Лев Исаков - Русская война: дилемма Кутузова-Сталина
Французское наступление началось в 6 часов, вполне определилось в 8, т. е. признаки массового перевода войск должны были вполне проявиться к 10 часам, между тем и в 10 часов французы имели налицо перед собой все те же 3 пехотных корпуса Багратиона и Тучкова, с прибавлением некоторых других войск, которые можно было оценить не более как выдвижение обычных частных поддержек – 3 других русских пехотных корпуса на линии толи заснули, толи к чему-то готовились, отсутствовала Гвардия, не было видно обычно так мозоливших глаза казаков, куда-то подевалась большая часть легкой регулярной кавалерии… Первое крупное перемещение войск от Барклая налево – перевод корпуса Багговута был произведен таким образом, с крайнего правого на крайний левый фланг позиции, что будь оно даже вскрыто, скорее бы озадачило противника, нежели прояснило обстановку… русские как будто не обращают внимание на французскую угрозу в районе Багратионовых флешей – между тем оно оказалось совершенно не замеченным и проявилось только когда Жюно, как медведь пчелами облепленный русскими егерями, выдрался из леса прямо на Багговута около 11 часов.
И в этот момент жесточайшего сцепления воли, желаний, зоркого разума, корсиканской страсти – грохот! пыль!
– Cazak! Cazak!
Рейд Уварова – Платова.
– … русские прорвались!
– … их видят у Беззубова, Войны, Валуево (!?!?)
– … сейчас грянет удар!
Проглядел?!?!
Редчайший случай в его практике – на доли часа Наполеон утратил спокойствие, оставив в разгар сражения командный пункт, устремился к переправам, и это не срыв перенапряженных нервов – бросок на нечто ожидаемое. Его первый приказ, в презрение собственного правила «Перемена в приказах ведет к беспорядку», остановить дивизию Клапареда из Молодой Гвардии, уже двинутую к Курганной батарее; на 1,5 часа приостанавливаются боевые действия, возникает явственная пауза – шум, гром, но нет атак! – слишком дорогая и немедленно выложенная цена за истерики обозников, сколько их уже было, в Египте, Германии, Италии, Испании! Эта готовность мгновенно все остановить, собрать войска, развернуться – прямо свидетельствует, что он постоянно ждал нечто подобное, и видел в нем нечто более серьезное, чем простая диверсия бродячей конницы за флангом – начало «другой» битвы; что опасность своего решения, создающего пусть отражаемую, но реальную угрозу прорыва русского правого фланга на Новую Смоленскую дорогу он знал, и ни на миг не забывал. Любопытно свидетельство Сегюра, вечером 25-го августа (6 сентября), говоря о возможных потерях, император обронил удивившую его фразу «Но у меня 80 тысяч войска – я одержу победу и войду в Москву с 60-ю тысячами», как бы напрочь исключая из расчетов всю Гвардию и Кавалерию, ведь войска было свыше 133 тысяч по перекличке перед сражением – не означала ли эта прорвавшаяся в слова тайна «внутреннего счета» придержки резерва последнего срока, трогать который он запрещал себе даже мысленно в ожидании боя с русскими на Левобережье, признание того, что этот бой может быть не только выбран, но и навязан… Серьезная группировка подвижных и ударных войск так и просматривается: Гвардия (20 тыс.) + 4 корпуса Мюрата (15 тыс.), а всего 15 тысяч отборной пехоты и 20 тысяч лучшей ударной кавалерии (считая вместе с гвардейской), и за ними перевод 1-2-х корпусов по обстановке… но и
«Что значит русский бой удалый
Наш рукопашный бой…»
Как тактическая операция рейд был позорно провален, то что не удалось двумя корпусами разбить слабенькую итальянскую кавалерийскую дивизию Орнано на заморенных конях при одном полку пехоты – и, кстати, пленить или уничтожить лучшего французского военачальника после Наполеона при Бородино Евгения Богарне, тоже бросившегося разбираться с тылами и оказавшегося вместе с Орнано под ударом – всецело на совести Уварова и Платова, единственных русских генералов, не представленных Кутузовым к награде за сражение. Как действие Кутузова, возвращавшее «опасно зашалившегося» Наполеона в рамки его воли совершенно удался, Наполеон закаменел в своем нежелании бросать Гвардию в огонь!
… Этим можно объяснить и мягкое обращение с горе-вояками: на попытку личного объяснения Уварова Кутузов только обронил – Я всё знаю, бог тебя простит, – Платов вообще остерегся показаться ему на глаза.
И в то же время, усиливая ноту непостижимо-загадочного, Кутузов снова замирает – высунулся, пошевелил, что-то прощупал и опять втянулся…
Может этим объясняется странный, нервно-обрывчатый разговор Наполеона с раненым и принесенным к нему героем-стариком генералом Лихачевым, которому он пытался вернуть шпагу и получил отказ принять ее, – с каким-то непонятным напряжённым интересом император-полководец расспрашивал русского воина, как велась последняя война с Турцией, и вроде бы хотел задать другой вопрос – а где сейчас Дунайская армия, не у Маслова ли?
Предельная централизация, хотя и обоснованная для данного случая достаточно жестким внешним общим очертанием единой задачи сокрушения русского левого фланга, не лучшим образом сказалась на деятельности наполеоновских маршалов – к сложным малозаметным особенностям местности они совершенно не применялись, вели бой громадными скученными массами в одной методе, которые переламывались, сминались, неоправданно уплотнялись или опасно разряжались рельефом местности. Как следствие, во французских атаках присутствовала постоянная несбалансированность действий по фронту, они как бы «наваливались» а не «обрушивались», вырождаясь из молниеносного общего прорубающего удара в волнообразное перемещение давления вдоль русской позиции, иногда до полного рассогласования, особенно в моменты нарушения визуальной связи, как это случилось во время 5-й атаки на флеши (около 10 часов – отстал Жюно) и 6-й (11 часов – Понятовский прекратил, Жюно начал, Мюрат слишком залетел с конницей перед колоннами Даву и Нея), что способствовало успеху 7-и (!) русских контратак, проводимых также грубо, но с отличным применением ко времени, срок задержки не более 15–20 минут от прорыва французов на русскую позицию, лишавший их возможности подтянуть артиллерию на занятые пункты и закрепиться там основательно – достижение Багратиона!
Кстати, под Канонадой этих атак рушится еще одна анти-кутузовская или анти-наполеоновская или, если хотите анти-кутузовская через принижение Наполеона версия о «роковом отказе» от глубокого обхода русского левого фланга через леса южнее Старой Смоленской дороги, мысль о котором высказал 24 августа (5 сентября) на военном совете Даву и которая понравилась Веллингтону и восхитила В.Г.Сироткина по его «критичности» к французскому военному гению, от этой идеи отказавшемуся. Помилуйте, сударь, если Жюно днем, в негустом перелеске между Семеновскими флешами и Старой Смоленской дорогой, при вестовой и слуховой связи с полем боя, оказался обложен егерями, сбился с пути, нарушил управление войсками и вышел из 5 километрового перехода с 1,5 часовым (!) опозданием – куда и когда вышел бы Даву с 40-тысячной массой после ночного марша через окраины густых лесов государственных дач и с чем? Можно точно сказать – без чего… Порядка! Артиллерии! Знания обстановки и места куда угораздило забрести! Полный гадательности сроки этого события! – Совокупность этих качеств, даже в отсутствие егерей, казаков, ополченцев обращает регулярную армию в вооруженное скопище, потенциально разгромленную толпу – при том, что отделение таких сил крайне опасно ослабляет армию, ставит ее под угрозу мощного опережающего удара, а русские еще в Смоленском эпизоде показали готовность перехватить такую удачу, не стало только энергии у Барклая-де-Толли ее исполнить во всем блеске раскованного дарования…
В действиях французской стороны наблюдается постоянная рассогласованность участвующих в бою родов войск – так, если русская артиллерия хорошо поддерживала свою пехоту и конницу огнем и даже маневром колесами, вплоть до жертвы собой, то французская оставляла их без огневого обеспечения при русских контр-атаках, так как совершенно не использовалась для подвижного сопровождения войск, что так важно при наступлении, и выдвигалась в занятые пункты только по полному их очищению, с большим опозданием. Она была губительна лишь для площадных целей и малоподвижных строев, в которых, увы, усердствовала русская сторона…
Французская конница постоянно залетала перед пехотой, а не развивала ее успех, моментами даже пыталась выполнять ее задачи, штурмуя в конном строю инженерные сооружения и восстанавливая тактику чуть ли не парфянских катафрактариев. Она поражалась всеми родами войск, всеми видами огня и оружия и растрачивалась чудовищно. Русская конница, действовавшая на контратаках из глубины, через интервалы колонн на отходящую смятую пехоту или атакующую расстроенную огнем конницу, сражалась в условиях своей тактической характеристики, с большим эффектом и умеренными потерями; ее недостатком было отсутствие стратегического массирования, в условиях состоявшегося боя впрочем не очень выразительным, но наличие такого массирования, подобного Общему Кавалерийскому Резерву Мюрата, могло придать сражению иной вид особенно в полдень, когда французская пехота обессилела, ее огонь нарушился, строй утратил устойчивость и непроницаемость.
