Софья Короленко - Книга об отце
На меня лично уже давно легла своего рода тяжелая повинность. Еще при самодержавии, каждый раз, когда в городе или в губернии случались те или иные эксцессы властей (вроде сорочинской трагедии), ко мне шли и требовали вмешательства печати. Это создало привычку, и теперь ко мне то и дело обращались с такими же жалобами и требованиями.
[...] С приходом каждой новой власти нам предстояло, в сущности, делать то же дело. Страсти поворачивались теперь в другую сторону, объекты стали Другие, но страсти оставались теми же страстями, часто {337} слепыми и жестокими. Вопрос для нас состоял в том - пожелают ли эти новые власти прислушиваться к голосу "со стороны", уже доказавшему свое беспристрастие и спокойное стремление к справедливости и смягчению жестокости? Труп учителя Ямпольского, весь день лежавший на улице, и, несомненно, расстрелянного "сгоряча", "неизвестно кем",- трагически красноречиво напоминал о необходимости такого нейтрального вмешательства. И мы с П. С. Ивановской пошли в контрразведочное бюро, чтобы определить новое положение Политического Красного Креста и знать, как нам отвечать на обращения местных людей, которых ураган междоусобия ударял теперь с другой стороны.
Нас принял начальник контрразведки, полковник Щ[учкин],-человек с видимой жандармской выправкой. Я не стану воспроизводить всего разговора, происшедшего между нами, укажу только на одну черту, на мой взгляд, очень характерную. Едва я упомянул о роли Политического Красного Креста "при смене разных властей", - как полковник, подняв голос, сказал:
- Позвольте вам заметить, что вы напрасно говорите о смене властей. Власти до сих пор не было... Были лишь шайки разбойников...
Я тоже "позволил себе заметить" строгому полковнику, что знаю употребление русских слов и знаю, что когда та или другая группа приобретает возможность издавать декреты, признаваемые на огромном пространстве отечества, когда она на этом пространстве устанавливает свои учреждения, свои суды, приговаривает и приводит приговоры в исполнение, то я называю такую группу властью и думаю, что я прав... Так было при гетмане, так было при Петлюре, так было и при большевиках" (Из неопубликованной статьи В. Г. Короленко "Власть или шайка. Письма из Полтавы".). {338} "Итак, - начал я опять, - при смене разных властей нам пришлось выполнять такую же роль посредников между этой властью и населением. Прежние власти признали эту нашу роль, прислушиваясь в известной степени к нашему голосу, и потому теперь вновь многие обращаются к нам. Мы хотим выяснить, в какой степени возможно это теперь.
Сухо и довольно грубо он несколькими репликами дал понять, что пример большевиков ему не указ... Они наладили уже весь аппарат, который действует вполне беспристрастно и ничего больше ему не надо", - запись в дневнике 20 июля (2 августа) 1919 года.
"Я ушел с чувством, что через этого человека действительно ничего не сделаешь для смягчения дикого произвола.
А вечером я получил письмо: почему вы не пишете, не кричите, "не выпускаете воззваний"?.. Да и правда, - у нас есть свобода печати, есть газета... Но редакция этой газеты не смеет представить моих статей даже в цензуру..."-записано в дневнике 22 июля (4 августа).
23 июля отец отмечает факты, иллюстрирующие проведение в жизнь взглядов Щучкина: "Были только разбойники, а не власть. Кто помогал разбойникам, хотя бы в мирных и необходимых функциях, должен быть схвачен... Поэтому все должностные лица, бывшие при господстве разбойников, "сами разбойники". На этом основании арестована целая группа земских служащих... начальник уголовного разведочного отделения. И это в такое время, когда в городе действует шайка отпущенных из тюрьмы грабителей..."
"Когда-то давно, еще в 90-х годах прошлого столетия, когда я жил в Нижнем Новгороде, у меня был произведен обыск. Никакого резонного повода для него, очевидно, не было, и я к этому давно привык. Но {339} все-таки обыск в квартире, произведенный в присутствии понятых и привлекший внимание соседей, казалось мне, должен иметь какое-нибудь более или менее резонное объяснение. Я пошел объясниться с жандармским генералом Познанским.
На мой негодующий вопрос генерал, по-видимому, все-таки несколько сконфуженный, попросил меня пройти в соседнюю комнату и указал средних размеров сундучок, плотно набитый бумагами.
- Знаете, что это такое?- спросил он. - Это все доносы, - анонимные и неанонимные. И доносы не от наших официальных агентов, а ... от обывателей-добровольцев...
- Охота же вам обращать внимание на это негодяйство...
Он пожал плечами.
- Большую часть мы и оставляем без внимания. Но всего оставлять без внимания нельзя. Доносчики доносят и на меня высшему начальству. И порой у меня запрашивают: почему не обращено внимания на донесения такого-то о том-то... Вот такой донос поступил и на вас, и я должен был произвести обыск... Мы сами во власти доноса..." (Из неопубликованной статьи В. Г. Короленко "Власть доноса. Письма из Полтавы".).
Эта власть доноса, составляющая, по мнению отца, самостоятельную и очень большую силу, заметно распространилась во время гражданской войны.
"Всякая "перемена власти" ведет за собой новую вспышку доносительства. Теперь у нас гуляет лозунг. "Вот комиссар - лови комиссара". Приказ о том, чтобы все, кто знает местопребывание "комиссаров", непременно об этом доносили, - особенно раздувает эту вспышку... Охочие доносители, - часто те самые, которые {340} прежде кричали: "Вот он, контрреволюционер", - теперь принялись кричать: "Вот комиссар!" Две дамы поссорились "по-соседски". Одна уже доносит на другую или на ее мужа... Юноши, почти мальчики, видели такого-то юношу с красным бантом. При большевиках этот юноша очень "козырял" перед ними. Теперь они кричат: "Ловите его. Это комиссар". И его ловят... И дальнейшие следы его теряются в мрачной неизвестности. И кого только нет в рядах этих охочих людей... Особенно характерны доносы разных хищников, которые, когда у них требуют отчета в израсходованных по должности деньгах, отвечали при большевиках:
- А! Вы контрреволюционер! Хорошо же!..
И бежали в чрезвычайку... Теперь (я знаю такие случаи) они же заявляют с апломбом:
- A!.. Вы большевики! Хорошо же!
И бегут в контрразведку...
"Берегитесь попасть во власть доноса", - вот что могли бы сказать новой власти учреждения и лица, привыкшие служить посредниками "при смене разных властей", если бы захотели слушать их спокойные голоса..." (Из неопубликованной статьи В. Г. Короленко "Власть доноса. Письма из Полтавы".).
Наблюдения и мысли отца по поводу происходившего при добровольцах сохранились частью на страницах дневников, частью же в шести статьях. Вот перечень этих статей, озаглавленных "Письма из Полтавы":
1. "Новая страница". Предназначалась для "Полтавского дня". Там не напечатана. Послана в Екатеринодар, в газету "Утро Юга", но о напечатании сведений нет.
2. "Трагедия бывших офицеров".
3. "Власть или шайка". {341}
4. "Власть доноса". Последние три статьи также посланы в "Утро Юга"; о напечатании сведений нет.
5. "Еретические мысли о единой России". Напечатана в газете "Утро Юга", 1919, 8 (21) сентября, № 220. Эта же статья под заглавием "Мысли о единой России" напечатана в харьковском "Южном крае", 1919, 1 (14) сентября, № 71.
6. "О разрубании узлов и об украинстве". Послана в "Утро Юга", о напечатании сведений нет. Опубликована в полтавской газете "Рiдне слово", 1919, 23 серпня.
В этой статье отец писал:
"Во многих местах г[оспода] помещики увидели в пришествии новой власти случай для немедленной и полной реставрации "дореволюционного" прошлого, для сведения личных и классовых счетов. И очевидно также, что в некоторых командных составах они встретили готовность к поддержанию этих вожделений и к этому сужению предстоящей задачи [...]
Нужно же считаться с тем, что у нас не даром произошло огромное потрясение, произошла революция, унесшая царский трон, а с ним и многое, что слишком долго произрастало под его сенью... Конечно, много отрицательного, прямо карикатурного пережили мы в последнее время в деревне, решавшей земельный вопрос снизу "своими средствиями". Это была острая вспышка страстей, накопившихся в течение полустолетия. Но нужно же признать, что за эти полстолетия реакции, сменившей "эпоху реформ", капля по капле, из года в год накоплялись массовые страдания и справедливый гнев... Нужно признать, что до революции было много тяжкой неправды, не находившей исхода в задавленной политической жизни страны. Это была своего рода классовая диктатура, вызвавшая острую вспышку: паровой котел, в котором нарастает давление, при закрытых клапанах обыкновенно дает взрыв..." {342} С земельно-имущественных отношений мысль отца переходит к другим областям жизни; к национальному вопросу вообще и украинству в частности. Нельзя торопливо разрубать, узлы, запутанные бестолковой реакцией прошлого и не менее бестолковым максимализмом, - думает он. Нужно признать ошибки, чтобы не повторить их в будущем.
