Том Вулф - Битва за космос
Конечно, тренировочный режим создавал определенный заслон для Джона, а ему, как и его жене, совершенно не нужен был интерес общественности. В их доме в Арлингтоне, штат Виргиния, Энни выдержала настоящий натиск, от которого практически никак не могла защититься. Сначала полет Джона был запланирован на 20 декабря 1961 года, но из-за плохой погоды на Мысе его отложили. 27 января Гленна поместили в капсулу еще до рассвета Энни пребывала в каком-то оцепенении, но не потому, что боялась за жизнь Джона. К подобному ей было не привыкать, ведь она жена пилота. Джон воевал на Тихом океане во время Второй мировой войны, а затем и в Корее, Там его семь раз сбивали зенитчики. А в Пакс-Ривер Энни перенесла почти все, что полагается жене летчика, за исключением визита Друга Вдов и Сирот. Но одного она никогда не делала. Мисс Гленн ни разу не приходилось после очередного полета Джона что-то рассказывать телевидению. Она знала, что ее это ждет и заранее ужасалась. Вместе с ней дома находились несколько жен астронавтов, и Энн попросила их принести какие-нибудь транквилизаторы. Во время полета Джона они были ей не нужны. Нет, Энни собиралась принять их перед тем, как выйти из дома и столкнуться с телевизионщиками. На нее (а она ведь так ужасно заикается) будут теперь смотреть по телевизору миллионы (или сотни?) людей. Да пусть даже хоть пять человек. Ей приходилось раньше давать интервью вместе с Джоном, и муж всегда знал, как надо себя вести. У нее было наготове несколько слов и фраз, которые Энни произносила с легкостью: «Конечно»; «Несомненно»; «Вовсе нет»; «Хорошо»; «Надеюсь, что нет»; «Правильно»; «Я так не думаю»; «Прекрасно, благодарю вас» и так далее. Вопросы телерепортеров обычно были такими бесхитростными, что миссис Гленн вполне хватало восьми фраз, а также слов «да» и «нет». А если возникали какие-нибудь трудности, ей на помощь всегда приходил Джон или кто-нибудь из детей. Они были превосходной командой. Но сегодня ей предстояло исполнять соло.
Энни чувствовала, как надвигается катастрофа. Она включала телевизор, но по всем каналам видела женщину с черным эбонитовым микрофоном, которая говорила примерно следующее:
– В этом опрятном, скромном пригородном доме находится Энни Гленн, жена астронавта Джона Гленна. Сейчас, в этот напряженный момент, она разделяет со всем миром беспокойство и гордость. Однако есть кое-что, что подготовило Энни Гленн к этому испытанию и что будет поддерживать ее. Это ее вера в способности мужа, ее вера в опыт и самоотверженность тысяч инженеров и других наших соотечественников, которые разрабатывали систему управления… ее вера во Всемогущего Бога…
На телеэкране постоянно показывали какую-нибудь тележурналистку с микрофоном, стоявшую перед домом Энни. Занавески задернуты, хотя уже девять утра, но это выглядело как-то уютно, по-домашнему. Лужайка – вернее, то, что от нее осталось, – напоминала город сумасшедших. Здесь находилось три-четыре телевизионных бригады, которые растянули провода по траве. Арлингтон словно подвергся нашествию гигантских тостеров. Телевизионщики, вместе со всеми своими операторами, курьерами, техниками и электриками, сверкали двухсотваттными зрачками и натыкались друг на друга и на собравшуюся толпу репортеров, работников радио, туристов, полицейских и зевак. Они вытягивали шеи, корчились, таращили и закатывали глаза, жестикулировали и тараторили. Даже публичная казнь не могла бы собрать более безумную толпу. Это было такое сборище, что маньяк-убийца опустил бы свою дубинку, покачал головой и ушел прочь, сожалея об упущенной великолепной возможности.
А тем временем Джон находился в ракете «Атлас» – короткой и толстой, по диаметру вдвое большей, чем «Редстоун». Он лежал на спине в «кобуре» – капсуле «Меркурия». Начало обратного отсчета все откладывалось. Из-за плохой погоды задержка следовала за задержкой. Густые тучи не давали возможности проследить за запуском. Пять дней подряд Гленн готовил себя к великому событию – и вот на тебе, задержка из-за погоды. Он лежал так вот уже четыре, четыре с половиной, пять часов – в капсуле, на спине, – и тут инженеры решили отменить полет из-за сильной облачности.
Гленн был совершенно измотан. Он возвратился в ангар С, с него сняли скафандр и отсоединили провода. Джон сидел в комнате подготовки, с него сняли только внешнюю оболочку скафандра; внутренняя сетка оставалась на месте, датчики по-прежнему были прикреплены к грудине, грудной клетке и рукам – и в этот момент на него обрушилась делегация НАСА.
– Джон, нам не хотелось бы беспокоить тебя, но у нас тут возникла небольшая проблема с твоей женой.
– С моей женой?
– Да, она отказывается с нами сотрудничать, Джон. Может быть, ты позвонишь ей? Вон телефон.
– Позвонить?
Совершенно сбитый с толку, Джон позвонил Энни. Она была дома, в Арлингтоне. Вместе с нею находились несколько жен астронавтов, несколько подруг и Лоудон Уэйнрайт, журналист из «Лайф». Они наблюдали по телевизору весь обратный отсчет, закончившийся в конце концов отменой полета. Снаружи бесновались репортеры в поисках крупиц информации об испытании, перенесенном Энни Гленн; они жутко обиделись на «Лайф» за то, что этот журнал монополизировал исключительный доступ к столь мучительной драме. В нескольких кварталах, в каком-то переулке, ждал в своем лимузине Линдон Джонсон, вице-президент Соединенных Штатов. Кеннеди назначил Джонсона своим наблюдателем над космической программой. Работа эта была довольно бессмысленная, но она символизировала то значение, которое Кеннеди придавал пилотируемому космическому полету, место, которое он отводил ему в своей концепции «новой границы» (версия номер два). Джонсон – как и многие другие, кто исполнял до него обязанности вице-президента, – уже начал страдать от недостатка популярности. Он решил войти в дом Гленнов и утешить Энни в ее испытании – этом изматывающем пятичасовом ожидании, которое закончилось ничем. А чтобы сделать этот визит сочувствия более запоминающимся, Джонсон решил прихватить с собою людей из Эн-би-си, Си-би-эс и Эй-би-си – пусть они по трем своим каналам донесут эту трогательную сцену до миллионов людей. Единственным препятствием Джонсон считал присутствие в доме сотрудника «Лайф». Этому Уэйнрайту придется выйти: другим журналистам не нравится, что он там, не стоит создавать лишние неприятности вице-президенту.
Джонсон и не догадывался, что единственное испытание, которое свалилось на Энни Гленн, – это пугающая перспектива выйти из дома и секунд шестьдесят заикаться над несколькими фразами. А теперь… различные чиновники и сотрудники секретных служб звонили по телефону и колотили в ее дверь, чтобы сообщить миссис Гленн, что вице-президент уже в Арлингтоне, сидит в служебном лимузине. Он хочет войти в ее дом и минут десять изливать супруге астронавта свою ужасную техасскую душу перед национальным телевидением. Для нее это было самым страшным во всей американской космической программе, за исключением разве того, что под Джоном взорвется ракета. Сначала Энни пыталась держаться вежливо. Она сказала, что не может попросить журналиста «Лайф» уйти – не только из-за обязательств контракта, но и чисто по-человечески. Уэйнрайт, который был совсем не дурак, решил в это не вмешиваться и сказал, что лучше откланяется. Но Энни вовсе не собиралась лишаться защитника. Она начала сердиться и заявила Уэйнрайту: «Вы не уйдете!» От гнева миссис Гленн даже перестала заикаться. Она практически приказывала ему остаться. Вследствие заикания окружающие часто недооценивали Энни, и люди Джонсона не понимали, что перед ними жена пионера-пресвитерианина, живущая полной жизнью в двадцатом столетии. Она могла легко справиться с ними, призвав на помощь гнев Божий. Наконец все поняли: им с миссис Гленн не справиться. И позвали на выручку сотрудников НАСА, чтобы те заставили ее сыграть свою роль. Но это нужно было сделать очень быстро. Джонсон ждал в своем лимузине в нескольких кварталах отсюда, кипя от гнева и ругаясь. Он отчаянно пытался понять, почему, черт побери, никто из его помощников не может справиться с домохозяйкой. Помощники кивали на НАСА, а сотрудники НАСА, в свою очередь, тоже вставали на дыбы. Время поджимало, и делегация направилась в ангар С, чтобы встретиться с самим астронавтом.
И вот перед ними предстал Джон, который еще не снял сетку от скафандра и не отсоединил провода датчиков от грудной клетки… Джон, покрытый потом, измученный, очень уставший после пяти часов ожидания того, как сотни тонн жидкого кислорода и керосина взорвутся у него за спиной… А начальство из НАСА думает только об одном: как осчастливить Линдона Джонсона. И Гленн позвонил Энни и сказал:
– Слушай, если ты не хочешь, чтобы вице-президент, телевизионщики или еще кто-нибудь вошли в дом, то я поддерживаю тебя на все сто, – так им и передай. Я не хочу, чтобы Джонсон и все остальные переступали порог нашего дома!
