Роберт Кондратенко - Морская политика России 80-х годов XIX века
На следующий день Д. Хэй сообщил Н.И. Казнакову, что исполняя предписание своего правительства не допускать нападения греков на турецкую территорию и корабли, он намерен препятствовать появлению греческого флота у Крита, вплоть до применения силы, с чем согласны и другие адмиралы. Вполне разделяя взгляд Д. Хэя, Н.И. Казнаков, после консультаций с бароном Шпауном и командиром пришедшего в Суду 9 февраля германского броненосного фрегата «Фридрих Карл», капитаном Штемпелем, ответил ему, тем не менее, что оставляет за собой свободу действий. В те же дни командующий отрядом узнал от Шпауна о выдвинутом англичанами и принятом Веной предложении блокировать греческий флот. Получив соответствующее известие из Лондона в Петербурге постарались занять неопределенную позицию. 12 февраля Н.К. Гирс уведомил И.А. Шестакова, что Александр III «выразил желание, чтобы контр-адмирал Казнаков вошел в сношения с командирами иностранных эскадр, но чтобы при этом он не становился под начальство кого-либо из них»[627].
Составленную в ГМШ на основании письма Н.К. Гирса инструкцию Н.М. Чихачев 14 февраля препроводил в Министерство иностранных дел для передачи Н.И. Казнакову через Е.К. Бюцова.
Тем временем адмирал, собравшийся было в Пирей, но отложивший плавание после того, как узнал о скором прибытии на Крит нового командующего английской эскадрой, герцога Эдинбургского, получил 19 февраля две петиции от имени «моров (старост. — Авт.) деревень провинций Апокорони и Сфакия» с просьбой поддержать их требование о присоединении Крита к Греции. Опасаясь, что сделано это только для того, чтобы «заявить в афинских газетах лживое известие о приеме будто бы петиций и о нашем сочувствии движению», Н.И. Казнаков немедленно вернул их подателям через Нягу, сообщив о случившемся Е.К. Бюцову. 21 февраля, в Суде появился герцог Эдинбургский, через день пригласивший всех адмиралов к себе на броненосец «Темерер» и официально предложивший принять участие в блокаде греческого флота. Обсудив предложение адмиралы высказались против, обосновав это неизбежностью вооруженного сопротивления греков при попытке приблизиться к их портам, о чем герцог 24 февраля телеграфировал в Лондон.
Судя по рапорту Н.И. Казнакова генерал-адмиралу, от 28 февраля, эта телеграмма вызвала недоумение королевы Виктории, знавшей о том, что германский представитель получил инструкцию «не останавливаться перед военными действиями». Говоривший об этой инструкции и со Штемпелем, и с герцогом Эдинбургским, Н.И. Казнаков указал руководству Морским министерством на ее противоречие с предписанным ему самому мирным образом действий. 10/22 марта адмирал телеграфировал из Канеи, что по указанию из Лондона герцог вновь предложил адмиралам блокировать греческий флот и на этот раз встретил общее согласие, сам же он вынужден был сослаться на отсутствие полномочий и решил уйти в Пирей[628].
Становилась очевидной несбыточность надежд российского правительства, опираясь на Союз трех императоров, заставить Англию считаться с его позицией, что могло бы ослабить влияние Лондона на Константинополь в болгарском вопросе. При фактическом содействии Берлина и Вены, Сент-Джемский кабинет перехватил инициативу. Поддерживать великогреческие устремления Афин Петербург не собирался, да и не мог противопоставить себя позиции держав и Турции, так как это лишало его возможности вернуть себе преобладание в Болгарии. К тому же подобная поддержка потребовала бы значительной морской силы. Оставалось лишь маневрировать, пытаясь как можно дольше сохранять нейтральное положение, позволявшее рассчитывать на некоторое сближение с Грецией после произошедшего весной 1878 года охлаждения отношений в связи с попыткой России присоединить к Болгарии по условиям Сан-Стефанского договора Македонию. Поэтому Н.К. Гирс, которому Н.М. Чихачев передал телеграмму Н.И. Казнакова, 11 марта одобрил намерение последнего уклониться от участия в блокаде, но советовал перейти не в Пирей, а в порт, расположенный вне блокируемого района. Н.М.Чихачев, со своей стороны, телеграфировал адмиралу, чтобы он объяснял свою пассивность недостатком продовольствия, что тот и сделал 17 марта в ответ на предложение герцога Эдинбургского выбрать себе участок намеченной линии блокады, после чего снялся с якоря и ушел в Сиру. Однако 19 марта Н.М.Чихачев послал ему приказание вернуться в Суду, видимо, чтобы не создавать повода для упреков в сепаратных действиях.
Н.И. Казнаков получил его 23 марта, а 26 марта А.Е. Влангали известил начальника ГМШ, что «так как мы приняли в принципе блокаду, то нашему поверенному в делах в Афинах предписано подписать декларацию, если только она ограничится нотификацией факта»[629].
На Певческом мосту надеялись протянуть время в переговорах относительно конкретных деталей организации блокады. Но уже 6 апреля Л.А. Няга телеграфировал в Министерство иностранных дел, что герцог Эдинбургский конфиденциально предупредил Н.И. Казнакова о полученном из Лондона приказании послать в Пирей по одному судну от каждой эскадры, под общим руководством английского командира, с ультиматумом греческому правительству — разоружиться в течение недели, угрожая блокадой при отказе. 11 апреля герцог официально обратился к адмиралу с предложением выделить для демонстрации клипер «Пластун», и тому вновь пришлось сослаться на отсутствие указаний из Петербурга. Правда, эта уловка оказалась бесполезной, так как 13 апреля поверенный в делах, Г.П. Бахметев, передал Н.И. Казнакову, что российское правительство присоединилось к державам.
Судя по всему, Петербург сделал этот шаг после того, как державы и Турция 24 марта/5 апреля 1886 года подписали Топханейский протокол, изменивший условия ранее заключенного болгаро-турецкого договора в соответствии с требованиями России. Из соглашения была исключена статья о военном союзе, а также введен порядок обязательного утверждения Портой болгарского князя в качестве генерал-губернатора Восточной Румелии каждые пять лет, что ставило под сомнение прочность объединения страны, дискредитировало Александра Баттенбергского и давало надежду на его смещение[630].
5/17 апреля И.А. Шестаков отмечал: «Гирс считает по своим известиям Болгарский вопрос конченым, а Государь не верит. Гирс как ребенок радуется минутному успеху протокола и не хочет допускать последствий»[631].
Очевидно, в эйфории от кажущегося достижения главной цели министр иностранных дел считал себя связанным проявленной державами готовностью идти ему навстречу, и желая скорейшей ликвидации очага напряженности на Балканах последовал за Лондоном. 7/19 апреля он консультировался с И.А. Шестаковым по поводу выдвинутых англичанами требований и получил совет согласиться на предъявление грекам ультиматума, оговорив необходимость уточнения подробностей. В частности, управляющий Морским министерством считал недопустимым захват греческих торговых судов. Н.К. Гирс, несомненно, с высочайшего одобрения, так и поступил, что вызвало удивление адмирала: «Как и кто ведет у нас дела, коли мои советы, искренние, но основанные только на поверхностном знакомстве с делом, принимаются и тотчас приводятся в исполнение»[632].
Поспешность принятого решения выяснилась быстро. 15 апреля броненосные фрегаты «Нептун», «Фридрих Карл», «Кайзер Макс» и «Анкона» прибыли в Пирей, где застали «Пластун», который к ним присоединился. Ультиматум был предъявлен и отвергнут греческим правительством, о чем Н.И. Казнаков 16 апреля телеграфировал в Главное Адмиралтейство и в Ливадию, где находились Александр III, И.А. Шестаков, Н.К. Гирс и вызванный туда Е.К. Бюцов. 18 апреля Н.К. Гирс передал командующему отрядом через Г.П. Бахметева, чтобы он не принимал деятельного участия в блокаде и до особого распоряжения оставался в Суде, а «Пластун» держал в Пирее. 24 и 25 апреля это распоряжение было подтверждено. По истечении срока ультиматума посланники держав выехали из Афин. Блокада же из-за свежей погоды началась позднее, 28 апреля. Покинув Судскую бухту эскадры растянулись вдоль побережья Греции и приступили к захвату торговых судов. Н.И. Казнаков запросил было разрешения идти в Фалерскую бухту, но получил отказ, смысл которого поясняет замечание И.А. Шестакова, писавшего, что «порывы Казнакова подчиниться Эдинбургскому, в чаянии, вероятно, аксельбантов, и прорваться к глупой жене, мешающейся чрез добрую королеву в политику … пока устранены»[633].
1 мая командующий отрядом получил инструкцию Министерства иностранных дел: ни под чье командование не становиться, избегать всяких насильственных мер по отношению к греческим судам, как можно чаще возвращаться в Суду. «Пластун», несмотря на блокаду, предписывалось оставить в Пирее, на случаи эвакуации королевской семьи[634].
