Коллектив авторов - Африка. История и историки
«Новая» Южная Африка глазами Гордимер и Кутзее: иллюзии и реальность
После демонтажа апартхейда Гордимер, казалось, была абсолютно счастлива. «Жить для того, чтобы увидеть, как все заканчивается, и внести в это свой крошечный вклад – это было удивительно и прекрасно»[652], – сказала Гордимер в 1994 г. Она с удовольствием до сих пор вспоминает о том, как стояла в очереди на первые демократические выборы вместе с людьми других рас: «Это было лучшим событием в моей жизни. Лучше, чем момент получения Нобелевской премии»[653].
Но в изменившейся реальности Гордимер пришлось искать свое место. Во времена апартхейда она считала своим долгом бороться бок о бок с черными за их равноправие и подчинить свое творчество этой же цели. «Борьба – это состояние коллективного сознания черных, а искусство – оружие в этой борьбе»[654], – писала она в 1979 г. Но после демонтажа апартхейда Гордимер с горечью признавалась, что искусство белых теперь уже не нужно черным, что у них другие ценности и другое будущее. «Белый, как писатель и как южноафриканец, не знает своего места в “истории” на данном этапе, в это время»[655]. После первого всплеска эйфории от возможности создания «радужной нации», где все наконец-то будут уравнены в правах, пришло разочарование и чувство потерянности. В одном из интервью Гордимер признавалась: «Пока шла борьба, все были нацелены только на свержение апартхейда, и ни у кого не было времени задуматься о будущем и проблемах, с которыми мы столкнемся»[656]. Главными из этих проблем Гордимер называет коррупцию, охватившую всю верхушку власти, СПИД и насилие. Еще в 1990 г. в эссе «Как мы должны теперь смотреть друг на друга?» («How Shall We Look at Each Other Ten?») она писала:
«Просто поскольку есть люди, физически изуродованные борьбой между властью белых и движением за свободу черных, существует психологический, поведенческий ущерб, который в разной степени был нанесен всем нам в Южной Африке, знали мы это или нет, были ли мы белыми, которые закрывали глаза и электронные ворота, чтоб не видеть, что происходит с черными; были ли мы черными, которых переселяли, куда было угодно правительству, травили слезоточивым газом и расстреливали, бросали в тюрьмы или насильно высылали, или <мы> уезжали сами, чтобы присоединиться к армии бойцов за свободу, которая возникла тогда, когда иного выбора не оставалось. Насилие стало южноафриканским образом жизни»[657].
В романе «Домашнее оружие» («Te House Gun», 1998 г.) Гордимер продолжила ту же мысль: всплеск насилия в постапартхейдной Южной Африке – это прямое последствие политики апартхейда, логичный ответ на нее. Она утверждает: «Насилие, которое совершало государство при старом режиме, приучило его жертв к тому же. Люди забыли, что существовали какие-то другие способы борьбы[658] … насилие, совершенное режимом апартхейда, породило культуру, в которой оружие является нормальной частью домашнего хозяйства, как домашний кот, например»[659].
Кутзее смотрел на бесконечную череду преступлений черных в отношении белых несколько иначе, рассматривая корни событий глубже, в истории Южной Африки. Анализируя мемуары южноафриканского писателя Брейтена Брейтенбаха «Собачье сердце» («Dog Heart»[660]), где он раз за разом детально описывал криминальные сводки о бесконечных нападениях черных на дома белых в пригородах Кейптауна, Кутзее искренне удивляется: «Постоянная циркуляция этих жутких историй и есть тот самый механизм, который ведет к паранойе среди белых, что их сгонят с земли и вытеснят в море. Зачем Брейтенбах сам втягивает себя в этот процесс?»[661]
В романе «В ожидании варваров» Кутзее с некоторой иронией пишет об этих страхах, страхах перед «варварами», которые с определенной периодичностью испытывают жители Империи и которые активно поддерживаются ее властями: «Мои собственные наблюдения подсказывали, что каждые тридцать – сорок лет слухи о варварах непременно вызывают всплеск истерии. Любой женщине, живущей в приграничной полосе, не раз снится, как из-под кровати высовывается смуглая рука варвара и хватает ее за щиколотку; любой мужчина не раз в ужасе представляет себе, как варвары пируют в его доме, бьют стекла, поджигают занавески, насилуют его дочерей»[662].
Насилие черных как ответ на насилие белых – своего рода вендетта, которую, как считает Гордимер, заслужили белые. Но это лишь одно из проявлений «заметных изменений, которые произошли в отношениях черных и белых»[663] после прихода к власти черного большинства. Об этих изменениях Кутзее писал в своем романе «Бесчестье» («Disgrase»).
В романе Кутзее «Бесчестье» отражены перемены в социальной жизни ЮАР – как в университетской среде, в столице, так и на окраине, на фермах. Люси, дочь главного героя профессора Лури, насилуют трое черных. Вместо того чтобы избавиться от нежеланного ребенка, она оставляет его и принимает покровительство черного соседа, родственника одного из насильников. Люси соглашается стать одной из его жен взамен на защиту, которую он ей дает. Люси принимает эти новые для нее нормы и понятия, в то время как ее отец не может понять ее поведения. Для него будущий муж дочери – чужак, неприятный, непонятный для него, вдруг ставший жить «слишком близко»: «Мы живем слишком близко к Петрасу. Это все равно, что делить дом с чужими, делить звуки, делить запахи»[664], – размышляет Лури про себя. Он ощущает то же отношение к себе черных, когда попадает на их праздник: «…другие взгляды тоже были обращены к нему – к чужаку, к странному пришельцу»[665].
Роман Кутзее – разговор о новой жизни в ЮАР после апартхейда. О тех трудностях, с которыми столкнулись и черные, и белые, теперь вновь ставшие жить вместе, бок о бок. Главный герой книги все время пытается совладать со своими эмоциями, со старыми привычками относиться к небелым как к слугам. Разозлившись на черного соседа своей дочери, профессор Лури думает про себя: «В прежние времена можно было бы поговорить с Петрасом начистоту. А поговорив, выйти из себя, прогнать его и нанять кого-то другого». Но «они живут теперь в новом мире»[666]. И в этом новом мире нужно как-то бороться с предрассудками и находить пути взаимопонимания с людьми, у которых другой цвет кожи. Хотя это не так просто. «Как, скажите, искоренить презрение, особенно если в основе его лежат такие ничтожные причины, как разная манера вести себя за столом и некоторое несходство в строении глазного века?»[667] Этот вопрос прозвучал у Кутзее еще в романе «В ожидании варваров». Пожалуй, многим приходится задавать его себе, когда сталкиваешься с человеком, воспитанным в другой культуре, религии, с представителем другого народа или расы. Нам всем, наверное, трудно понимать друг друга.
Выходом из «тупика непонимания» в романе «Бесчестье» становится расовое смешение. «Результат изнасилования, ее ребенок смешанной расы, как думает Лури, будет дитя этой земли»[668]. Сам Кутзее, очевидно, тоже видел в смешении культур, рас, национальностей единственный путь, к которому придет человечество. «Бразильское будущее» – так он это называл. Дети, которые соединят в себе физически и духовно разные народы. Хотя для Лури такое будущее его семьи казалось неприемлемым, страшным. Узнав, что Люси не сделает аборт, он был в ужасе: «Какому ребенку способно дать жизнь семя, семя, проникшее в женщину не в любви, но в ненависти, бессмысленно смешанное, извергнутое, чтобы ее запятнать, пометить, как метит собачья моча? Отец, и не думавший породить сына. Значит, этим и закончится, значит, так оборвется его род – подобно воде, по капле ушедшей в землю? Кто мог подумать! День как день: чистое небо, ласковое солнце, и вдруг все изменяется, изменяется раз и навсегда!»[669]
Как найти свое место в мире, где смешались все религии, традиции и моральные ценности? Этот вопрос волнует героев Гордимер и Кутзее и, конечно, их самих. Для Кутзее осознание того, что далеко не лучшие привычки и традиции африканской жизни стали теперь частью жизни белых и, наоборот, что его страна изменила облик практически до неузнаваемости, подтолкнули его к решению покинуть Южную Африку. Тем более что партия АНК, пришедшая к власти в 1994 г., открыто назвала его роман «Бесчестье» расистским и заявила, что «если белые могут адаптироваться к постапартхейдной Южной Африке только так, как это сделала Люси, то для них будет лучше просто эмигрировать»[670]. И многие белые южноафриканцы действительно уезжали – в Англию, в Австралию, в Новую Зеландию, в другие страны.
Журналисты любят сейчас сравнивать Кутзее и Гордимер, указывая на то, что Гордимер, несмотря на ряд налетов на ее дом, продолжает жить в Южной Африке, в то время как Кутзее несколько лет назад эмигрировал в Австралию и в Южную Африку больше не возвращается. Когда Гордимер спрашивают о причинах ее нежелания покидать ЮАР, она любит цитировать слова Жана Поля Сартра, который как-то сказал, что отправиться в изгнание означает потерять свое место в мире. Но Гордимер, являясь членом правящей партии АНК еще со времен борьбы, тем не менее позволяет себе открыто критиковать ее политику. Признавая, что ее творчество нескрываемо пристрастно, она добавляла: «Не думаю, что писатель вроде меня <…> должен ставить свой какой ни есть талант на службу революции, и неважно, насколько ты в нее веришь. <…> Применительно к жизни это означает, что пусть я и состою в Африканском национальном конгрессе, я все равно не обязана в своих сочинениях утверждать, что члены этой организации правы во всех своих начинаниях»[671].
