Лев Колодный - Москва в улицах и лицах
Писал Дядя Гиляй и стихи, замечательные эпиграммы, повторявшиеся всей Москвой. Вот одна из них, сочиненная по случаю вызвавшей много толков пьесы Льва Толстого "Власть тьмы":
В России две напасти:.
Внизу - власть тьмы.
Вверху - тьма власти.
Красивый старик писал за обеденным столом в передней комнате, окруженный старинными вещами, этюдами великих художников, подаренных ему в знак дружбы. Рисунки Левитана, этюды Саврасова, Поленова, Константина Коровина... На старом деревянном диване отдыхал захаживавший сюда Лев Толстой. Самовар хозяина любил разжигать Куприн. На другом диване, стоящем спинкой к окну, заставленном цветами, любил отдыхать Чехов, назвавший диван "вагончиком".
В такой квартире, "уплотненной" советской властью после революции другими жильцами, с согласия наследницы Екатерины Киселевой, хранившей, все как было, пытался я создать музей. Из-под пера кандидата филологических наук Е. Г. Киселевой вышло несколько книжек о Гиляровском. В газетах провел с помощью друзей кампанию, как теперь говорят, лоббируя идею музея Гиляровского. Но из этой затеи ничего не вышло. Хозяйка передумала дарить городу обстановку комнат в обмен на новую квартиру.
В этой квартире на выездном заседании секции репортеров принял я в Союз журналистов СССР Михаила Мироновича Левинсона, когда ему было за шестьдесят. Директор школы слепых, бывший народный судья, бывший охранник Сталина в советские годы являлся единственным(!) репортером уголовной хроники города Москвы. Его печатали во всех московских газетах, и на всех у него хватало информации из зала суда и милиции, потому что публиковались эти заметки гомеопатическими дозами, с интервалом в месяц. Чаще было нельзя из соображений высокой политики, чтобы не очернять советскую столицу. Потому успевал один пожилой Левинсон делать то, чем сейчас в перенаселенной братвой Москве, где по заказу убивают средь бела дня, занимаются сотни волконогих ребят.
Еще один известный москвовед проживал в Столешниках в том же доме, что и Дядя Гиляй, построенном архитектором В. Н. Карнеевым для домовладельца Д. И. Никифорова. Он и был, этот домовладелец, знатоком Москвы, забытым обоими изданиями энциклопедией "Москва", ни разу не помянутый "Библиографической энциклопедий Москва вековечная" В. М. Мешкова, всеми книжками о москвоведах, вышедшими в последние годы. Почему?
А между тем имя этого автора стоит на обложке четырех книг, вышедших в 1901-1904 годы в Университетской типографии: "Старая Москва": Описание жизни в Москве со времен царей до XX века", "Из прошлого Москвы (записки старожила)", "Москва в царствование императора Александра II", "Сокровища в Москве", о выставке произведений старины в Строгановском училище.
Современный облик переулка сложился на деньги московских купцов. Два дома принадлежали известному московскому купеческому роду Карзинкиных. У ярославского крестьянина, стоявшего в яблочном ряду, позднее - купца первой гильдии, родились сыновья. Они торговали чаем, занимались успешно текстильным производством. Домом на нечетной стороне, 11, где три года жил Гиляровский, до того как переехал в соседний дом 9, владел Иван Иванович Карзинкин. Он был благотворитель, "почетный блюститель" Заиконоспасского духовного училища. Большие суммы передал Мещанским училищам и Николаевскому дому призрения вдов и сирот, церквам и монастырям.
На четной стороне четырехэтажным доходным домом с магазинами, построенным на месте, где жил Баратынский, владел коммерциии советник Андрей Александрович Карзинкин, купец первой гильдии, потомственный почетный гражданин. С братом и компаньоном владел второй по мощности в России Ярославской Большой мануфактурой. Дом 14 в Столешниках перешел по наследству к сыну, Андрею Андреевичу. Он известен как нумизмат, коллекционер, написавший книгу о монетах. Ему досталось в наследство несколько домов. Один из них, на Покровском бульваре, он передал дочери и зятю, писателю Телешову. Это тот самый дом, где проходили много лет телешовские "среды", где встречались писатели и художники. Телешов оставил мемуары о старой Москве, переписывался, когда другие этого боялись, с Иваном Буниным, другом молодости, бывавшим на "средах". Его квартира перешла Московскому обществу охраны памятников истории и культуры.
Из московских магазинов в Столешниковом переулке, 7, о которых можно пожалеть, был лучший в современной Москве винный магазин, некогда пр инадлежавший Егору Леве. Купец владел участком земли, на котором в 1873 году появился современный дом с винным магазином, обладавшим большой коллекцией вин. Бутылки и в наши годы хранятся в подвалах Леве.
Вина его коллекции соперничали с винами Депре на Петровке, притом, судя по роману Льва Толстого "Война и мир", соперничали успешно. Стива Облонский, знавший толк в винах, перед званым обедом, "к ужасу своему, увидел, что портвейн и херес взяты от Депре, а не от Леве, и он, распорядившись послать кучера как можно скорее к Леве, направился к гостиной".
Достопримечательность дома - кондитерская. Она торгует с царских времен. Сюда приходят издалека за пирожными. Их выпекают в печи, хранящей жар ХIX века.
Войдя в ворота дома 9 можно увидеть самое старое из сохранившихся строений в переулке, каменные палаты XVIII века. Перед войной 1812 года их перестроили в богатый двухэтажный дом с фасадом в классическом стиле, где насчитывалось 27 комнат. Они всегда были полны людей, живших здесь и приходивших к хлебосольному хозяину Жану Ламиралю. Его тогда в Москве знали в аристократических семьях, где он давал уроки танцев. Ламираль в отличие от запечатленного в "Войне и мире" танцмейстера Иогеля, не только учил танцевать, но и сочинял балеты, ставил их, выступал как артист в лучших театрах мира, осев в Москве, где жил припеваючи.
Но когда началась война 1812 года, Жана Ламираля арестовали и вместе с друзьями-французами выслали на барже в Нижний Новгород после того, как полиции донесли, что в его доме пили шампанское за Наполеона и желали ему победы над Россией, понося правительство Александра I. Спустя несколько лет Ламиралю, пострадавшему за инакомыслие, разрешили вернуться в Москву и возвратили дом, где он доживал век, давая уроки танцев.
Участок земли Ламираля, перешедший в руки Леве, был так велик, что его разделили на два владения, где построили стоящие рядом современные дома 7 и 9, нам известные.
В 1980 году теоретик доктор архитектуры Алексей Гутнов с группой единомышленников разработал проект пешеходной зоны Петровка-Кузнецкий мост, куда вошел Столешников. Авторы предполагали создать некий в общем-то утопический уголок, где бы могли не только торговать, но жить "мастера и художники", как некогда на Монмартре в Париже. Идея реализована частично в 1997 накануне 850-летия Москвы, в авральном порядке. Тогда сломали, не успевая восстановить к празднику, домик обер-полицмейстера. Его, как сказано, восстановили.
Нет больше книжного большого магазина в Столешниках, занимавшего два этажа. Переехал на Трубную улицу. Сосед "Ювелирный" выдержал испытание рынком. С довоенных лет на его прилавках блестит золото. В двери этого салона входил провожаемый взглядами прохожих стройный высокий красавец в синей форме командира авиации. Продавцы встречали его как родного. Николай Кузнецов знал толк в украшениях. Московские красавицы, балерины уважали его как завсегдатая ресторанов, премьер и вернисажей, щедрого любовника, дарившего дорогие украшения. Не знали одного, никогда Николай Кузнецов не летал, числился кадровым чекистом на Лубянке. Эта сторона деятельности легенадарного разведчика плохо изучена. Более известна по книгам и фильмам геройская жизнь Николая Кузнецова, обер-лейтенанта Пауля Зиберта в германском тылу, Ровно... Там он также часто появлялся в ресторанах среди германских офицеров, легко заводил знакомства, романы с красавицами. И в том же Ровно своей рукой среди бела дня казнил германских генералов...
Как ни странно, народу в переулке поубавилось, толп больше нет, как и обилия ресторанов и кафе... Чтобы идея перешеходной зоны нашла достойное воплощение, нужно открыть пятьдесят магазинов и кафе, как минимум.
(На такой по протяженности пешеходной улице Бен Иегуды в Иерусалиме я насчитал 70(!) кафе и магазинчиков. На той улочке можно тусоваться до утра, не мешая живущим на верхних эатажах в студиях молодым людям. Бен Иегуда не имела никогда транспортного значения. На почти километровом Арбате, изнасилованном градостроителями, всего-то три десятка магазинов и ресторанов, большую часть улицы занимают трибунал, поликлиника, больница, жилые дома... Какая тут может быть "пешеходная зона", когда позарез требуется подъехать к подьездам домов?)
...На углу Столешникова переулкаи Петровки открыта новая гостиница "Аврора". Восстановлен фасад дома, где было старое фотоателье. Часовня на месте сломанной церкви Рождества открыта с утра до вечера, напоминая о варварстве большевиков. Восстановят, верю, сломанные домики пушкинских времен... История Столешников продолжается.
