Гарун Тазиев - На вулканах
Однажды при благоприятном ветре мы спустились к Николози, последовательно оставляя под крылом лавовые поля, виноградники, сады, линии электропередач и, наконец, дома. Подлетая к Николози, мы не увидели ни одной приличной площадки, кроме автостоянки у подножия Монти-Росси. Не бог весть что, но делать нечего. Наш живописный групповой полет не остался незамеченным: жители селения вскачь понеслись к предполагаемой точке приземления, дабы с почестями встретить нас. Через десять минут на стоянке яблоку негде было упасть. Каким-то чудом нам удалось воткнуться между стеной автомашин и деревьями.
Помню еще один случай не знаю, как его назвать, жутким или чудесным. Рано-рано утром я погрузил дельтаплан на джип, в котором ученые поднимались к кратеру. По дороге они высадили меня у Монтаньолы, и на нее я взобрался уже своими силами. Оказавшись на вершине спутника Этны, я огляделся, выяснил направление ветра, надел амуницию и, поколебавшись мгновение, бросился вниз, в пропасть Валле-дель-Бове. Восходящие у самого края потоки воздуха подняли меня на сотню метров вверх, и вскоре я очутился над перевалом, отделяющим Валле-дель-Бове от южного склона Этны. От избытка чувств я запел во все горло, резко свернул вправо, миновал перевал и уже увидел кратеры Сильвестри, как вдруг крыло обмякло...
Я натянул тяги дельтаплана, пытаясь ускорить полет и тем самым выправить аппарат. Бесполезно. Меня все быстрее и быстрее несло вниз, параллельно склону Выражаясь профессиональным языком, я попал в так называемую "трубу". Земля стремительно приближалась. "Надо гасить скорость, - подумал я, - а то расшибусь". Оставался еще запасной выход, садиться как смогу на склоны Сильвестри. Там, правда, полно экскурсантов - засмеют. Я круто развернул аппарат у самой земли, оказался против ветра и шлепнулся в пепел, благо было невысоко.
Пустяки - несколько ссадин, чуть помял крыло. Я сложил свой роскошный дельтаплан, засунул его в старый грязный чехол и, как терпеливый турист, уселся на краю дороги, поджидая попутную машину. Гордый сокол превратился в ощипанного двуногого. Хотя и непокоренного.
Как я не догадался, что в столь ранний час, несмотря на солнце, холодный, а потому более тяжелый ночной воздух еще стекает вдоль склонов с вершины? Я оказался в плену этого воздушного слоя, который потащил меня за собой все быстрее и быстрее вниз, в долину.
Три дня спустя мой сын Лоран, с которым мы часто летаем вместе, сказал, что у него созрел небывалый план спуститься завтра на крыльях с самой вершины Этны. Этого еще никто никогда не делал. Я был категорически против: опасный взлет, вихри над кратером, риск падения в кратер, дальнее приземление в хаотическом нагромождении камней пустынного Бронте. Опасность, считал я, чересчур велика. Кроме того, мне перевалило за пятьдесят четыре, и мое "шасси", если так можно выразиться, было уже не то, что раньше. К тому же большая высота над уровнем моря, газы, дым, сердечная недостаточность. Чего только я не приплетал, а крыло мое тем временем уже грузили на джип.
Я сел с ними. Нас высадили, и мы поволокли свои аппараты на высочайшую точку вулкана, на самый край центрального кратера. Я шел надувшись, с видом человека, которому сам черт не брат. Лететь я не собирался. Лоран собрал свой дельтаплан... а заодно и мой. Крутые завитки газа сносило в сторону от кратера. Нет, ветер был слишком силен.
Машинально надеваю на себя аппарат. Рядом стоит Антонио. Выражение моего лица его забавляет. Ладно, посмотрю на них, как они полетят, а потом, плюнув на самолюбие, сложу дельтаплан. Холодно, натягиваю шлем и перчатки. Остальные невозмутимо заканчивают приготовления. Чувствую, как во мне нарастает страх, ожидание становится невыносимым. Пытаюсь сбросить с себя путы леденящего страха. Теперь мне кажется, что Антонио ухмыляется, глядя на меня. Нет, так нельзя, я не могу больше оставаться здесь! Глубокий вздох - и я очертя голову бросаюсь вниз по склону. Не успеваю пробежать и двух шагов, как меня поднимает в воздух. Ветер подхватывает аппарат, за спиной слышатся восклицания... Оказывается, сам того не желая, я похитил у них славу пионера!
Страха больше нет и в помине, я распеваю во все горло, я - властелин воздуха, я парю в небе, как Икар, над самым восхитительным в мире ландшафтом. Сзади ворчит вулкан, ну и пусть ворчит - ему меня не достать, я лечу к морю, ослепительно сверкающему вдали. Подо мной собрались в кружок все кратеры-спутники Этны, подобно царедворцам, обступившие властелина вулканов. Я счастлив, я бессмертен. Вскоре рядом вырастают еще пять крыльев, и мы летим вместе. Радость рвется из груди. Старая Этна, кажется, перешла-таки на мою сторону. Давно пора, я и так слишком долго за ней ухаживал..."
Глава семнадцатая,
в которой наша повесть из сборника более или менее старых воспоминаний превращается в дневник недавних событий, где рассказывается о самых характерных этнейских извержениях, когда газы бурно выходят на вершине, а лава мирно изливается на склонах, где описываются лавовые туннели, а также удивительное поведение рукавов, на которые распадается общий поток.
Теперь, когда на меня была возложена ответственность за сведение до минимума ущерба от возможных извержений французских вулканов, мысли мои вновь и вновь возвращались к Этне. Я размышлял о том, как наилучшим образом использовать предоставляемые этим вулканом широчайшие возможности для воспитания настоящих вулканологов: Этна позволяет направить в нужную сторону интересы геологов, физиков, химиков, желающих стать специалистами в данной области. Ибо настоящая, серьезная вулканология не сводится к простой фиксации разрозненных данных, созерцанию или фотографированию происходящего. Им, специалистам, необходимо также привить чувство научной ответственности, имеющей для вулканолога большее значение, чем для представителя любой научной дисциплины, связанной исключительно с лабораторными исследованиями, поскольку данные, представляемые вулканологами, практически невозможно проверить.
Следовало привлечь к делу итальянских коллег, по крайней мере тех, кого заинтересовал бы наш проект, и скоординировать с ними программу исследований. Я постарался связаться с Джордже Маринелли, тем самым, с которым более двадцати лет назад мы основали Катанийский институт вулканологии. Очень хотелось, чтобы он принял участие в новой попытке подобного рода. Но мне не удалось его отыскать. Джордже занимается геотермической разведкой, читает лекции в университетах чуть ли не всего мира, организует международные мероприятия, он так сказать, не имеет постоянного положения во времени и пространстве. Просто какая-то релятивистская элементарная частица! Не удалось мне наладить контакт и с его учеником, нашим общим другом Франко Барбери: итальянский центр научных исследований и итальянское правительство до такой степени загрузили его, взвалив на него, в частности, вопрос о предупреждении теллурических катастроф, что он стал столь же неуловим, как и Маринелли, хотя и по несколько иным причинам.
Двадцать восьмого марта 1983 г. раздался звонок от Антонио Николозо: Этна проснулась. Такое не раз случалось и ранее, но теперь дело принимало гораздо более серьезный оборот, так как лава, угрожающая хозяйственным постройкам и домам, вырвалась посреди южного склона, где загородные дома и приюты для туристов забираются выше в гору, чем в других зонах. К тому же лава показалась на сей раз на высоте всего 2300 м над уровнем моря, прямо под станцией канатной дороги у Пикколо Рифуджо. В течение двух часов, сообщил Антонио, она прошла более 400 м, перерезала шоссе, разрушила четыре здания, два ресторана, диспансер карабинеров, а заодно и нашу старую Каза-Кантоньера - единственное сооружение, существовавшее на этой высоте до наступления эпохи организованного туризма. Последнее искренне опечалило меня, потому что долгие годы этот памятник былых времен служил нам приютом.
Я решил, что дело серьезное, и мы вместе с двумя ближайшими сотрудниками по комитету вылетели первым же рейсом в Италию. Сейчас меня интересовало не столько само извержение, сколько его социальные и экономические последствия, а также вопрос, приобретший после Суфриера и последних событий на Этне особую остроту - вопрос об отношениях между вулканологами, властями, журналистами и населением. Дело в том, что эти отношения, имеющие необыкновенную важность, не определены никаким кодексом. Развитие создавшейся ситуации, ставшей критической с первого же дня извержения, могло оказаться в высшей степени поучительным и для моих молодых коллег, и для меня самого. Рено Вье-Лесаж мало-помалу становился специалистом по Этне. По образованию он химик, занимается аэрозолями, то есть взвесями микроскопических частиц в воздухе, и впервые приехал на Этну вместе с нами в 1978 г. изучать образующиеся здесь аэрозоли. Доминик Кужар, юрист по образованию, работает юрисконсультом в нашем комитете. Одному богу известно, сколько вопросов юридического характера возникает вследствие катастроф. Кроме того, он занимается дзюдо и имеет черный пояс (высший разряд), что, по моему мнению, придает его словам особый вес.
