Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции
В 1809 году все доходы государственного бюджета составляли 136 млн. руб., а эмиссия ассигнаций – 127 млн., то есть расходы наполовину финансировались за счет эмиссии. Положение стало нетерпимым, и Александр I поручил М. М. Сперанскому провести финансовую реформу. М. М. Сперанский увеличил денежные ставки подушной подати для крестьян на 30 %, а размеры оброчной подати (для государственных крестьян) – на 60 %. Кроме того, был увеличен питейный сбор (что задело интересы помещиков), а также впервые был введен чрезвычайный налог на поместья – по 50 копеек с ревизской души. Благодаря этим нововведениям М. М. Сперанскому удалось увеличить государственные доходы почти вдвое и восстановить тот уровень налогов на душу населения, который существовал в 1803 году (см. рисунок 42). В начале 1812 года государственный секретарь попытался временно ввести подоходный налог с недвижимого имущества, в том числе с помещичьих имений. Этот налог (так же, как чрезвычайный налог 1810 года) вызвал бурное негодование помещиков и стал одной из причин падения М. М. Сперанского.[898]
Таким образом, дворянство, с одной стороны, подталкивало правительство к войне с Наполеоном, а с другой стороны, отказывалось оплачивать военные приготовления. Лишь непосредственно в преддверии войны правительство смогло увеличить подушную подать на 50 %; оброчная подать государственных крестьян возросла на 25 %. Этих сумм было недостаточно для финансирования военных расходов, и правительство вновь обратилось к печатанию ассигнаций. За время войны 1812–1814 годов дефицит бюджета составил 360 млн. рублей; он был более чем наполовину покрыт эмиссией бумажных денег, в результате чего курс рубля упал до 20 копеек серебром, и правительство было близко к банкротству – положение спасли лишь победа и то обстоятельство, что война оказалась непродолжительной.[899]
Необходимо отметить, что гиперинфляция была достаточно характерным следствием войны: в условиях Сжатия государство опасается повышать налоги с населения, и единственным способом финансирования войны становится эмиссия бумажных денег, которая вызывает резкий рост цен и расстройство рынка. Другими опасными для государства следствиями Сжатия в условиях войны является ненадежность мобилизуемых в армию крестьян-ополченцев и опасность восстания крестьян в тылу. Восстание Пензенского ополчения в декабре 1812 года было чрезвычайно опасным симптомом; имели место также многочисленные волнения и восстания крестьян в прифронтовых районах.[900]
После окончания войны 1812 года правительство столкнулось с волнениями ополченцев, которые не желали снова возвращаться в крепостное состояние. Большую часть демобилизованных ополченцев пришлось вернуть в армию, что вместе с необходимостью поддерживать престиж России в новой геополитической ситуации привело к резкому росту вооруженных сил. Власти пытались решить проблему содержания армии путем перевода отдельных частей в «военных поселенцев»; кроме того, планировалось получить недостающие средства за счет отмены откупов и введения казенной питейной монополии. В соответствии с новыми порядками все вино, выкуренное на частных предприятиях, должно было поставляться в казенные магазины. Как отмечалось выше, владельцами этих предприятий были исключительно дворяне, причем винокурением занималась и высшая знать. Вскоре начались повсеместные нарушения монополии и подпольная торговля – в итоге монополия была отменена и неудача этой реформы еще раз продемонстрировала слабость центральной власти.[901]
Таким образом, в области распределения ресурсов так же, как и в политической сфере, соотношение сил государства и элиты практически не изменилось: элита сохранила свое преобладающее положение.
Конкуренция за ресурсы и влияние между государством и элитой продолжалась и в правление Николая I. Николай I проводил политику укрепления государства; он пытался восстановить четко функционирующий централизованный бюрократический аппарат и считал своей опорой дисциплинированное чиновничество. В рамках демографически-структурной теории чиновничество (несмотря на то, что некоторое чиновники принадлежат также и к элите) считается частью государства и его естественной опорой. В этой связи приобретает большое значение социальное различие между дворянами и чиновниками, ставшее в первой половине XIX века более рельефным. Дворянство, элита российского общества, стало резко отличать себя от чиновничества. «В понятиях того времени гражданская служба вообще не пользовалась особенным сочувствием, – говорится в издании, посвященном 100-летию государственной канцелярии. – Клички „приказный“, „чернильная душа“, „крапивное семя“… наглядно свидетельствовали о пренебрежительном отношении к людям, которым, однако, вверялись важные государственные дела. Для дворян вступление в ряды чиновников считалось даже неуместным, и взгляд этот поддерживался иногда указаниями высших правительственных лиц».[902]
С одной стороны, потомственные дворяне часто презирали чиновников, но с другой стороны, от присутствия дворян в среде чиновников зависела степень контроля элиты над государством. По некоторым оценкам, в середине XIX века потомственное дворянство составляло примерно шестую часть чиновников XIV–VIII классов и пятую часть чиновников VIII–V классов.[903] Однако потомственные дворяне не обязательно были поместными дворянами, среди них было много беспоместных, обедневших помещиков или детей чиновников, выслуживших дворянство, но никогда не владевших поместьями. В 1858 году среди высших чиновников I–IV классов (которые все были потомственными дворянами), землевладельцев было 54 %, а владельцев родовых поместий, то есть настоящих помещиков – 34 %. В среде высшей бюрократии ситуация была иной; в 1853 году практически все члены Государственного Совета были землевладельцами, а 69 % из них – крупными латифундистами, владельцами более чем 1 тыс. душ или 5 тыс. десятин каждый.[904] Эта ситуация отражала преобладающее положение элиты по отношению к государству: через своих представителей, занимающих высшие государственные посты, элита контролировала принятие наиболее важных правительственных решений. Преобладание латифундистов определяло позицию Совета, в частности, по вопросу об отмене крепостного права. «… Есть при том и такие предметы или вопросы, по которым… Совет вдруг становится чрезвычайно упорным, – писал член Госсовета М. А. Корф, – и ничего не слушая, не склоняясь ни к каким рассуждениям, как упрямый осел, только лягается… Таковы особенно все дела о крепостном состоянии…»[905]
Со времен Петра I чиновник, занявший первую «классную» должность (XIV ранга) становился личным дворянином, а должности, начиная с VIII класса, давали потомственное дворянство – таким образом, высшее чиновничество вливалось в ряды дворянства. В николаевское время социальное различие между дворянством и чиновничеством стало более резким, и дворянство постаралось ограничить приток в свои ряды выходцев из «неблагородных». С 1845 года чиновники получали личное дворянство, лишь начиная с ix класса, чиновники более низких рангов считались «почетными гражданами». Потомственное дворянство теперь давалось лишь чиновникам V класса, а с 1858 года – IV класса, что соответствовало высокой должности действительного статского советника. Чиновники-дворяне четырех высших классов в 1858 году составляли лишь 1 % от общей численности бюрократии; таким образом, между чиновничеством и дворянством пролегла резкая грань, и шансы чиновника стать потомственным дворянином стали призрачными.[906]
Вследствие резкого сокращения социальной мобильности стала складываться каста потомственных чиновников – детей личных дворян, которые шли по стопам своих отцов. В середине XIX века численность потомственных чиновников достигала 40 % от общего числа чиновников VIII–V классов.[907] Не имея возможности влиться в среду потомственных дворян, чиновники без сочувствия относились к привилегиям дворянства и связывали свои надежды с упрочением самодержавия. Таким образом, в социальном отношении новое этатистское чиновничество противостояло старой аристократии.
рис. 4.1. Доходы и расходы государственного бюджета в первой половине XIX века (в пересчете на хлеб, млн. пуд.).[908]
рис. 4.2. Доходы и расходы государственного бюджета в первой половине XIX века в расчете на душу населения (в пудах хлеба).[909]
Небогатые служаки с раздражением взирали на дворцы «плантаторов» и, естественно, выступали против ущемляющих их интересы привилегий знати. Многие из них считали своим долгом служить народу и негативно относились к крепостному праву. М. Раев характеризует отношения между бюрократией и дворянством как «подспудный и жестокий конфликт».[910]
