Евгений Тарле - Сочинения. Том 3
Иногда императору осмеливались почтительнейше доложить о том, что контрабанда сильнее таможен, что с ней в союзе вся Европа и вся Франция, кроме промышленников, да и тем выгодно лишь воспрещение английских фабрикатов и невыгодно запрещение сырья.
Буррьен осмелился прямо доложить императору, что товары, ввозимые контрабандным путем в Германию, в Польшу, в Италию и даже Францию, дают при продаже такую огромную прибыль, которая покрывает и оправдывает всякий риск (при контрабандной перевозке). Он упоминает о весьма любопытном разговоре, который был у него с Бернадоттом в октябре 1810 г., когда Бернадотт, только что избранный шведским наследным принцем, проезжал через Гамбург. Бернадотт спросил его, как быть с континентальной блокадой в Швеции. Буррьен, «не колеблясь», ответил ему «не как французский министр, а как человек и друг», что, управляя бедной нацией, которая может жить, только сбывая свои земледельческие продукты Англии, нужно открыть порты англичанам[125]. Буррьен полагает, что континентальная блокада была прежде всего невозможна; нужно было, чтобы все державы континента фактически строго ее соблюдали. «Один открытый порт ее уничтожал. Только силой меча можно было заставить Европу вести самоубийственную политику соблюдения континентальной блокады»[126].
Но не только со всех сторон колониальные товары приходят на континент, но среди самой напряженной и беспощадной борьбы против их проникновения император узнает, что они в громадном количестве появляются во Франции[127]. Что делать? Усиливать дальше и дальше строгость таможенных мер, удвоить, утроить, если понадобится и где понадобится, таможенную линию, следить и следить, «писать и писать»[128] государям, генералам, министрам, грозить им и исполнять угрозы.
Ничего не помогало. Через северное побережье Германии, особенно через Ольденбург, невзирая ни на какие строгости, английские колониальные товары проходили так свободно, «как бы среди глубокого мира» и «наилучших отношений» между Францией и Англией. В Гамбург проникнуть было труднее, но контрабанда и на это пускалась при помощи разнообразнейших уловок[129].
Несмотря ни на что, контрабанда деятельно велась в течение всего наполеоновского царствования; подкупы были поставлены англичанами на широкую ногу. От неслыханных суровостей таможен страдали, конечно, не контрабандисты, а обыкновенные торговцы. Герцог Ровиго в 1811 г. рекомендовал вниманию Наполеона докладную записку управляющего французским банком, Виталя Ру, где указывалось на тяжелые последствия этих таможенных строгостей для честных торговцев и бесполезность их для борьбы против контрабандистов[130]. Конфискации, необузданный произвол на таможнях, сжигание «подозрительных» товаров — все это вконец расстраивало торговый кредит, или, как политично доказывалось Наполеону, контрабанда, заставляя действовать со строгостью, расстраивала кредит[131].
По мнению некоторых современников, одной из причин кризиса, пережитого промышленностью и торговлей в 1811 г., была именно контрабанда, принявшая огромные размеры и разорявшая промышленников[132].
Но раньше, чем говорить о кризисе 1811 г., нам нужно ознакомиться с судьбами французской промышленности за годы, предшествующие кризису; а раньше, чем приступить к этой теме, нужно рассмотреть, что говорят документы о положении наиболее тесно связанных с Францией, подвластных Наполеону земель в эпоху континентальной блокады. Только ознакомившись 1) с тем, как отразилась блокада на этих странах, и 2) какой характер имели экономические отношения между этими землями и Францией — «старыми департаментами», мы вполне уясним себе ту обстановку, в которой протекала торгово-промышленная жизнь Франции при Наполеоне.
Ознакомившись в предыдущем изложении с общим положением дел, с контрабандой вообще и борьбой против нее Наполеона, мы теперь увидим, как в частности отражалась эта борьба на участи отдельных государств. С каждым параграфом общая картина будет становиться все яснее и яснее.
Глава IX
ЛИЦЕНЦИИ
Что такое лиценции. Определение этого понятия Наполеоном. Цель лиценций. Злоупотребления. Smuggler’ы и их деятельность. Современники о лиценциях
С 1810 г. Наполеон стал еще чаще допускать выдачу так называемых «лиценций», т. е. личных и не подлежащих передаче или переуступке разрешений определенному лицу привезти из Англии или откуда пожелает в Империю определенное количество тех или иных товаров с обязательством «за то» вывезти из Империи в Англию или куда пожелает на том же корабле определенное (эквивалентное) количество французских товаров, указанных французским правительством: вин, водок, хлеба, шелковых материй и т. п. Вывоз этот должен был споспешествовать процветанию французской торговли и промышленности, а ввоз служил интересам казны, ибо ввозимые этими судами товары должны были платить все-таки французским таможням положенные огромные пошлины, доходившие до 50% ad valorem. В частности, французские мануфактуры могли добыть себе хоть часть нужного им сырья — хлопка, индиго и т. п.
Лиценции допускались еще в 1809 г., но тогда их роль еще не была так заметна, как в 1810–1812 гг. Заметим с самого начала, что когда о лиценциях говорил Наполеон, он старался больше всего настаивать на благом их действии для французской торговли и промышленности; когда о лиценциях говорили его враги или враги континентальной блокады, то они больше всего подчеркивали фискальную сторону дела, стремление правительства получить от лиценций выгоду для казны… И совершенно бесспорно, что фискальная точка зрения (особенно в 1812–1813 гг.) стала играть тут очень существенную роль.
1. Правительство (по собственному заявлению) имело сначала в виду, давая лиценции, способствовать больше всего сбыту вин, водок и хлеба в зерне, а также ввозу во Францию пеньки, железа, стали и медицинских снадобий. Вот в точности первоначальная правительственная мысль; и до ноября 1809 г. было отправлено из всех портов Империи на основании этих лиценций около 150 кораблей[1].
Сам Наполеон в одном письме к Евгению Богарне дал точное определение того, что он понимал под лиценцией: он категорически заявлял, что для кораблей, которым он дает лиценцию, континентальная блокада и все, что с ней связано, перестает существовать[2].
Разумеется, здравый смысл подсказывал, что лиценции являются не только принципиальным отступлением от основ континентальной блокады и «молчаливым признанием» полного владычества Англии на морях, но что и вывоз французских товаров на кораблях, снабженных лиценциями, будет всегда ничтожен сравнительно с английским ввозом во Францию, который будет производиться при помощи этих же кораблей[3].
И сам Наполеон еще в середине 1810 г. колебался, как быть с лиценциями. Учреждая «conseil d’administration du commerce et de manufactures» в июне 1810 г., он прежде всего обратился к этому междуведомственному совещанию с вопросом: оставить ли систему лиценций, или уничтожить ее? Совещание ответило советом не отменять лиценций, ибо при блокаде только контрабандным путем или путем таких исключительных мер, как лиценции, Франция может достать некоторые статьи сырья, которые ей нужны для мануфактур[4].
Лиценции, конечно, были отступлением от принципа континентальной блокады и лазейкой, посредством которой часть контрабандных товаров могла легально проникнуть во Францию. Это отступление от принципа, конечно, стало широко практиковаться и вассалами, и союзниками Наполеона, которые отнюдь не имели основания стремиться быть в этом отношении plus royalistes que le roi. Буррьен в своих записках с негодованием вспоминает, как в Гамбурге (в 1811 г.) маршал Даву чуть было не расстрелял какого-то несчастного отца семейства за провоз контрабандной головы сахару, а, «может быть, в то же время Наполеон подписывал лиценцию для провоза» тысячи таких предметов[5].
Всего дважды Наполеон снизошел до объяснений и оправданий системы лиценций: один раз, когда система еще только развивалась, в начале 1810 г., другой раз, когда она была в полном разгаре, — в начале 1812 г. В первый раз его слушателем был император Александр, во второй раз — сановники совета по управлению торговлей.
В феврале 1810 г. Наполеон почуял необходимость объяснить единственному государю, с которым он считался, свой образ действий относительно выдач лиценций. Он приказал дать инструкцию Коленкуру насчет того, что он должен говорить об этом императору Александру: он, Наполеон, дает лиценции только для вывоза французского хлеба и вина, «но не для ввоза колониальных продуктов»[6]. И то, и другое было весьма далеко от истины, как мы увидим. Но Александр (как, очевидно, предполагал Наполеон) был лишен возможности в Петербурге в разговоре с Коленкуром документально уличить его во лжи.
