Виталий Поликарпов - История нравов России
Еще до Петра Великого на Руси эти «прелестницы», или «потворенныя бабы» (или «что молодые жены с чужими мужи сваживают»), занимались довольно искусно своим ремеслом. Они уже тогда весьма умело проникали в дома, прикидываясь торговками, богомолками и пр. Тогда разврат юридически квалифицировался одинаково с воровством и разбоем, хотя и не относился к разряду тяжких преступлений. При Петре Великом было обращено внимание, как уже отмечалось выше, на благопристойное поведение молодых людей, добродетелям и целомудрию девиц посвящены многие разделы книги «Юности честное зерцало». Одной из добродетелей является «девственное целомудрие, когда человек без всякого пороку… и без прелести плотские наружно и внутренне душою и телом чисто себя вне супружества содержит…». В нем превозносится девическое целомудрие и порицается непорядочная, блудливая девица, позволяющая себя «по всем углам таскать и волочить, яко стерва» (319, 147, 149).
Надо сказать, что в то время закон сурово карал неверность жен и жестоко казнил жену, не только изменившую мужу, но и убившую его. В качестве примера приведем рассказ английского посланника Ч. Витворта о казни за убийство мужа женщины, занимавшей хорошее положение в московском обществе. Сама казнь состоялась 19 ноября 1706 года: «В яму, вырытую на площади, женщину–убийцу опустили живою и засыпали ее там до плеч; затем прямо пред ее глазами поставили плаху, на которой тут же обезглавили прислужницу, помогавшую убийце; другого сообщника — управителя и любовника зарытой — повесили прямо над ее головой. Оба трупа оставались перед ней и это ужасное зрелище устранено было с глаз ее только 24 часа спустя по просьбе многих лиц; сама же она оставалась без пищи и питья до ночи 24‑го ноября, когда, наконец, землю вокруг нее прибили плотнее с целью ускорить смерть, иначе несчастная прожила бы еще два или три дня в ужасном положении» (242, 53).
В екатерининскую «златую эпоху» разврат не сократился; чтобы нарисовать картину нравов того времени, достаточно привести отрывок из письма одной «прелестницы» старого склада. Он живо показывает тогдашнее женское дело, по народному выражению, «перелестивое», «перепадчивое». Вот эти признания: «Расставшись с тобой, я отошла от госпожи, у которой мы вместе с тобой жили. Я пришла к Агафье, которая расхвалила меня, клялась, что я похорошела и сделалась видна и ловка. «Ты пришла очень кстати, — сказала она, — только перед тобою вышел от меня богатый господин, который живет без жены и ищет пригожую девушку с тем, чтобы она для благопристойности служила у него под видом разливательницы чая. Нам надобно сделать так, чтобы ты завтра пришла, немного ранее вечера, у меня есть прекрасная казимировая шинельда, точно по твоему росту; я ее на тебя надену, дам тебе мою шляпу, ты сама распустишь кудри на глаза, приукрасишься как надо, и когда все будет готово, то пошлем за господином». Как было говорено, так и сделано. Я понравилась господину, и мы условились, чтобы я в следующее утро пришла к нему с какою–нибудь будто матерью и под видом бедной девушки, которая бы и отдала меня к нему в услужение за самую незначащую цену. Ты знаешь плаксу Феклу; я наняла ее за рубль, и она жалкими рассказами о моей бедности даже прослезила всех слуг. При первом изготовленном самоваре господин за искусство определил мне в месяц по 50 рублей. Две недели все шло хорошо, но в одну ночь жена моего господина возвратилась из деревни и захотела нечаянно обрадовать его, подкралась на цыпочках и вошла в спальню. Остальное ты сама можешь понять. Кончилось тем, что меня выгнали…» (220, 156–157). Целая одиссея любовных похождений и плутовства кончилась тем, что эту «прелестницу» полиция отправила в Калинкину деревню — место для исправления «прелестниц» и наставления их на путь истинный.
Всем известна любовь русских к парной бане, в которой наряду с исхлестываением тела вениками применялись массаж и растирания. Обычай общего купания мужчин и женщин при сильном воздействии парной на половое влечение приводил к разврату. Поэтому указ Екатерины II приказывал владельцам общественных бань в городах устроить раздельные бани для мужчин и женщин. Им запрещалось допускать в женские бани мужчин, кроме необходимых для услужения, а также художников и врачей. После этого многие мужчины выдавали себя за врачей или художников, чтобы иметь возможность посещать женские бани.
Естественно, такие условия привели к обширному развитию в императорской России банной проституции. Немецкий исследователь начала XX века Б. Штерн отмечает, что в Польше, южной России, Одессе и на Кавказе хозяин бани без всякого требования со стороны купающего мужчины при водит к нему несколько девушек на выбор, чтобы он мог за определенную плату выбрать одну для растираний (209). В петербургских банях служитель задает посетителю вопрос, желает ли он блондинку или брюнетку, какого возраста и за какую плату; наряду с общими комнатами в них имелись и отдельные кабинеты за три рубля. В некоторых русских банях висели фотографии девиц, чтобы каждый мог выбирать по своему вкусу и потребностям.
В XIX веке в связи с развитием капиталистических отношений в императорской России начинают эволюционировать и нравы «падших женщин». Нельзя не согласиться с Вл. Мих–невичем, который в своей книге «Русская женщина XVIII столетия» пишет о прошлом веке: «Да и позднее, когда нравы поисшатались и развилось куртизанство, то и тогда ветреность, испорченность сердца и непостоянство чувства отличали преимущественно замужних женщин, искусившихся в опыте суетной жизни и деморализации века» (170, 158). Действительно, произошло дальнейшее падение нравов, возникают трущобы, где также промышляют «падшие женщины», или проститутки. В. Крестовский в «Петербургских трущобах» пишет, что в 1858 году увидел, как один мужчина бил полупьяную женщину, причем полицейский даже и глазом не моргнул, считая это обыденным делом. Затем из полуподвального помещения выскочило несколько оборванных женщин и утащили избиваемую к себе в приют, где шла «отвратительная оргия» (134, Кн.1, 28). Такие трущобы существовали не только в Петербурге, но и в Москве, Ростове–на–Дону, Одессе и других городах российской империи.
Прекрасный знаток трущобной жизни Москвы прошлого и начала нашего столетия В. А.Гиляровский описывает трактир на Хитровом рынке под названием «Каторга», где пьяные проститутки, зачастую избиваемые, сидели со своими «котами»: «Судьба их всех одинакова, и будущее каждой из них не разнится: или смерть в больнице и под забором, или при счастливом исходе — торговля гнилыми яблоками и селедками здесь же на рынке… Прошлое почти одинаковое: пришла на Хитров рынок наниматься; у нее нарочно, чтобы закабалить ее, «кот» украл паспорт, затем разыгрывая из себя благодетеля, выручил ее, водворив на ночлег в ночлежный дом — место, где можно переночевать, не имея паспорта… «Кот», наконец, сделался ее любовником и пустил в «оборот», то есть ввел в «Каторгу» и начал продавать ее пьяным посетителям… Прошло три–шесть месяцев, и свеженькая, совсем юная девушка превратилась в потерявшую облик человеческий «каторжную тетку» (197, 72). «Коты» — это отдельная каста; они находятся в дружеских отношениях с половыми и буфетчиками, живут на вырученные их любовницами деньги. Тот же В. А.Гиляровский в своей известной книге «Москва и москвичи» подмечает: «По ночам «коты» выходили на Цветной бульвар и на Самотеку, где их «марухи» замарь–яживали пьяных. Они или приводили их в свои притоны, или их тут же раздевали следовавшие по пятам своих «дам» «коты». Из последних в притонах вербовались «составителями» громилы для совершения преступлений, и сюда никогда не заглядывала полиция…» (62, 64). Итак, «коты» живут кражей кошельков и платья у пьяных, участвуют в различного рода преступлениях.
Чуть более века тому назад все проститутки в Императорской России делились на три категории — «жрицы любви» публичных домов (всего таких домов насчитывалось 1216, число их обитательниц — 7840 человек), «одиночки» или «квартирные проститутки» (для приема клиентов их обязывали нанимать помещения, их число составляло 9763 человека) и «тайные», нелегальные проститутки из развратных притонов, не поддающихся медицинскому и полицейскому контролю (109, 38–39). Многие из них принимали у себя несовершеннолетних юнцов, хотя это и запрещалось законом.
В прошлом и начале нашего века в императорской России (как и во Франции, Англии, Германии, Австро — Венгерской монархии) процветает утонченная хореографическая проституция. Такие названия, как «Бальный зал», «Орфеум», «Танцкласс», «Аркадий» и др., весьма четко обозначают очаги данного вида проституции. О тесной связи проституции с танцами свидетельствует, например, интересное сообщение врача Архангельского в 1897 году на петербургском конгрессе по борьбе с сифилисом (именно тогда в стране широко начал распространяться сифилис). Он отметил, что в Туле, известной своими оружейными заводами и серебряными изделиями, нет танцевальных школ и что молодые люди обоего пола посещают публичные дома, Чтобы научиться танцам. Аналогичные явления встречались также в Петербурге и Москве.
