Нина Тумаркин - Ленин жив! Культ Ленина в Советской России
Среди других произведений о Ленине, предназначенных для детей, есть такие, которые написаны детьми. Как в рассказах, так и в стихах детей эмоциональное содержание, заложенное в культ Ленина его разнообразными создателями, выражено яснее, чем во всех прочих произведениях того же жанра. Дети, чьи произведения были выбраны для публикации, выражали те же чувства и идеи, которые усвоили в школе или в детских организациях, а также в домашнем окружении. Влияние домашних часто прослеживается в детских (или якобы детских) воспоминаниях о Ленине: те дети, которые встречались с вождем, росли, вероятно, в семьях высших партийных и правительственных руководителей: карьера родителей вывела этих детей на дорогу, которая пересеклась с ленинской[675]. В любом случае, чем бы ни были внушены детские произведения о Ленине, стараниями организаторов культа свет увидели только те из них, которые соответствовали нужному шаблону, то есть рисовали Ленина гением, любимым учителем, добрым, заботливым, вечным — и, подобно святым мощам, обладающим чудотворной силой:
Среди Москвы стоит могила
Перед Кремлевскою стеной,
В могиле этой наша сила,
Наш вождь, наш Ленин дорогой[676].
После смерти Ленина детские рассказы о нем ценились за свою наивность и считались настолько убедительным образцом народной любви к Ленину, что к ним нередко обращались наиболее видные деятели партии в своих собственных публикациях о Ленине, предназначенных для взрослых читателей. В 1925 г. Емельян Ярославский, крупный партийный чиновник, включил в повторное издание своей пространной биографии Ленина (первое издание появилось годом раньше) главу «Дети о Ленине», в которой он описывает любовь советских детей к Ленину и цитирует их рассказики и стихи о вожде; в книге был помешен даже детский рисунок с изображением траурного митинга и портретов Ленина и Маркса на стене зала собрания. Весной 1924 г. в «Правде» появилась статья Троцкого, посвященная детским рассказам о Ленине. Автор допускал, что по большей части дети просто повторяли то, чему их учили взрослые, но все же усматривал в детских произведениях необычайную «свежесть». Далее Троцкий переходил к обзору богатого литературного материала — в нем имелись более чем явные следы спешной пропаганды ленинизма среди детей в 1924 г. Все юные авторы, которых цитировал Троцкий, усвоили себе идеализированное понятие о Ленине, вполне совпадавшее с официальным образом вождя. К примеру, в биографии Ленина, сочиненной ребенком, имеется такое описание: «Ленин любил удить рыбу. Жарким днем он брал удочку и сидел на берегу реки — и все время думал о том, как сделать лучше жизнь рабочих и крестьян». «Именно так Ленин и поступал», — добавляет с удовлетворением Троцкий[677]. Собственно говоря, малолетний биограф либо повторяет как попугай миф, сочиненный кем-то другим, либо, пустив в ход фантазию, приукрашивает известные ему мифы. Это мифотворчество встречает открытую поддержку Троцкого, который видит в нем свидетельство тонкого понимания Ленина — перед нами небольшой, но конкретный пример того, как человек, все еще остающийся одним из наиболее видных политических лидеров России, сознательно содействует становлению культа.
Среди советских детей и подростков было не много таких, кому довелось увидеть свои сочинения о Ленине опубликованными, зато бесчисленному множеству вменялось в обязанность размышлять о вожде и принимать активное участие в отправлении его культа — в школе ученикам приходилось не только читать о Ленине и рассматривать соответствующие рисунки и фотографии, но и писать сочинения о Ленине, собирать материалы для Ленинских уголков, участвовать в мероприятиях, посвященных его памяти.
В одной казанской средней школе, например, учителя дали детям задание придумать и описать памятник Ленину. Казанские школьники сочиняли эффектные и замысловатые проекты монументов и прилагали к ним цветистые хвалы вождю. «И в гробу Ильич останется апостолом коммунизма», — писал один ученик. Далее он давал описание монумента из красного финляндского мрамора в форме пятигранной пирамиды увенчанной пятиконечной звездой. Автор другого проекта посчитал нужным использовать не красный мрамор, а черный — в знак траура. Предлагались статуи вождя, в различных позах. Один из сочинителей поместил Ленина на корму лодки; вождь «с большим трудом» поворачивал руль налево и вел судно, рассекая волны, которые состояли из голов царей, генералов, священников, монахов, бюрократов, крестьян и рабочих. Головы рабочих помешались слева, и чем ближе к ленинскому кораблю, тем большей надеждой светились их лица. Наиболее сложная их этих юношеских фантазий изобилует неловкой символикой:
«Владимир Ильич стоит в гордой позе. Около него письменный столик. На нем стопа различных бумаг и книг. Это документ того, что он много работал умственно, за письменным столом.
В руке он держит скрещенные между собой молот и серп — союз рабочих и крестьян.
Нога Владимира Ильича попирает трехглавую змею буржуа. Одна голова змеи в цилиндре, другая в короне, третья в камилавке.
Змея раздавлена, но все же с признаками жизни, в предсмертной агонии.
Т. Ленин показывает рукой на трон, который стоит в стороне, и приглашает находящихся перед ним рабочего и крестьянина смело войти и сесть на трон.
Рабочий и крестьянин решительно поднимаются по ступеням трона. Рабочий держит в руках молот, а крестьянин — серп. Оба вместе высоко над головой несут красное знамя — знамя победы. Знамя гласит: „Пролетарии всех стран, соединяйтесь“. На пьедестале памятника золотыми буквами написано: „Вечная память дорогому вождю за свободу Владимиру Ильичу Ленину“»[678].
По этим школьным проектам можно судить о том, какая степень участия в ритуалах культа требовалась от советских граждан, а кроме того, какие зрительные образы внушала им пропаганда культа. Ученики придумали картины, исполненные религиозного пыла и величия. Фантазия с Лениным, ведущим корабль в море голов — с одной стороны головы царей, а с другой рабочих — напоминает христианское видение Страшного Суда, где у ног Спасителя громоздятся головы спасшихся и осужденных — отличить их можно по выражению блаженства или муки. Проект, в котором Ленин приглашает рабочих и крестьян разделить с ним трон, представляет вождя во славе: он красуется в горделивой позе и в то же время милостиво дарует народу власть. На этой картине Ленин предстает в роли доброго царя, неутомимого, всемогущего и великодушного.
Сочиненные учащимися проекты свидетельствуют о том, что в сознании молодых людей крепко укоренились старые дореволюционные образы и концепции власти, которые они перенесли затем на советскую власть. Этому не приходится удивляться: в конце концов, после революции прошло всего лишь семь лет. Пропагандист, который опубликовал описанные выше проекты, либо считал приемлемой любую фантазию, рисующую величие и мощь Ленина, либо сделал это по недомыслию. Однако проекты включали в себя и революционные символы, которые, быть может, сохранились со старых времен, но известны были прежде всего из агитации времен гражданской войны. Образ Ленина как рулевого, трехголовая гидра, призывы, вышитые на знаменах — вся эта символика была знакома к 1924 г. рядовым учащимся, и ею они воспользовались в своих политических фантазиях. Возможно, это говорит об успехе агитаторов, которые, начиная с 1918 г., старались приучить народ Советской России к политической символике с целью воспитать в нем преданность власти. Те же мифы, символы и образы, с помощью которых режим воздействовал на народ, всплыли в работах казанских учащихся. Это можно объяснить либо тем, что упомянутая символика пришла из народа, которым не была забыта, поскольку являлась частью местной культурной традиции, либо же тем, что шесть предшествующих лет Агитпроп трудился не зря и сумел прочно внедрить в народное сознание нужные политические образы. Имеющихся свидетельств недостаточно, чтобы с уверенностью сделать выбор в пользу того или иного предположения. Ясно одно, что казанский пропагандист, решивший ознакомить публику с проектами монументов вождю, выбрал те из них, которые понравились ему больше других. Или же выбор лучших работ сделал учитель или учительница и после вступительной речи ознакомил с ним учеников.
Все это заставляет нас обратиться к более общему вопросу: в какой мере Лениниана, будучи искусственно насажена в 1924–1925 г., являлась при этом продуктом стихийного народного сознания. Почему создали мемориальные проекты в честь Ленина казанские учащиеся, ясно: им велели это сделать. Но что сказать о тысячах других порождений фантазии, которые остались на бумаге или были воплощены в виде стихов, рисунков, бюстов, статуй и тому подобного? Что (или кто) заставило рабочих, крестьян, художников публично воздать дань Ленину в самых разнообразных формах? В какой мере были искренни их произведения, отражали они собственные идеи авторов или сообразовывались с образцами и директивами, спущенными сверху? Ленинский культ 1924–1925 гг. привлек к себе наряду с руководителями партии и партийно-правительственными агитаторами и пропагандистами широкий спектр обычных людей, ранее чуждых политике: все они приняли участие в общем хоре, поющем осанну Ленину, и таким образом отдали дань культу памяти вождя; в основе этого культа лежит сложное, не поддающееся до конца анализу сплетение политики и искренних чувств.
