Войтех Замаровский - Тайны Хеттов
Разумеется, Хаттусас был укреплен. Однако — как установили по просьбе Биттеля специалисты фортификационного дела — тут существовало одно в достаточной степени неожиданное обстоятельство. Самые прочные укрепления Хаттусаса находились на северо-западе, над отвесной, в буквальном смысле неприступной скалой. С противоположной же стороны город был связан с миром… «мощеной дорогой! Конечно, эту дорогу можно было преградить рвом и завалами, но тогда боевые колесницы оказались бы осужденными на бездействие внутри города. Кроме того, к одним из врат по крутому склону вела широкая удобная лестница (такая солидная, что ею пользуются до сих пор), а от самого центра города шел длинный подземный туннель, выкопанный под крепостными стенами и выходивший на равнину, прилегавшую к городу. Более легкого доступа в столицу Хеттского царства противник вряд ли мог пожелать.
Может быть, после этого вообще приходится сомневаться в способностях хеттских фортификаторов и строителей? Некоторые ученые сомневаются. Не правильнее ли, однако, возложить ответственность за эти слабые места в оборонительной системе Хаттусаса, более того — за прямое нарушение этой системы, на последних хеттских царей, которые чувствовали себя в своей столице в слишком большой безопасности? И этому не следует удивляться, если учесть, что под стенами ее уже в течение целых столетий ни разу не появлялся неприятель и хеттские боевые колесницы даже Рамсеса II сумели остановить за целых 600 километров от ворот Хаттусаса.
Раскопки в Зинджирли, Телль-Халафе, Каркемише и других крупных крепостях показывают, что хеттские фортификаторы и строители знали свое дело. Эти города были обнесены продуманной системой укреплений с многочисленными выдвинутыми вперед башнями; кроме того, были перерезаны не менее продуманной системой внутренних укреплений, позволявших защищать отдельные части города и в том случае, если бы неприятель прорвался через внешние укрепления. Хеттские крепости напоминали, таким образом, современные военные корабли, бронированный корпус которых разделен стальными перегородками на самостоятельные отсеки, так что даже при прямом попадании торпеды корабль может не потонуть. Но — раз уж мы избрали этот пример — и самый могучий военный корабль попадет в руки противника или пойдет на дно, если у его команды кончатся боеприпасы или он потеряет связь с базой. Именно в таком положении и оказались почти все хеттские города, как бы они ни были укреплены.
Как же выглядели эти города до своего уничтожения? Судя по результатам раскопок, они были обширны, людны и по-своему красивы. Центром города — географическим, архитектурным и политическим — являлся кремль, а не храм. Обычно он имел правильную горизонтальную проекцию, внутри находилось множество жилых и складских помещений, стены были высокими и гладкими, башни заканчивались наверху зубцами. Храм также представлял собой комбинацию богослужебных (а вероятно, и жилых) помещений и складов. В главном храме Хаттусаса насчитывалось, например, около 100 помещений, из которых 70 использовались как склады. Архитектура общественных и иных зданий была простой, лишенной украшений, «геометрической», как наши современные авиапорты и ангары. Единственными украшениями кроме портальных львов были деревянные столбы, подпиравшие выступающую часть ровной крыши и укрепленные в каменных базах со скульптурными изображениями.
Как показывают остатки циклопических крепостных стен и башен Хаттусаса (мы можем познакомиться с ними и близ Каркемиша — на ассирийском, очень сильно стилизованном рисунке ворот в Балавате), хеттская архитектура достигла грандиозности форм, выражающей подъем от незначительности к мощи, но недостаток времени не позволил ей приобрести истинную монументальность. Тысяча лет понадобилось Египту, прежде чем вместо колоссальных пирамид появились великолепные фасады и колонные залы храмов в Тенторе, Карнаке и Эдфу. Более тысячелетия продолжалось в Греции развитие от гигантских построек в Микенах и Тиринфе к монументальному храму Артемиды в Эфесе и афинскому Парфенону. Развитие же хеттской архитектуры было остановлено неожиданно, одним ударом и окончательно.
Интересно, что в руинах хеттских городов археологам не удалось обнаружить обширных свободных пространств, которые можно было бы считать площадями. (То, что Тексье принял за форум или агору древнего Тавия, вероятно, было внутренним двором главного храма Хаттусаса). Вместе с тем трудно представить город без площади. Наконец археологи вместе с филологами пришли к выводу, что средоточием «общественной жизни» хеттского города был, по всей вероятности, двор между воротами.
Перед стенами каждого укрепленного хеттского города находились выдвинутые вперед башни, между которыми помещались ворота в характерной форме вытянутого эллипсовидного полукружия. Пространство между выдвинутыми вперед башнями и главными воротами было отгорожено боковыми укреплениями, в результате чего возникал защищенный со всех сторон двор. В крупных городах, имевших два или три пояса крепостных стен, подобные дворы образовывались между укреплениями и воротами разных линий обороны. Но более наглядное представление, чем это описание, даст взгляд на иллюстрацию, где изображена реконструкция укреплений города и крепости Зинджирли.
На такой двор чужеземные купцы привозили свой товар (за городские стены осторожные хетты пускали их лишь изредка), здесь хеттские ремесленники предлагали свои изделия, здесь стояли столики менял с чувствительными весами, на которых проверялся вес серебряных слитков, здесь трудились общественные писари, здесь войско приносило присягу, отравляясь в поход, и здесь его торжественно встречали, когда оно возвращалось. Тут, очевидно, собирался и панкус, подобно тому, как, например, в Трое, как нам известно из «Илиады», совет заседал «на дворе перед вратами царского дома». И эти дворы и ворота, доступные не только всем жителям города, но и чужеземцам, были, видимо, единственными общественными сооружениями, которые хетты парадно украшали.
Укрепления хеттского города Зинджирли. Реконструкция северных ворот с внутренними дворами (по Лушану)
Хеттская керамика. Нас не должна ввести в заблуждение современная форма этих сосудов: им 2500-3000лет
От первых ворот, охраняемых каменными львами или богами, до главных ворот тянулись ряды огромных неотесанных глыб и плит с рельефами и надписями. Они стояли свободно, на низких подставках — в точности так же, как 20 или 25 веков спустя, когда их отрыли археологи.
Большинство этих рельефов относится, правда, к позднейшей эпохе и представляет собой лишь провинциальный отблеск столичного искусства некогда могущественной
Хеттской империи. Но, несмотря на это, в них явственно проступают своеобразные черты хеттского искусства, и даже человек, не слишком осведомленный в искусстве древнего Ближнего Востока, никогда не спутает их с произведениями ассиро-вавилонского или египетского искусства. Над творчеством отдельных хеттских художников доминирует общий стиль, нормы которого являются одновременно границами их творческой оригинальности. Хеттский рельеф глубже египетского, а от ассиро-вавилонского отличается более твердой линией. В нем проявляется более настойчивое стремление к стилизованной и при этом полнокровно реалистической художественной манере. Хеттский мастер начинает всегда с головы (которая получается у него выразительнее, чем остальные части фигуры) и творит как-то более беззаботно, не давая связать себя требованиями строго замкнутой композиции. Те же черты имеют и многочисленные мелкие фигурки из базальта, бронзы и железа, найденные в развалинах зданий: мужские и женские головы, фигуры сидящих и идущих людей, богов и главным образом детей, культовые знамена и так далее, а в значительной мере и керамика.
Это искусство не соответствует, конечно, мерилам, которые мы вольно или невольно прилагаем ко всякому художественному произведению — мерилам гораздо более позднего греческого классического искусства, до сих пор являющегося для нас не только нормой, но и редко досягаемым образцом. Хеттское искусство бесхитростно. Сначала оно не привлекает нас, но при тщательном и вдумчивом всматривании оставляет в конце концов сильное, непреходящее впечатление. Если бы нам пришлось охарактеризовать его место в истории искусства одной фразой, мы, наверное, сказали бы: это прообраз, какая-то зимняя, февральская весна греческого искусства. Это искусство древнейшей индоевропейской культуры, от которой не осталось ничего, кроме несбывшихся надежд.
Наследие хеттов
«Вторжение эгейских народов преждевременно положило конец культурному подъему и самому существованию этого одаренного народа, что было действительно большой потерей для человеческой культуры», — говорит Бедржих Грозный, и мы вполне с ним согласны.
