Маремьяна Голубкова - Мать Печора (Трилогия)
- Росомаха прошла, - говорю я Ии Николаевне. И самой мне что-то не по себе стало. - Пойдем, - говорю, - отсюда поскорее.
Вдруг начальница увидела чего-то на песке, нагнулась и смотрит. И минуту стоит, и другую.
- Не заветный ли, - говорю, - сундучок нашла?
- Лучше, чем сундучок, - говорит. - Ракушка.
Показывает мне кругленькую, как орешья скорлупа, ракушку и по имени ее называет, по отчеству величает, будто своего старого знакомого встретила. Говорит, когда эта ракушка зародилась, в каких морях росла и как сюда попала.
- Росомаха-то, - говорю, - не пришла бы.
- Ничего, - говорит, - может быть, не придет. Должны мы с тобой все эти пески высмотреть.
И сама она оползала и меня заставила обойти все песчаные эти берега от сопки к сопке. Вижу я, что начальница не страшится зверя, - и моя робость пропала. Проискали мы с час - я еще две ракушки нашла. Одну начальница тут же выбросила, а про другую говорит:
- Это очень редкая ракушка, ее в Москве показывать надо.
И завернула ее в бумажку, а в книжку свою что-то записала.
Долго после этого шли мы еще от Коротайки поодаль, пока не уперлись в какую-то речку. Речка привела нас к берегу Коротайки, и там, где она выбежала, мы волей-неволей остановились.
- Тут, видно, нам и ждать надо, - говорит начальница. - Все равно речку нам не перейти.
И только она успела это сказать, пониже нас на какую-нибудь версту слышим выстрел.
- Наш карабин, - говорим мы с начальницей в один голос.
И обе повертываемся речку смотреть: как-то нам одолевать ее надо.
Коротайку мы едва узнали: от озерной воды стала она такой глубокой да широкой, будто и мелей в ней никогда не бывало. Подперла она нашу речку и у той глубины прибавилось. Бросила я в воду веточку - она на месте стоит.
- Зато, - говорю, - течения в ней вовсе нет.
А Ия Николаевна будто одной головой со мной думала.
- Да, - говорит, - переплыть ее безопасно можно.
Речка и не широкая, сажен двадцать, а все же плыть с узлом одежи на голове не больно сподручно. Ну, а как разделись, тут комары да мошки стоять не дают, загоняют в воду. А в воду зашли, тут уж смелость сама пришла.
Плаваю я не худо, а все-таки Ия Николаевна кручей меня к другому берегу выскочила. Оделись мы на скорую руку и опять через мыски да носки напрямик бежим, - откуда силы прибавилось. Один мысок перешли и видим: Леонтьев да Саша, как два лешака, по кустам скачут да кого-то стреляют.
А из куста от наших охотников прямо на нас, вижу, бегут два гуся. Не сплошала я, дорожным посошком своим хлопнула одного из-за плеча, он и в землю ткнулся. А другого не могла догнать.
- Что с ними? - спрашивает начальница про гусей. - Почему они не летают?
Не знает Ия Николаевна, что гусь в это время перо меняет.
Вместе с моей добычей набралось у нас девять гусей.
Ощипала я их, приготовила, наварила, нажарила, на стол поставила. А стол наш - фанерный лист на вьючном чемодане.
В тот день мы проехали не меньше вчерашнего. Озерную воду хоть и пронесло, река была глубокая, с высокими приглубыми берегами. Между плесами теперь мучили нас каменистые перепады.
Еще издали заслышали мы первый перепад: вода на камнях бьется, как ветер шумит, возле каждого камня ключом кипит. Когда перепад на виду показался, видим - там будто стадо белых оленей на воде пасется, всю реку камни запрудили.
Перед самым перепадом в конце плеса приткнули наши бурлаки лодки к берегу и пошли на берег реку смотреть. И видно нам с высокого берега, что русло не сплошь камнями завалено, а между ними будто ручейки пробегают. А один ручеек других поболе, у нас его горлом зовут.
- Вот это и есть субой, то есть фарватер, - учит Леонтьев Сашу. - На воде его не так видно. А надо его издали распонять и лодку на него выправить.
Встает Леонтьев в Сашину лодку и выплывает на самый субой. И так ловко у него шест лодку повертывает, что вода перед самым перекатом лодку в субой несет. Встанет из пены перед лодкой камень, а шест в дно упрется, чуть на корму нажал, - глядишь, камень стороной прошел. Проскочила лодка между пеной, а за каждым клочком пены камень спрятался, а там уж подхватили ее волны, где перепад кончается, и вынесли на новый широкий плес.
Развернул Леонтьев лодку в заводи, подтащил к берегу, вернулся к своей лодке и тем же способом ее в заводь провел.
- Вот так и тебе дальше свою лодку вести придется, - говорит он Саше.
- Проведу, - говорит Саша, - не беспокойся.
Новый перепад был ничем не лучше прежнего. Проплыл его Леонтьев, а Саша за ним. Со стороны-то ему и легким делом казалось перепад проплыть, а сам взялся - ему и страшновато. Растерялся он, засуетился, не сумел вовремя отвести нос лодки от камня - и кувырком из лодки в воду. Повернуло лодку боком-боком, вдоль камня востряка пробороздило - и половина нашего добра в воду. Хорошо, Саша вовремя на ноги вскочил, поправил лодку, не дал ей совсем перевернуться. Хорошо, что и Леонтьев не задержался, с ближнего носка бросился к Саше и успел спасти из воды наше добро и на берег сбросить.
Той порой Саша с лодкой воевал. Течением лодку с перепада в самую глубь тянет. Упирается Саша, а сам шаг за шагом вперед ступает. А когда вода по грудь стала, отпустил Саша лодку, на берег выбрался да на другой лодке догонять бросился.
Пришлось нам снова стоянку делать, и одежду, и крупы, и сухари сушить. Сахарный песок тоже размочило. В ведра мы его сложили, чтобы весь не вытек, и сахар из него сварили.
Пока я с хозяйством возилась, вся наша троица по ручьям да озерам шарила. Придут они вечером, а я их за неранним обедом выспрашиваю:
- Не нашли еще наш заветный клад?
- Не нашли, - отвечает Ия Николаевна. - А найти обязательно нужно.
- Как не нужно! - говорю. - Зря, что ли, государство на нас казну потратило!
Еще один день мы плыли без помехи и задержек. Стороннему человеку издали легко догадаться, что идут лодки. Впереди лодок за добрую версту плыли и подлетывали и снова плыли утки да гуси. Саша и Леонтьев у больших мысков причалят лодки, мыс пересекут пешком, обгонят гусей и откроют пальбу. Саша дробовик любил, а Леонтьев - карабин.
Плыли мы еще с неделю. Дни проходили, как свечки гасли. В недолгие летние ночи успевали мы на ночлегах и отдохнуть для нового пути, и друг с другом поделиться всем, что за день видели.
Вот однажды Ия Николаевна и говорит:
- Сегодня я по одному ручью верст за пять в сторону забежала, все думала что-нибудь интересное найти. Смотрите-ка, что нашла.
И показывает нам песцовый капкан.
- А в капкане, - говорит, - чуть не целый песец.
И вынимает песцовую заднюю лапку и хвост. Хвост уже попортился и в глине да иле вывален.
Саша рассказывает:
- А меня чуть ястреб не заклевал. Велела ты нам, Ия Николаевна, все осыпи осматривать, вот мы с Леонтьевым полезли на одну, а над нами, видим, ястребы кружат. Оказывается, на этой осыпи гнездо у них. Выполз, вижу, из гнезда ястребенок, лохматый, перье встопорщено. И во весь свой голос орет. Кричит да со скрипом каким-то, будто у него в глотке стекло о стекло трется. А отец с матерью кружили-кружили да так начали на нас пикировать, что нам удирать в лодке пришлось. Уже по реке плывем, а ястреба все еще на нас лезут. Едва отстали.
- С ястребами, - говорю, - не шутите.
И про свою удачу рассказываю.
- А я, - говорю, - нашла сегодня лошадку. Пока ты, Ия Николаевна, вверх по ручью ходила, обшарила я кусты и нашла там лодку. Теперь и мы с тобой поплывем, ноги беречь будем.
Лодка вся дырявая, хоть пальцы в нее пихай, а все же ехать можно было. Когда снова в путь собрались, села я в весла, а начальницу заставила воду лить.
- Пассажиров, - говорю, - даром не возят.
И с той поры Ия Николаевна была бессменным водолеем. Только где голый берег встретится или осыпь, велит мне она к берегу пристать.
- Надо, - говорит, - не пропустить чего-нибудь.
На берегу Ия Николаевна снова начальница: командует, кому куда пойти, где яму выкопать, где берег очистить, где пробу взять. А в лодку зайдет снова она водолей.
Три дня шли дожди. Комары и мошки в мох запрятались и дали нам отдохнуть. К концу третьего дня дождь перестал, и мы в сумерках остановились перед большим, широким и длинным перепадом. Шумит вода на камнях не по-доброму, и страшно нам через эти камни ехать. От кустистого и травянистого берега нас далеко отвела низкая песчаная отмель. Пришлось нам выгружаться прямо на песок. Разгрузили мы лодки, поставили палатку на речном песке, попили, поели и спать улеглись.
Не успели мы крепко заснуть, слышу я - за палаткой что-то неладно: не шумит вода на перепаде, а волна в берег плещет не по-здешнему, шурчит и где-то рядом с палаткой по песку рассыпается. Выглянула я из палатки и не узнала Коротайку: не уже нашей Печоры, разлилась она, весь перепад закрыла и рядом к самой палатке подошла. Бужу я своих:
- Вставайте! Моряна подошла.
Вскочили все, а вода уже вокруг нас обошла, от берега нас отрезала и в палатку заглядывает. В чем спали, в одних трусах, схватили что под руку попало и начали перетаскивать пожитки. Перетащили мы свой лагерь сажен на сто по кошке на травяной бережок, к самым кустам.