Константин Писаренко - Тайны раскола. Взлет и падение патриарха Никона
Впрочем, маневр с патриархами в конечном итоге обернулся конфузом. В Стамбул (Царьград) с пригласительными грамотами иеродиакон Мелетий отправился в январе 1663 г., путешествовал с полтора года. Разумеется, святейший квартет Москву разочаровал, предложив обойтись как-нибудь без него. Против смещения Никона нисколько не возражал. Гонец вернулся в Москву 30 мая (9 июня) 1664 г., то есть после фиаско похода Яна-Казимира на Левобережье. Вроде бы реакция Константинополя поспела как нельзя вовремя, и надлежало немедленно оживить работу оргко-миссии. Однако царь предпочел не торопиться.
Вместо собора священного 5 (15) августа 1664 г. монарх созвал собор архиерейский, чтобы избрать митрополита Крутицкого Питирима митрополитом Новгородским и уже 6 (16) августа 1664 г. хиротонисовать в новом сане. Формально Питирим удостоился повышения. Фактически угодил в отставку, ибо блюститель Патриаршего престола по закону — именно митрополит Крутицкий (Сарский и Подонский). 22 августа (1 сентября) им стал архимандрит Чудова монастыря Павел. А Павел — противник «боголюбцев». Судя по всему, летом 1664 г. у Алексея Михайловича возникли нешуточные опасения относительно активизации религиозных радикалов, которую они могли приурочить к открытию собора. Государь не исключал, что будет предпринята попытка распропагандировать священство в пользу избрания патриархом кандидата-противника обрядовой реформы. А чье слово способно, если не совсем нейтрализовать, то, по крайней мере, существенно приглушить голос оппозиции? Верно, вселенских патриархов. Посему Мелетию Греку опять выпало отлучиться на юг и всеми правдами и неправдами добиться приезда в Москву в идеале всех, на худой конец одного из греческих первосвятителей. А предварительно, в середине июля, в Молдавию, где обретался патриарх Иерусалимский Нектарий, царь откомандировал за тем же двух соотечественников иеродиакона — Василия Иванова и Кондратия Дмитриева. Ну, вдруг им посчастливится к зиме привезти одного архипастыря в Москву.
Второй вояж Мелетия к османам царь санкционировал 18 (28) сентября 1664 г. Через неделю учитель пения в компании с Перфирием Оловянниковым и земляком Стефаном Юрьевым покинул столицу. Спустя еще месяц государь приставил к лидеру боголюбцев особого опекуна в лице нового архиепископа Вологодского Симона. Положение поднадзорного, похоже, сподвигло Неронова на демарш — поднесение Алексею Михайловичу в селе Хорошево 6 (16) декабря 1664 г. двух ходатайств. Первое молило о прощении Аввакуму, высланному в августе в Пустоозерск. В другой челобитчик взывал, как встарь: «Даждь, благочестивый царю, пастыря церкви!» И критиковал августейшее намерение судить Никона, а не деяния патриарха: «Собор же о нем велие безчестие всему государству и посмех во окрестных странах». Обмолвился автор и о заветном: лучше бы «собору быти… о исправлении церковном». И, кроме того, сдобрил текст изрядными реверансами в адрес Ионы Ростовского, Александра Вятского, Паисия Лигарида.
Полагаю, дерзкая выходка Неронова — бой арьергардного характера, в целях самозащиты. Монах продемонстрировал свою лояльность, ибо, как верный подданный, официально и честно известил государя о личных взглядах на кризис в области церковного управления и так же официально попросил смягчить наказание давнему приятелю, опальному протопопу переводом в Спасо-Игнатьеву пустынь. Между тем Романов привык к подвохам со стороны Неронова и в искренность челобитья не поверил. Наоборот, визит старца крайне усугубил тревогу царя и в итоге подтолкнул к разгрому ядра партии, Нероновым выпестованного. Что государь и осуществил ровно через год, в преддверии появления в России греческих патриархов.
Актуальность их приглашения в Москву аресты «боголюбцев» и процесс над ними нисколько не уменьшили, ибо оппозиционеров сокрушили структурно, а не идейно. Повлиять на симпатии, нет, не народа, который постепенно приобщался к новым обрядам, а высших слоев, как светских, так и церковных, от четырех иерархов с Востока и требовалось. Потому с таким нетерпением Алексей Михайлович зачитывал рапорты Мелетия с разных концов Османской империи. Агент московского двора потратил два года на исполнение миссии. В январе 1665 г. под Тырново Стефан Юрьев без труда (Иванов и Дмитриев ведь не зря ездили) убедил патриарха Иерусалимского Нектария приехать в Россию. С февраля по апрель он же беседовал о том с патриархом Константинопольским Дионисием в Стамбуле. Мелетий проводил товарища до Босфора, откуда сам поспешил в Египет, к патриарху Александрийскому Паисию. Тот быстро согласился посетить Москву. Вдвоем они 25 мая (4 июня) 1665 г. устремились в Триполи (резиденцию Антиохийского патриарха Макария), а оттуда — в Грузию, где Макарий находился. До Тифлиса (Тбилиси) добрались в октябре. Но с Макарием встретились в Шемахе (западнее Баку) только весной 1666 г. Морем отплыли в Астрахань. Достигли города 21 июня (1 июля) 1666 г. Через Царицын и Саратов 2 (12) ноября 1666 г. приехали в Москву.
Если фортуна Мелетию благоприятствовала, то у второго грека дело не сладилось. Мало того, что Дионисий не соблазнился повидать Россию. Так и Нектария Иерусалимского надоумил нарушить обещание. Нашептал об османских интригах: мол, коли поедешь, «во Иерусалиме соборную церковь отдадут турки армениям». Нектарий, сбитый с толку, помчался домой спасать имущество православной церкви. Однако цареградцу и этого показалось мало. Делегировав Паисию Лигариду права на звание патриаршего экзарха, Дионисий позднее дезавуировал выданный мандат, обозвав документ «плевелой», а митрополита «папежником». Впрочем, Алексея Михайловича козни вредного старика не слишком расстроили. Его вполне удовлетворило прибытие в Москву и половины от запланированного…
Уже 7 (17) ноября 1666 г. священный собор в расширенном составе (два патриарха, тринадцать митрополитов, восемь архиепископов, пять епископов, двадцать пять архимандритов, шесть игуменов, тринадцать протопопов, из них девять архиереев и пять монастырских настоятелей греки, по два представителя от Украины, Сербии и Грузии) возобновил заседания. Три недели иерархи знакомились с обстоятельствами самоотречения Никона, после чего 28 ноября (8 декабря) Алексей Михайлович послал за ним в «Новый Иерусалим». Отшельник отпирался двое суток, послушался с третьей попытки, после угрозы применить силу, и 1 (11) декабря явился в Москву. Суд был скоротечен — три дня — 1 (11), 3 (13) и 5 (15) декабря — дискутировали в Столовой палате царского дворца, один день — 12 (22) декабря — в патриаршем Крестовом покое оглашали решение.
Никон о раскаянии не помышлял, потому заботился об одном — не уронить собственного достоинства. Ведь это — все, что ему оставалось. Слишком долго он выжимал покаяние из царя. Опомнился в декабре 1664 г. Видно, аудиенция в Хорошево впечатлила. 18 (28) декабря 1664 г. около двенадцати часов ночи, то есть почти на рассвете, «собинный друг» пожаловал в Успенский собор, чтобы воссесть на престол, пустовавший шесть с половиной лет. Служивший всенощную митрополит Ростовский Иона, естественно, растерялся и не мешал владыке встать на патриаршем месте и начать распоряжаться. Только второе владение посохом митрополита Петра закончилось еще быстрее первого, часа через два-три. Алексей Михайлович, услышав о самовольстве, тут же велел незваному гостю возвратиться туда, откуда пришел. И «гость» подчинился.
Государь по-прежнему неплохо относился к изгнанному патриарху, но руководить московской державой, имея в партнерах столь импульсивную и эгоистичную особу, конечно же, не желал. Никон еще мог рассчитывать на приватную дружбу с прежним учеником, без претензий на власть. Увы, то, что осознал Неронов, патриарх-реформатор то ли не понял, то ли не захотел понять. Вот 12 (22) декабря 1666 г. и услышал о том, что патриаршего сана отныне лишается, а во избежание каких-либо эксцессов на манер пришествия в Успенский собор четыре года назад отсылается на вечное житье в Ферапонтов монастырь подле Белого озера.
Удивительный парадокс истории. Человек, спасший дело князя И.Б. Черкасского от краха, затем согрешивший и запутавшийся, однако не раскаявшийся, завершил политическую карьеру в опале и ссылке. Его соперник и враг, всемерно мешавший ему спасать страну, не брезговавший ничем ради достижения цели, тем не менее в конце концов пожалевший о содеянном, заслужил и прощение, и даже поощрение (звание архимандрита). А возгордившегося Никона как будто карало само Провидение. Стоило царю Федору Алексеевичу вознамериться приблизить к себе изгоя, с июня 1676 г. по воле патриарха Иоакима коротавшего дни в более строгой Кирилло-Белозерской обители, как жизненные силы оставили Никона, и но пути в Москву в стенах ярославского Спасского монастыря 17 (27) августа 1681 г. он умер. Между тем при дворе поговаривали о том, что молодой государь замыслил провозгласить старца чуть ли не русским «Папой или главой всех русских церквей»…
