо продолжали прибывать все то время, что он пытался заинтересовать западных союзников предложением нацистов.
19 мая, как только самолет приземлился в Турции, Бранд связался с турецким отделением Еврейского агентства, представителями еврейского руководства в Палестине, в отеле «Пера палас» в Стамбуле. Там он торопливо объяснил им суть предложения Эйхмана и поделился сомнениями в том, что британцы согласятся поставить грузовики немцам. Но Бранд считал, что это не будет иметь значения, если только союзники придумают какое-нибудь встречное предложение, просто чтобы затянуть переговоры. К сожалению, Бранд выяснил, что никто из высших чинов Еврейского агентства не сможет с ним встретиться, а отправить телеграмму в Иерусалим считается делом совершенно немыслимым, и новости приходится доставлять в Палестину по старинке, через гонцов. Это стало началом длительного процесса утраты иллюзий для Йоэля Бранда.
Только 26 мая глава Еврейского агентства в Палестине сообщил британскому дипломату сэру Гарольду Макмайклу о предложении немцев. Однако британцы практически мгновенно отвергли вариант развития событий, разработанный Брандом, поскольку решили, что это внесет раскол между Западными союзниками и Советским Союзом. Британская Комиссия по приему и размещению беженцев, подчинявшаяся военному кабинету министров, собралась 30 мая и пришла к выводу, что предложение Эйхмана представляет собой грубый шантаж, и, следовательно, не может быть принято. Американцы не замедлили занять такую же позицию, и, стараясь как можно быстрее сообщить о происходящем Сталину, уже 9 июня информировали Москву о поступившем от нацистов предложении. Заместитель министра иностранных дел СССР, полностью придерживаясь отведенных временных рамок, 19 июня ответил, что его правительство не считает «допустимым»15 вести какие-либо переговоры с немцами по данному вопросу.
Тем временем, Бранд и его попутчик Банди Грош оказались под надзором британцев, и теперь основное внимание привлекала именно несуразная фигура Гроша. В середине июня последнего перевели в Каир, где его допрашивали британские разведчики, и озвученная им версия событий вызвала всеобщее удивление. Он заявил, что миссия Бранда представляла собой лишь отвлекающий маневр для миссии самого Гроша. Его, Гроша, отправили на Восток, чтобы он передал приказ Гиммлера поспособствовать встрече на территории нейтрального государства высокопоставленных британских и американских чиновников, а также – двух-трех шишек из СД, собственной разведслужбы Гиммлера. Цель тайной встречи состояла в том, чтобы обсудить отдельный мирный договор с Западными союзниками, после чего, объединившись, вести войну против СССР.
В том мрачном мире, в котором жил Грош – ходили слухи, что он был, по крайней мере, «тройным» агентом и работал на всех, готовых платить (и всех предавал), – совершенно невозможно с точностью указать на истинные мотивы, лежавшие за предложением, которое он сделал британцам в Каире. Но оно действительно исходило от Гиммлера16, и совершенно очевидно, что рейхсфюрер СС действительно запускал этот пробный шар в своих интересах. Между собой и Грошем Гиммлер составил достаточный буфер (в виде Клагеса и остальных), и с легкостью отрекся бы от этого предложения, если бы оно перестало быть тайным. Аналогичным образом, если бы Западные союзники решили принять его условия, у Гиммлера появилась бы интригующая возможность либо организовать утечку информации и тем самым внести раздор в отношения Великобритании, США и Советского Союза, либо довести сделку до логического конца.
Разумеется, ни британцы, ни американцы никогда не рассматривали предложение Гроша всерьез, и в свете сегодняшнего дня тяжело поверить, что оно вообще могло прозвучать. Но оно превосходно раскрывает менталитет ведущих деятелей нацистской партии, особенно Гиммлера, в тот решающий момент международного конфликта. Очевидно, он понимал, что война приняла неблагоприятный для Германии поворот, и это обстоятельство сыграло чрезвычайно важную роль в предложении данной сделки; однако не стоит сбрасывать со счетов и сильную идеологическую составляющую. Говоря проще, Гиммлер, как и практически все члены партии нацистов, скорее всего, никогда не мог понять, почему Великобритания и Соединенные Штаты вступили в союз со Сталиным. Нацисты всегда мечтали создать альянс с Великобританией против Советского Союза. С точки зрения Гитлера, Германия должна была стать господствующей державой в континентальной Европе, а Великобритания посредством Британской империи – морской супердержавой. Но в 1940 году Уинстон Черчилль отверг всякую возможность англо-нацистского партнерства. Гнев за провал во внешней политике оказался таким яростным, что он терзал бывших нацистов даже после окончания войны. Несколько лет тому назад бывший член СС, у которого я собирался взять интервью, поприветствовал меня такими словами: «Как такое вообще могло случиться?» Думая, что он говорит об уничтожении евреев, я выразил ему свою радость по поводу такого отношения к военным преступлениям нацистов. «Да я не о том, – отмахнулся он. – Я хочу понять, как могло случиться, что Великобритания и Германия в результате стали сражаться друг против друга? Это настоящая трагедия. Вы потеряли свою Империю, моя страна лежала в руинах, а Сталин захватил Восточную Европу».
