Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц
А оттуда часто вожделенными глазами рассматривал, как резвится на Марсовом поле белокурая красавица Елизавета Петровна, веселая и соблазнительная девица в мужском наряде. И задумывался не на шутку: то ли самому с нею любовными утехами заняться, благо не строгих она нравов, то ли брату Густаву уступить, который тоже влюбленным ходит, то ли сына своего Карла на ней женить: все ближе к русскому престолу. А она и не подозревала, какие чувства раздирали всесильного наместника. Видать, в мать свою Екатерину I пошла, у той тоже натуральные волосы были белокурые, а черные, какие мы на ее портретах видим, — так это же от краски, иногда не очень качественной. Впрочем, относительно волос Екатерины I затруднительно нам сказать, какого они цвета были, поскольку она часто совсем без волос ходила. Да, да! Не удивляйтесь, дорогой читатель! Наплюет на все порядки русские, домостроевские, обязывающие русскую замужнюю бабу, даже царицу, с длинной косой под власяницей и кокошником быть, возьмет и сбреет на ноль свои густые волосья, потому как жарко ей было с тяжелой косой с Петром по военным лагерям шастать.
И это было весьма предусмотрительно — таких исторических трагедий, как с волосами Авессала, сына царя Давида, с ней не происходило. Авессал, имея длинные прекрасные волосы, которыми постоянно любовался, пошел на войну, а волос не сбрил и, сражаясь с войсками своего отца, против которого он почему-то бунт поднял, так яростно отступал, мчась на лошади, что зацепился волосами за ветви дуба и повис на дереве. Убить его врагам было делом одной минуты.
А Екатерина I поступила прямо как Вероника, жена египетского царя Птолемея III, которая свои чудесные волосы богине Венере пожертвовала, только чтобы ее муж невредимым из похода на Сирию вернулся.
Но если, дорогой читатель, вам попадется в русских исторических архивах странный указ императрицы, обязывающий дам сбривать волосы и носить страшные, плохо чесанные черные парики, знайте, это не она, не Екатерина I, это ее дочь Елизавета Петровна о таком безобразии распорядилась. И не от деспотизма, токмо по беде тиранский указ возник. Царица (она уже стала царицей, мы вперед несколько ускакали) по опыту своей матушки перекрашивала волосы в черный цвет, и ей попалась какая-то заморская дефектная краска, что, в общем-то, для нас не новость, мы с этой болью сегодня знакомы, и она вынуждена была сбрить свои волосы. И надела черный парик на время отрастания волос собственных. А поскольку царица должна быть красивее и лучше всех придворных дам, им вменялось в обязанность носить только те парики, которые она для них заготовила: то есть плохого качества. Плакали, конечно, бедняжки, сие страшилище на голову напяливая, но что поделаешь, против воли царицы не больното попрешь.
Вот великий Август во времена Римской империи свою дочь Юлию на такое безобразие не обрек. Когда она, от излишка любовных утех, что ли, вдруг абсолютно облысела, Август за бешеные деньги купил у парикмахера скальп немецкой принцессы с буйными, роскошными волосами. Скальп приспособили под размер головки Юлии, смазали специальным составом, чтобы он не высох, и красота Юлии пуще прежнего засверкала.
И вот пока еще белокурой царевной очарованный Бирон глядит на нее из своей конюшни, мечтая и строя политические планы, Анна Иоанновна не дремала. Почувствовав угасающий любовный пыл фаворита, выступила перед ним в обновленном виде. Долой свободный восточный халат! И вот она, гренадер из гренадеров, с черными, как смоль, кустистыми бровями, нарумяненная, жирно набеленная, с протертым коровьим маслом лицом, поскольку, как мы уже знаем, воду не очень уважала, в немыслимо дорогих драгоценных бархатных и парчовых платьях, вышитых золотом, жемчугом и бриллиантами, начала очаровывать Бирона. Специально корсет снимала, чтобы еще больше свои женские прелести подчеркнуть, предлагая фавориту прилечь рядом. Но Бирону постоянные послеобеденные отдыхи с матушкой-царицей на совместной кушетке изрядно уж осточертели. Может быть, в глубине души он и сетовал на такое несвойственное вообще-то русским царицам любовное постоянство, ибо начал от любовных утех явно отлынивать, проявляя интерес совсем к другому — празднествам, фейерверкам и балам.
И так поднаторел в этом, что Анна Иоанновна на время в любовных утехах поостыла, а решила все европейские дворы русским великолепием затмить. И удалось ей это замечательно. Правда, неблагодарные иностранцы, вместо того чтобы в обморок от восхищения упасть, долго еще морщиться будут: дескать, богатства много, а безвкусицы и грязи и того больше. Ну, немного, конечно, мы их правоту признаем. Чистоплотность не была сильной стороной натуры Анны Иоанновны. Про нее один царедворец так сказал: «Грязновата эта царица, но щеголиха страсть какая».
И нередко иностранцы от своей заморской щепетильности к чистоте в казусные и неприятные истории попадали. Как-то раз, пробуя венгерское вино, до которого она была умеренно охоча, в знак особого благоволения предложила иностранному посланнику попробовать и протянула ему до половины выпитую чарку. А тот, нахал этакий, чистоплотности немецкой наученный, чарку краем платочка вытер и… чуть головы своей не лишился. Анна Иоанновна как рявкнет на него:
«Что? Брезговать? Я тебе покажу, такой-сякой, где раки зимуют! Позвать сюда палача». Ну, посланник перетрусил, конечно, изрядно, в ножки царице кинулся, но Бирон спас положение, заметив, что посол это сделал не от брезгливости, а от манер своих немецких, там так, значит, принято.
Чистота чистотой, а пышность и великолепие совсем другое. И тут мы будем справедливы: ни в одну эпоху правления русских цариц не было таких колоссальных, прямо скажем, монументальных увеселений, как при Анне Иоанновне.
Десять лет ее правления — это сплошные празднества, торжества и фейерверки. Да не какие-нибудь там бенгальские огни или шутихи — но чудо пиротехники и инженерного искусства, когда в воздухе возникают феерические изображения, например, храм Януса! Правда, и в отношении фейерверков традиция от Петра I пошла. Нет, до такого чуда пиротехники наши сегодняшние мастера не дошли. Взлетают в московские первомайские праздники в воздух гирлянды разноцветных огней — всего-то! А где, как у Петра, в воздухе из огней колесница Венеры с двенадцатью запряженными лебедями? Где охотница Диана со своим оленем? Ничего страшного, что Анна Иоанновна в области фейерверков у Петра с избытком позаимствовала, хуже, когда сегодня ремесло пиротехника совсем «прохудилось» и к упадку пришло.
А знаменитые Анны Иоанновны искусственные сады! Это же надо было до такого великолепия додуматься специальному гофмаршалу по развлечениям Левенвольду (да, да, тому самому, интимных дел с Екатериной I мастеру), чтобы в коридоры построенного при Анне Иоанновне каменного дворца в три огромных этажа, с семьюдесятью комнатами для гостей, театром, церковью, тронным залом, еще впихнуть сады с миртовыми и померанцевыми деревьями, расцветающими зимой вопреки всем законам природы, с разными там укромными гротами, в которых помещались столы с изысканными яствами для влюбленных и прочих охотников любовных утех, уставших в общей зале от танцев и ищущих уединения.
Леди Рондо, которая была фрейлиной приставлена к императрице Анне Иоанновне, прямо захлебывается в своих изданных за границей воспоминаниях, написанных в виде писем подруге, о том, какая была «красота, благовоние и прохладная теплота этого удивительного сада, возникшего вдруг среди снега и льда, что казалось волшебством и располагало душу к какой-то мечтательности». Но, правда, надо признать, что леди Рондо как-то уж слишком своеобразно Анну Иоанновну воспринимает. Все розовенькое выпячивала, а все черненькое игнорировала. Вот и «выписала» Анну Иоанновну этакой благородной дамой без тяги к шутам и пощечинам, зато пронизанную искусством и европейским образом жизни. И невдомек леди Рондо, что все эти оперы итальянские, немецкие театральные труппы, два симфонических оркестра, балет скорее для иностранцев были предназначены. Чтобы пыль им в глаза пустить. Вот, мол, смотрите, какие мы культурные и как искусство обожаем, хотя на самом деле обожала Анна Иоанновна самые что ни на есть грубые и чувственные развлечения и, кроме драки шутов, любила драки медведей. Да, медведями любила побаловаться. Конечно, не подумайте, что котлетки из их мяса кушала. Просто любила зрелища диких и ручных медведей. Одинаково нравились ей и травля диких медведей, и комедиантство ручных. Для этой цели сначала в Москве, а потом и в Петербурге для них был устроен обширный двор, а для белых медведей, привезенных в 1664 году, — даже специальные водоемы.
Вы, испанские тореадоры, с ленивой грацией и без лишних движений прокалывающие своих бычков, вам бы поучиться хладнокровию и отваге наших русских мужиков, остающихся в замкнутой клетке один на один с разъяренным диким зверем!