Артур Конан-Дойль - Сэр Найджел
Бамбро обернулся к остальным.
- Коли случится так, благородные господа, я желаю, чтобы дальше командовал мой оруженосец Крокар.
Наступило молчание, рыцари сердито переглянулись. Первым его нарушил Ноллес:
- Я исполню твое желание, Ричард, хотя нам, рыцарям, и невместно подчиняться оруженосцу. Но сейчас не время для раздоров между нами, а я слышал, что Крокар достойный и доблестный воин. И потому клянусь тебе спасением души, что подчинюсь ему, если ты падешь.
- И я, Ричард, - промолвил Калверли.
- И я! - воскликнул Белфорд. - Но чу! Слышите трубы? А вон за деревьями мелькают значки.
Все обернулись и, опираясь на укороченные копья, начали следить за приближением жосленцев, чей отряд показался на опушке леса. Впереди ехали трое герольдов в табарах с горностаями Бретани и дули в серебряные трубы. Позади них высокий всадник на белом коне держал знамя Жослена - девять золотых кружков на червленом поле. Далее появились попарно бойцы пятнадцать рыцарей и пятнадцать оруженосцев, каждый со своим значком. За ними следовал на носилках престарелый епископ Ренна, держа в руках виатикум и елей, дабы не оставить умирающих без утешения и забот церкви. Процессию завершали толпы жителей Жослена, Гегона и Эллеона обоего пола, а также гарнизон замка (как и английский - без оружия). Голова длинной колонны выехала на луг, когда хвост ее еще терялся в лесу. Бойцы воткнули в землю свое знамя и привязали коней напротив англичан, а зрители окружили луг плотной стеной.
Англичане внимательно всматривались в гербы своих противников, ибо бьющиеся по ветру значки и яркие плащи говорили языком, понятным всем. Впереди было лазурное знамя Бомануара с серебряными пересекающимися полосами. Маленький паж держал другое поменьше с его девизом: "J'aime qui m'aime" {Люблю того, кто любит меня (франц.).}.
- А чей это щит за ним? - спросил Ноллес. - Серебряный с алыми полукружьями?
- Его оруженосца Гийома Монтобона, - ответил Калверли. - А вон золотой лев Рошфора и серебряный крест Дюбуа Сильного. Трудно пожелать противников лучше. Взгляни, вон лазурные кольца молодого Титиньяка, который сразил моего оруженосца Хьюберта в прошлый день Петра в веригах. С помощью святого Георгия я отомщу за него еще до вечера!
- Клянусь тремя германскими императорами! - проворчал Крокар. - Нынче нужно будет хорошо рубиться! Никогда еще я не видел, чтобы столько могучих бойцов собрались вместе. Вон там Ив Шеруэль, которого прозвали Железным. Каро де Бодега, с кем я не раз скрещивал меч. Это его три горностаевых кольца на червленом поле. И левша Ален де Каране. Не забывайте, он наносит удар по боку, не прикрытому щитом.
- А кто этот коротышка? - спросил Найджел. - С серебряно-черным щитом? Клянусь святым Павлом, видно, сильный боец, с которым завидно схватиться! Ведь в плечах он поперек себя шире.
- Это сеньор Робер Рагенель, - ответил Калверли; который за годы, проведенные в Бретани, успел хорошо узнать большинство тамошних рыцарей. Говорят, он может взвалить себе на спину лошадь. И берегись прямого удара его булавы - от него не спасут никакие доспехи. Но вот и сам добрый Бомануар. Пора и начинать.
Бретонский вождь построил своих бойцов в шеренгу напротив англичан и, перейдя луг, пожал руку Бамбро.
- Клянусь святым Кадоком, приятная встреча, Ричард! - сказал он. - И способ не нарушить перемирие нам удалось отыскать превосходный.
- Да, Робер, - ответил Бамбро. - И мы весьма тебе признательны. Вижу, ты не пожалел трудов, дабы собрать против нас достойнейшее общество. Если все они нынче падут, найдется ли в Бретани хоть один благородный дом, который не посетит скорбь?
- Увы, из самых знатных тут нет никого, - ответил Бомануар. - Ни единого Блуа, Леона, Рогана или Конана. Однако все мы люди благородной крови и готовы вступить в бой для угождения нашим дамам и из любви к высокому рыцарскому сословию. А теперь, любезный Ричард, какова будет твоя воля касательно нашей встречи?
- Будем продолжать, пока сможем держаться, ибо редко сходятся столько отважных бойцов, и следует, чтобы каждый мог помериться силами не с одним, но с многими.
- Ричард, слова твои верны и мудры. Будь по-твоему. Когда герольд подаст знак, пусть каждый бьется, с кем и как ему по вкусу. А коли кто-нибудь посмеет ворваться на луг, он будет повешен на том дубу!
С поклоном он опустил забрало и вернулся к своим бойцам, которые, сверкая всеми цветами радуги, благочестиво опустились на колени, дабы принять благословение старого епископа.
Герольды объехали луг, остерегая зрителей, а затем встали по сторонам двух длинных шеренг, выстроившихся на расстоянии пятидесяти шагов друг от друга. Все забрала были опущены, каждый был закован с головы до ног в броню - у некоторых отливающую медью, но у большинства сверкающую железом. Видны были только их глаза, горящие в темных прорезях забрала. Несколько мгновений они простояли так, слегка пригнувшись, готовые к бою.
Затем с громким криком "Allez!" {Вперед! (франц.).} герольд резко опустил поднятую руку, и обе шеренги двинулись вперед со всей быстротой, какую допускало тяжелое вооружение, и сошлись на середине луга под резкий лязг металла. Словно шестьдесят кузнецов разом ударили по шестидесяти наковальням. Тут, подбодряя своих, завопили зрители, и в их разноголосом хоре потонул даже шум схватки.
Противникам так не терпелось поскорее сойтись, что в первые же секунды всякое подобие порядка нарушилось - возник бешеный гремящий водоворот, в котором каждого бойца швыряло то туда, то сюда. Не успев скрестить меча с одним, он уже оказывался перед другим, наносил и получал удары и в общей толчее думал только о том, как поразить копьем или сокрушить боевым топором любого, кто возникал в поле его зрения, ограниченного забралом.
Увы, судьба была сурова к бедному Найджелу и его мечтам о славном подвиге! Но жребий его был жребием храбреца, ибо пал он первым. Исполненный сладких надежд, он постарался занять место в шеренге напротив Бомануара и ринулся прямо на вождя бретонцев, памятуя, что по уговору причиной этой встречи была ссора между ними. Но не успел до него добраться, как столкнулся с собственными товарищами и, будучи легче весом, был отброшен на левшу Алена де Каране с такой силой, что оба с грохотом повалились на землю. С ловкостью кошки Найджел вскочил на ноги и наклонился над бретонским оруженосцем, и тут на подставленный под удар затыльник его шлема опустил булаву могучий карлик Рагенель. Найджел упал ничком. Изо рта, носа и ушей у него хлынула кровь, и он остался лежать под ногами сражающихся, а над его бесчувственным телом кипел великий бой, которого так жаждала его пламенная душа.
Впрочем, он недолго оставался неотмщенным. Железная палица Бедфорда уложила карлика Рагенеля, но тут же сам Белфорд упал под мечом Бомануара. Порой одновременно на земле лежало до десятка бойцов, но такими крепкими были доспехи, а сила удара с таким искусством парировалась или смягчалась щитом, что товарищи поднимали упавших, и они снова бросались в сечу.
Однако другим уже ничто помочь не могло. Меч Крокара сорвал правое оплечье с бретонского рыцаря Жана Руссело, обнажив шею и плечо. Тщетно тот пытался прикрыть уязвимое место щитом: левая рука туда почти не дотягивалась, а увернуться он тоже не мог, так как со всех сторон сражались другие пары. Несколько минут Руссело удачно оборонялся, но затем топор опустился на обнаженное плечо и по рукоять вошел в грудь рыцаря. В тот же миг смерть настигла и второго бретонца, Жоффруа Меллона, юного оруженосца, Черный Саймон вонзил меч в плохо защищенное место у него под мышкой. Еще три бретонца - Ив Шеруэль, Каро де Бодега, оба рыцари, и оруженосец Тристан де Пестивьен - были отрезаны от своих товарищей и, упав на землю под ударами окруживших их англичан, должны были либо выбрать смерть, либо сдаться. Они отдали мечи Бамбро и, покрытые ранами, отошли в сторону, с горечью наблюдая за бушующей на лугу схваткой.
Она уже длилась двадцать минут без единой передышки, и бойцы настолько изнемогли от тяжести доспехов, от потери крови, оглушающих ударов и собственных яростных усилий, что еле держались на ногах и с трудом поднимали оружие. Необходим был перерыв, иначе битва так и осталась бы нерешенной.
- Cessez! Cessez! Retirez! {Прекратите! Прекратите! Отойдите! (франц.).} - кричали герольды, пришпоривая коней и разделяя измученных бойцов.
Медленно мужественный Бомануар отвел двадцать пять своих бретонцев на край луга, где они открыли забрала и растянулись на траве, пыхтя, как собаки в жаркий день, и вытирая пот с налившихся кровью глаз. Между ними с кувшином анжуйского вина сновал паж, и каждый осушил по чаше - все, кроме Бомануара, который столь строго соблюдал пост, что не позволял себе до заката ни глотка пищи, ни глотка воды. Он расхаживал среди своих бойцов, хрипло, еле ворочая пересохшим языком подбодрял их, втолковывая, что англичане почти все ранены и некоторые так тяжело, что едва стоят на ногах. И пусть до сих пор бой складывался не в их пользу - до сумерек еще пять часов, а за такой срок многое может произойти, прежде чем уложат последнего, из них.
