Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц
Слушая жуткие истории и небылицы «хожалых людей», Анна Иоанновна глубоко верила во всю нечисть, обитающую в русских сказках: в домовых, ведьм и прочие сатанинские силы.
Итак, ведьмы имеют хвост и могут летать по воздуху, превращаясь в сорок, свиней и других животных. Каждую ночь они воруют молоко у коров и любят сосать кровь молодых людей. Развлекаются они, устраивая сборища — шабаш. С этой целью натираются беладонной или дурманом и летят верхом на метле или палке. Чтобы обезвредить ведьму, надо в той избе, где она находится, воткнуть нож в крест оконной рамы. Очень часто ведьма превращается в черную кошку, о чем убедительно рассказал великий Гоголь в своих бессмертных «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Может, отсюда пошло всеобщее убеждение, что черная кошка является носителем зла, с ней связывают могущие произойти беды и невзгоды. А вот в Испании черная кошка считается зверьком, несущим удачу. Моряки, перед тем как предпринять путешествие в море, обязательно брали черную кошку на борт корабля. В Древнем Египте кошка считалась вообще животным священным. Смертная казнь грозила всякому, кто осмелится ее убить. Это только христианская религия считает черную кошку порождением сатаны.
В отличие от колдунов и ведьм существуют и добрые духи. К ним причислен домовой — домашний дух. Он зла не делает. Перед несчастьем или какой бедой предупреждает человека, показываясь ему. Да и сам похож на человека, только весь лохматый. Живет он близ печки, а в современных домах, разумеется, близ калориферов, и если вам, дорогой читатель, вдруг ночью становится тяжело дышать, не пугайтесь, это на вас наваливается домовой, уделяя вам свое особое внимание. Домовой любит те семьи, которые живут в согласии, и тех хозяев, которые рачительно относятся к своему добру и в порядке и чистоте содержат свой дом. Так что, хозяюшки, вытирайте почаще пыль, и домовой вас не тронет, косы заплетать в невозможные узлы не будет.
Несколько отличается от домового оборотень, дух среднего зла, который может превращаться в животного, чаще в волка. Определить его можно очень легко: колени задних ног у оборотней выдвинуты вперед, а не так, как у настоящего волка — назад. Но не очень-то, дорогой читатель, осуждайте отсталость взглядов нашей царицы, верящей в сверхъестественные силы. А вы в них не верите? Суевериям подвергались многие, даже самые передовые, выдающиеся умы и таланты. Вальтер Скотт верил в особую, таинственную мощь слова «абракадабра». Пушкин верил в приметы: заяц, перебежавший ему дорогу, заставил его повернуть обратно в село Михайловское и не ездить в Петербург, где подготавливался бунт декабристов. Николай II перед принятием какого-либо решения подбрасывал монету, загадывая на «орла» или «решку».
Павел I верил в сны и предзнаменования, и в них же верили все без исключения наши царицы.
Разгадка снов — исключительно сложное занятие, вроде запутанного кроссворда со всеми многообразными нюансами, вариантами и бытовыми подробностями. Вы когда-нибудь, дорогой читатель, сонник читали? Ни черта в нем не разберешься, напрасное занятие. Например, если снятся овощи, то вроде это хорошо, но не дай бог финики. Финики — плохо, к болезни.
Для разгадывания снов Анны Иоанновны приглашались специальные люди. Прямо академики! Столько этим неграмотным и не умеющим писать «ученым» надо было знать и запомнить! Уму непостижимо! Вот, скажем, снится Анне Иоанновне колодец, река, птица, посуда. «Это хорошо, — скажет разгадывательница и тут же спросит: — А посуда без мяса?» Ибо если с мясом — то это плохо. Белый конь снится или гнедой какой — это хорошо, но разгадывательница не унимается и осведомляется, не мчался ли он галопом, ибо если не спокойно стоял, а куда-то мчался, не дай бог, — это плохо, жди несчастья. Зверюшки разные снятся — это хорошо, но не дай вам бог увидеть обезьяну, ежа или дикого слона. День будет неудачный и настроение царицы тоже не ахти. Словом, не для нашего разума эта сложная наука.
Верила ли Анна Иоанновна в колдунов? Риторический вопрос! А почему, собственно, ей не верить, если она впитала в себя русский фольклор и ничто из его атрибутов не было ей чуждо? Так вот, Анна Иоанновна хорошо знала, что колдуны водятся в огромном количестве по городам и весям и там растворяются в общей массе, подстраиваясь под нормального человека, так что распознать колдуна трудно. Но все же есть некоторые отличительные признаки. «У колдуна всегда мутный взгляд, свинцово-серое лицо, сросшиеся брови, злая улыбка, медленный с расстановкой голос и взгляд исподлобья. Говорит он мало, но голос его хрипл и неприятен. Всегда любит выпить, что-то там ворчать и шептать». Но если, дорогой читатель, вам этот образ напоминает знакомого алкаша из соседнего подъезда — мы тут ни при чем. Так видит колдуна русского знахарская книга XVIII века.
Наши, русские колдуны, оказывается, куда более гуманны, чем, например, французские. Те фигурки из воска делали, шпильками кололи, и человек в муках умирал. У нас до смерти людей колдуны не доводят. Не изуверствуют. Так, попугают маленько: ну, сыпь у человека появляется, судороги там, опухоли и грыжа. Как видите, сущие пустяки, да и употребляет наш колдун, в отличие от западных, самое примитивное сырье. У тех — кожа жаб, змей, ядра быков, кровь менструальная или от грудных младенцев, а у наших всего-то: глина, уголь, соль, пшеница и конопляный веник.
Что-то, конечно, есть от правды в этих наговорах колдунов. Иначе как нам объяснить непонятный феномен — почему и наши русские цари, и заморские короли влюблялись, мягко говоря, во внешне непривлекательных дам. Вы подумайте только, дорогой читатель: растет у Анны Болейн шестой палец, уже и мизинец перерос, и на шее какая-то несимпатичная бородавка, а Генрих VIII, английский король, от любви к ней с ума сходит! У Людовика XIV мадам де Лавальер и прихрамывает, как утка, не слишком грациозно по парку прогуливается, и бледна, и суха, и почти без груди, а король по ночам в подушку от любви плачет. У маркизы Помпадур и прыщи-то на лице, которые надо было мушками маскировать, и кожа высохшая, и сама суха, как вобла, а Людовик XV не только постель, но и трон с ней делит. А у нас в России?
Красавица царица Елизавета Петровна предложила любезно разделить с ней ложе придворному Курту фон Шёнбергу, а он нос воротит в сторону госпожи Десток, которая «бессовестная, уродлива, слегка горбата, грязная и пьяница».
А Петр III? Чем уродливее дама — тем больше у нее шансов стать его любовницей. И даже сама Екатерина Великая поражалась с недоумением такому вкусу своего мужа и в дневнике записала: «Великий князь влюбился в княжну Курляндскую, а она низкая, некрасивая и горбатая». Нет, дорогой читатель, мы тут одно видим: охмурили их всех колдуны проклятые! Но возвратимся к нашей основной теме, к Анне Иоанновне!
Вот, значит, какими важными делами занималась Анна Иоанновна, и, конечно, здесь явная умственная диспропорция видна, если сравнить интеллектуальную переписку Екатерины II с передовыми умами человечества. Но что требовать от царицы, пропитанной мещанским духом, кругозор которой не поднялся выше мещанского восприятия? И в сфере такого понимания нас не удивляет, почему Анна Иоанновна так обожала женить разных людей и потом искренне интересоваться их семейной жизнью.
Кроме сплетниц, шутов, сказительниц, существовал у нее еще штат певиц, функции которых выполняли дворовые девки — вышивальщицы со звонкими голосами. Без русских песен и танцев Анна Иоанновна жизни себе не представляла и даже иногда требовала к себе гвардейских солдат с их женами и приказывала им плясать и водить хороводы.
Фрейлинам тоже вменялось в обязанность развлекать государыню песнями. С ленивыми или нерадивыми, которые петь целый день уставали или фигуры путали, Анна Иоанновна не церемонилась: собственноручно расправлялась, пребольно хлестая их по щекам. Не посмотрела, например, на Салтыковых, двух сестер-фрейлин, из богатого роду происходящих, отхлестала их, когда они осмелились заметить, что так много пели, что смертельно устали и потеряли голоса. А потом в наказание в прачечную их на целую неделю стирать белье отправила. И не думайте, дорогой читатель, что хлестание по щекам совершалось в гневе или аффекте. Ничего подобного! Все спокойно и торжественно, чинно и благопристойно, как при игре на фортепиано. Услышав фальшивую ноту или увидев в танце спутанные фигуры, а это часто от усталости исполнителей бывало, Анна Иоанновна спокойно поднималась со своего места, подходила к виновной и, быстро, быстро и без комментариев, бац, бац, отлупив по щекам так, что кровь иногда брызгала, так же спокойно возвращалась и, не изменяя тембра голоса, приказывала продолжать. Видите, сколько царственного величия и великолепного хладнокровия являет в царицыном исполнении сей образчик наказания. Но мы в этом любовании наказания, в этом смаковании все-таки склонны садистскую подоплеку усмотреть. Уж больно все совершалось хладнокровно, а не под горячую руку.
