Артур Конан-Дойль - Повести и рассказы разных лет
Всего их было шестеро. Одного из них я сразу узнал по серьгам в ушах это его мы встретили на дороге накануне вечером. То были ладно сложенные, мускулистые парни с потемневшими от ветра и загара лицами, по матросской моде украшенными пышными бакенбардами. В центре толпы, опираясь на стол, стоял тот самый малый с веснушками, которого я видел ночью на торфянике. Черный плащ, взятый из дому несчастным Енохом, все еще свисал у него с плеч. Внешне этот человек разительно отличался от прочих. Черты его выражали пронырливость, коварство, злобность и жестокость, а хитрые, все подмечающие глазки светились неприкрытым торжеством при взгляде на распростертого в кресле дядю. Внезапно он повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза, заставив впервые на своей шкуре ощутить смысл выражения: "мурашки по коже от этого взгляда".
- А ты кто такой? - спросил он. - Отвечай, не то мы найдем способ развязать тебе язык.
- Я племянник мистера Стивена Мейпла и приехал сюда навестить его.
- Ах, вот как! Ну что ж, желаю тебе и твоему дяде приятно провести времечко. А теперь за работу, парни, да поскорее - нам еще до рассвета нужно вернуться на борт. Что будем делать со стариком?
- Подвесить его, как это делают янки, да ввалить шесть дюжин, предложил один из матросов.
- Слыхал, презренный ворюга-кокни? Мы тебя до смерти запорем, если не вернешь украденное. Где они, отвечай?! Я же знаю, что ты никогда с ними не расстаешься.
Дядя сжал губы и покрутил головой. Страх на его лице мешался с упрямством.
- Не хочешь говорить? Ладно. Подготовь-ка его, Джим.
Один из матросов схватил дядю и грубо сорвал с него сюртук вместе с рубашкой. Он остался сидеть в кресле, обнаженный до пояса. Торс его был весь в жировых складках, мелко подрагивающих от холода и страха.
- На крюк его, ребята!
Вдоль одной из стен висело множество крючьев, предназначенных для копченых окороков. Матросы привязали дядю за запястья к двум из них. Затем кто-то из матросов снял кожаный ремень.
- Бей пряжкой, Джим, - сказал главарь. - Пряжкой оно вернее!
- Трусы! - закричал я. - Как вам не стыдно истязать старого человека!
- Следующим на очереди будет молодой, если не заткнется, - пригрозил предводитель, метнув в мой угол злобный взгляд. - Давай, Джимми, вырежи из его шкуры ремешок!
- Постойте! - крикнул один из матросов. - Дайте ему еще один шанс!
- Да-да, - поддержали его остальные, - дайте старой швабре последний шанс!
- Если вы разнюнитесь, ничего не получите, - отрезал главарь. Выбирайте что-то одно. Либо мы выбьем из него правду, либо можете заранее забыть о том, ради чего мы все положили столько сил и трудов и что сделает всех и каждого из нас джентльменами на всю оставшуюся жизнь. Третьего не дано. Так что прикажете делать?
- Пускай получит свое! - хором закричали все, больше не колеблясь.
- Тогда все в сторону!
Тяжелая пряжка ремня со свистом разрезала воздух, когда Джим несколько раз взмахнул им на пробу. Но прежде чем первый удар упал на него, дядя в отчаянии взмолился:
- Отпустите меня, я этого не перенесу!
- Скажи сначала, где они?
- Я покажу, если отпустите.
Они развязали носовые платки, которыми дядя был привязан к крючьям, и спустили его на пол. Первым делом он натянул на свои жирные округлые телеса сорванную одежду. Матросы окружали его тесным кольцом. На смуглых лицах явственно читалось нарастающее возбуждение и живой интерес.
- Только без обмана! - угрожающе молвил веснушчатый. - Ежели попытаешься нас надуть, мы тебя на кусочки изрежем. А теперь говори! Где они?
- В моей спальне.
- Где это?
- Наверху.
- В каком месте?
- В углу дубового ларца рядом с кроватью. Матросы ринулись к ведущей на второй этаж лестнице, но окрик главаря заставил их вернуться.
- Нельзя оставлять здесь этого старого хитрого лиса, ребята. Ха! Что-то ты на лицо переменился - значит, я правильно угадал, разве нет? Клянусь Господом, он собирался потихоньку сняться с якоря, пока мы там будем ковыряться. А ну-ка, парни, свяжите его покрепче, да прихватим эту тварь с собой.
Нестройно топоча по лестнице, они направились на второй этаж, таща за собой связанного пленника. На несколько мгновений я остался один. Руки мои были связаны, зато ноги оставались свободными. Если бы только найти дорогу через торфяники! Тогда я смог бы вызвать полицию и перехватить разбойников, прежде чем они доберутся до побережья. В какой-то момент я замешкался, усомнившись, имею ли я моральное право оставлять дядюшку одного в лапах бандитов. В то же время, будучи на свободе, я мог принести намного больше пользы своему родственнику, а случись худшее - позаботиться о его собственности, чем оставаясь здесь. Приняв решение, я метнулся к двери, но не успел еще достичь ее, как прямо над моей головой раздался пронзительный душераздирающий вопль, сопровождаемый испуганными возгласами, и к ногам моим с ужасающим грохотом свалилось что-то тяжелое. Этот жуткий хлюпающий звук до конца жизни будет звучать у меня в ушах. Передо мной, в полосе света, протянувшейся от открытой двери, лежал мой несчастный дядя. Его лысая голова под неестественным углом вывернулась на плечо, как у цыпленка, которому свернули шею. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в его смерти вследствие перелома шейных позвонков.
Вся шайка ссыпалась с лестницы и окружила меня и мертвеца так быстро, что я едва успел толком осознать, что же произошло.
- Мы тут ни при чем, приятель, - обратился ко мне один из матросов. Он сам выпрыгнул в окно, и это святая правда. Нашей вины здесь нет.
- Он думал, небось, что успеет оказаться с наветренной стороны от нас и воспользоваться темнотой, чтобы смыться, - сказал другой. - Вот только нырял он головой вперед, и даже такая толстая шея не выдержала.
- Туда ему и дорога! - вмешался главарь, грязно выругавшись при этом. Если бы он сам не подох, уж я бы ему всенепременно помог. А вы, ребятки, напрасно оправдываетесь. Это убийство, и все мы - соучастники! Есть только один способ спастись: держаться друг за дружку, если, конечно, как говорится, вы не предпочтете висеть поодиночке. Здесь всего один свидетель...
Он снова метнул на меня взгляд своих злобных маленьких глаз, а я заметил у него в боковом кармане что-то блестящее: то ли нож, то ли револьвер. В то же мгновение двое матросов встали между нами.
- Забудь об этом, капитан Элиас, - сказал первый. - Старик готов, это так, но ни один из нас не приложил руку к его смерти. В конце концов, мы не собирались его убивать. Самое худшее, что его ожидало, - это потеря нескольких лоскутов кожи на спине. Что же касается этого молодого человека, то к нему у нас никаких претензий нет...
- Болван! Если у тебя нет к нему претензий, то они есть у него. Стоит ему раскрыть пасть на суде, и за твою шкуру никто не даст и ломаного гроша. Он не должен заговорить - вы сами понимаете, что на весах его жизнь против наших.
- У шкипера башка хорошо варит, - поддержал главаря другой матрос. - Уж лучше сделать так, как он говорит.
Но мой защитник - тот самый тип с серьгами в ушах заслонил меня своей широкой грудью и во всеуслышание поклялся, что никому не позволит пальцем ко мне притронуться. Мнения остальных разделились поровну. Споры по поводу моей грядущей участи грозили перерасти в серьезную драку, но капитан вдруг издал крик восторга и удивления, тут же подхваченный всей шайкой. Они радостно смеялись и показывали пальцами. Проследив направление их взглядов, я увидел удивительную картину.
Тело дяди лежало на земле с широко раскинутыми ногами. Та, что короче, находилась дальше от нас, чем здоровая. Вокруг ступни валялось около дюжины мелких блестящих круглых предметов, сверкающих в лучах пробивающегося сквозь открытую дверь света. Схватив фонарь, главарь ярко осветил привлекший всеобщее внимание участок. В падении толстая деревянная подошва раскололась, и стало ясно, что она представляла собой тот самый тайник, в котором дядя хранил свои ценности. Дорожка была буквально усеяна сияющими драгоценными камнями. Три из них поражали необыкновенно крупными размерами, а еще десятка четыре также представляли довольно большую ценность. Матросы вместе с капитаном кинулись на четвереньках собирать добычу, и в это время мой "адвокат" с серьгами незаметно дернул меня за рукав.
- Это твой единственный шанс, - прошептал он. - Катись отсюда, парень, пока не случилось чего плохого.
Очень своевременное предложение, незамедлительно принятое мною к исполнению. Несколько осторожных шагов в сторону - и вот я уже выскользнул из освещенного пятна незамеченным, а затем пустился наутек. Я бежал, спотыкаясь и падая, поднимаясь и падая вновь, а если кто удивится попробуйте пробежать сами хоть немного по пересеченной местности со связанными руками. Я бежал и бежал, пока у меня не перехватило дыхание, а ноги устали до такой степени, что еле волочились. И тут выяснилось, что никакой нужды в столь поспешном бегстве вовсе не было. Когда я остановился перевести дух, достаточно далеко, по моим расчетам, убежав от дядюшкиного дома, и оглянулся назад, то увидел в отдалении мерцающий фонарь и контуры тел окруживших его матросов. Спустя несколько секунд фонарь внезапно погас, оставив меня в кромешном мраке посреди высохшего торфяного болота. Связали меня так крепко и профессионально, что прошло не менее получаса, прежде чем, ценой невероятных ухищрений и одного сломанного зуба, мне удалось все же освободиться от пут. Первоначальным моим замыслом было вернуться на ферму Перселла, но в темноте под беззвездным небом нельзя было отличить север от юга, так что пришлось мне несколько часов до рассвета бродить среди блеющих овечьих отар, не имея ни малейшего представления, куда, собственно, я направляюсь. Но вот, наконец, на востоке слабо разалелся край неба, и в предрассветных сумерках я обнаружил, что нахожусь совсем рядом с той самой фермой, к которой стремился всю ночь. В свете приближающегося дня проявились волнообразные просторы покрытых предутренним туманом торфяников, уходящих к самому горизонту, и я с удивлением заметил чью-то фигуру, бредущую в том же направлении, что и я сам. Поначалу я приближался к незнакомцу с некоторой опаской, но вскоре, еще не догнав его, узнал по сутулой спине и прыгающей походке старого Еноха. Трудно передать, как я обрадовался, увидев его живым. Он поведал мне, что бандиты оглушили его, избили, отобрали плащ и шляпу, и всю ночь он странствовал в темноте, как и я, не зная, куда податься и у кого искать помощи. Узнав от меня б смерти хозяина, старый слуга расплакался. Он сидел среди голых камней и рыдал взахлеб, судорожно сотрясаясь всем телом от приступа старческого кашля и икоты.
