Николай Бондаренко - Консервативный вызов русской культуры - Русский лик
С. К. Я понимал, что это журнал мой. Я понял это раньше, чем понял Сергей Васильевич Викулов. Мои стихи долго не приживались в журнале. Тогда я принес статью. Я очень хотел стать автором "Нашего современника", я дружил со многими постоянными авторами, дружил с сотрудниками редакции. Но для Сергея Васильевича я оставался не совсем своим. Я выступал на вечерах вместе с Евтушенко, с Ахмадулиной, печатался в "Юности". Хотя и там печатался трудно, там тоже был жесткий отбор. Как я сейчас понимаю, сознательно печатали стихи для меня второстепенные. Так же и у Николая Рубцова отбиралось что-то городское, внешне эффектное, но для поэта не главное.
По мере того, как росло мое русское самосознание и внедрялось в мои стихи, такие стихи "Юность" с порога отвергала. В "Молодой гвардии" я тоже не пришелся ко двору. Там царило упрощенное понятие литературы. И я решил: надо достучаться до сердца Сергея Васильевича. Если стихами я его не покорил, стал покорять публицистическими статьями. Стали публиковаться мои статьи о творчестве Высоцкого, об эстраде, к тому времени уже становящейся антирусской. Вся эта комсомольская наша бригада, которая потом стала программой "Взгляд", уже популяризировала все русофобское. Я все более входил в противоречие с поэтами и прозаиками, группировавшимися вокруг Василия Аксенова, Гладилина, Вознесенского. Когда я оформил это свое противоречие с ними в нескольких статьях, Сергей Викулов охотно принял их к публикации. Помню огромный шум после моей статьи о Высоцком. Не столько о нем самом, сколько о культе, который создавался вокруг его имени. Ему создавали, типично по-американски, западный имидж. Мне не нравились прежде всего его идеологи, которые хотели сделать из него, по американскому подобию, кумира всей нации. Как какого-нибудь Элвиса Пресли. Повторяю, дело абсолютно не в самом Высоцком, явлении сложном и противоречивом. А дело в американизации молодежного мышления. В кумиризации молодого сознания. Нет права выбора, сплошное зомбирование. Сами же посмеивались в своем кругу над его неудачными строчками, над его болезнями и пьяными, наркотическими выходками, но молодежи навязывали его слепой культ. Статья была, я уверен, не против Высоцкого, а против подобного зомбирования целого поколения. Это была репетиция на будущее. Чтобы сегодня навязывать американскую масс-культуру, американское барахло. Он внедрялся! Композитор Дашкевич говорил, что у Высоцкого голос на две октавы выше, чем у Шаляпина. В "Юности" сообщали, что лишь три человека определили ход русской культуры это Ломоносов, Пушкин и Высоцкий. У меня возникало чувство опасности: если так можно врать, то можно переврать всю историю страны. Внушат народу все что угодно. Так и произошло. Так что я и сегодня заявляю: давайте отделим самого Высоцкого от созданного феномена. Это первый тотальный эксперимент над сознанием страны. Вот за эту статью о феномене Высоцкого Сергей Васильевич Викулов меня признал, полюбил и ввел в свой актив. Так я стал и стихи здесь печатать...
В. Б. Станислав, когда думаешь, чем определяется эпоха Сергея Викулова, прежде всего вспоминается его ставка на провинциальную Россию. Он извлек все таланты из рязанских, вологодских, иркутских, псковских сундуков, а через эти таланты заговорила вновь сама национальная Россия, заговорила вся тысячелетняя история... Все узлы русской духовной жизни, приглаженные в обеих столицах, прорвались на поверхность журнала "Наш современник". Никто никогда не сможет отрицать - Сергей Викулов создал эпохальное явление. Двадцать лет почти все лучшие произведения отечественной словесности публиковались только в "Нашем современнике". Поневоле к нему тянулись даже такие писатели, как Фазиль Искандер, Юрий Нагибин, напечатал первый рассказ Владимир Маканин. Они, может, и чувствовали идейную чужесть журнала, но втягивала орбита талантов, привлекала престижность. Еще бы, назовем хотя бы первый ряд постоянных авторов журнала: Виктор Астафьев, Константин Воробьев, Евгений Носов, Гавриил Троепольский, Василий Шукшин, Валентин Распутин, Василий Белов, Юрий Бондарев, Валентин Пикуль, Виктор Лихоносов, Федор Абрамов, Олег Волков и другие... Ни один журнал той поры не мог даже приблизиться к такому списку первейших талантов России. Прошло 30 лет... Журнал возглавил Станислав Куняев. Что за эти годы определяет эпоху Куняева? Преемственность сохранилась, но что добавилось нового? Викулову сполна отдадим викулово. Но останется уже что-то куняевское?..
С. К. Не совсем ловко отвечать, но придется. Он привел в журнал нашу провинциальную классику. Белова, Распутина... Следующий шаг - ставку на русскую национальную мысль - уже пришлось делать мне. А русская мысль была нам крайне нужна. Я решил резко расширить круг авторов. Ввести в журнал русское понимание исторических, политических, социальных процессов. Чтобы мы оказались во всеоружии перед страшными и роковыми временами. Я срочно ввел в редколлегию Игоря Шафаревича, Вадима Кожинова, Сергея Небольсина, Александра Михайлова - из Института мировой литературы. Мне нужны были новые идеологические силы. Среди авторов оказались Юрий Бородай, Сергей Кара-Мурза, мобилизовал старую гвардию - Сергея Семанова, Олега Михайлова. Привлек Александра Проханова, сначала как автора замечательных статей, а потом уже и как писателя... Вот и ты к нам приблизился уже в новый период, стал членом редколлегии. Когда я прочитал в "Москве" твои "Очерки литературных нравов", я понял, что ты наш автор... Обратились к литературе русской эмиграции. К Ивану Солоневичу, к наследию Столыпина, ко всей откровенно национальной линии русской эмиграции, которую Сергей Васильевич, естественно, не мог печатать. Этот идеологический блок, этот идеологический заряд действует до сегодняшнего дня. Это и есть абсолютно новый и неизбежный путь журнала.
Надо было искать новые имена в поэзии и прозе. Мы расширили традиционное понимание литературы "Нашего современника". У нас появился Юрий Кузнецов, ранее признававшийся чересчур сложным для журнала, чаще стал печататься Николай Тряпкин со своими стихами о коллективизации. В предыдущем "Нашем современнике" такие стихи были бы невозможны.
Я был свободен уже от цензурных и самоцензурных соображений, это давало большую свободу, но и ответственность. Я всегда был свободным человеком, свободным поэтом... Кроме четырех лет секретарской работы в Московском Союзе писателей, я все остальное время жил и развивался как трава. Я не был никому ничем обязан. У меня не было никаких шор: ни эстетических, ни идеологических, - кроме своего инстинкта. Эта широта помогла мне расширить диапазон талантливых авторов журнала. Я решил привлекать всех патриотов России, всех писателей, у кого есть хоть частица истинной русской боли за происходящее, будь они белые, будь они красные, будь они монархисты, будь они православные или коммунисты. Я почувствовал, что в грядущее, если не попытаться объединить все эти силы, мы не сумеем передать наши национальные идеи.
В. Б. Какой-то период эта твоя идея объединения всех литературных патриотических сил вокруг журнала блестяще удавалась. Я помню те годы, когда печатались рядом Юрий Бондарев и Александр Солженицын, Игорь Шафаревич и Владимир Бушин, Татьяна Глушкова и Владимир Солоухин, Эдуард Лимонов и Владимир Крупин, Александр Зиновьев и Александр Дугин, Леонид Бородин и Валентин Пруссаков, Леонид Леонов и Зинаида Шаховская... Объединить всех этих авторов могло только одно: идея сильной России, идея единого и неделимого государства. Но с неизбежностью вскоре началось отталкивание... Один за другим журнал покидают советские патриоты. Уходит из редколлегии Иван Васильев, уходит из редколлегии и начинает печататься в "Молодой гвардии" Юрий Бондарев. Начинает публиковать жесткие статьи, направленные против белого патриотизма, в той же "Молодой гвардии" Татьяна Глушкова. Забудем о личных симпатиях-антипатиях. У меня начало складываться убеждение, что была предпринята попытка объединить вокруг "Молодой гвардии" писателей советско-патриотического направления, в чем-то явно противостоящих более бело-национальному направлению "Нашего современника". Эта попытка создания из "Молодой гвардии" советско-патриотического журнала, к сожалению, полностью провалилась по вине самой редакции. Почему - к сожалению? Потому, что необходимость в таком журнале именно сегодня остро чувствуется.
И требуется в широком смысле государственно-национальный русский журнал, объединяющий авторов национального и постсоветского государственного направления. Таким и стремится стать, на мой взгляд, "Наш современник". Как ты думаешь, этот уход Ивана Васильева, Юрия Бондарева, или по-женски скандальный, но столь же объективный уход Татьяны Глушковой не прочерчивает ли он линию освобождения журнала от советского периода?
С. К. Да, ты сейчас задел как бы самое больное место, самую уязвимую позицию в "Нашем современнике". Я помню, как Юрий Васильевич Бондарев ушел из редколлегии, не простил нам публикации романа Александра Солженицына. Хотя я специально выбрал из многотомного художественного исследования Солженицына именно "Октябрь 1916 года", потому что там была глава "Ленин в Цюрихе", где с какой-то необыкновенной исторической глубиной Солженицын вскрыл эту масонско-революционную идею разрушения старой России, на которой смыкались вместе и Ленин и Парвус. Ради этого я решился опубликовать в журнале роман Солженицына. Думаю, что Юрий Васильевич тогда погорячился.
