Сима Чиркович - История сербов
Обогащение и углубление исторических знаний, переход от агиографии и эпоса к основанной на источниках научной историографии служили отражением общего процесса формирования сербской культуры Нового времени, в основе которого лежало «взаимодействие» образованных авторов, типографий и читающей публики. Облик последней вырисовывался из списков подписчиков, предварительно вносивших плату за публиковавшиеся книги.
Широкому кругу читателей предназначались выходившие с 60-х годов месяцесловы — календари с полезными и развлекательными статьями, объявлениями и практическими советами. Ту же функцию, только на более высоком уровне, выполняли периодические издания: «Славяносербский магазин» (1768, Венеция. Опубликован всего один номер); «Сербская (повседневная) газета» (1791–1792, Вена); «Славяносербские ведомости» (1792–1794, Вена. Еженедельное издание).
Такому сотрудничеству авторов и издателей сербское общество было обязано появлением важных интеллектуальных «инструментов» — грамматических справочников и словарей иностранных языков (латинского, 1765, 1766; немецкого, 1772, 1774, 1780, 1791, 1793; венгерского, 1795; французского, 1805); учебника славянской грамматики, правописания и «правоглаголенья» (1793, 1794); каллиграфии (1776, 1778, 1795). На славяносербском языке издавались различные профессиональные пособия— для священников и протоиереев (1747, 1787), учителей (1776, 1782, 1787); практические рекомендации: советы по написанию заявлений и прошений (1785, 1796), а также правила этикета (1794) и поваренная книга (1805). Выходили пособия для практической жизни: справочник сельской молодежи (1772), инструкция для сеятелей табака (1790). «Опытный винодел» (1783) вышел из-под пера энциклопедически образованного Захария Орфелина.
Ранняя периодика: первая страница газеты «СЛАВЕННО-СЕРБСКIЯ ВЕДОМОСТИ», номер от 3 августа 1792 г.Роль печатного слова для сербов, живших во второй половине XVIII в., может быть оценена по его использованию в деле распространения официальной информации, с одной стороны, и по присутствию в области бытовой литературы — с другой. Публикуются не только тексты «привилегий» правителей, но и законы, многочисленные постановления, касавшиеся как всей страны, так и Военной границы, в частности: регламенты, монастырские кодексы, урбарии отдельных поселений и др. Все вышеперечисленные документы печатались на славяносербском языке, а зачастую и на двух языках одновременно — по-сербски и по-немецки. Печатный станок использовался даже для распространения приглашений на публичные школьные экзамены!
С другой же стороны, выпускалась развлекательная литература. Во второй половине XVIII в. сербам стали доступны романы: «Велизарий» Жана Франсуа Мармонтеля (1776) и «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо (1799); позже «Кандор, или Откровение египетских тайн» (1800), открывшие целую череду сентиментальных романов, появившихся в следующие десятилетия. В то время рождалась и литература, адресованная детям, в частности: «Назидательный магазин для детей» Жанны-Марии Лепренс де Бомон (1787, 1793. В четырех частях). Публиковались и театральные произведения: «Торговцы» Карло Гольдони (1787), «Трагедия Уроша V», написанная для школьного театра Козачинским и обработанная Йованом Раичем (1798). В течение столетия вышло более 400 печатных единиц, среди которых помимо церковно-обрядных книг, христианских религиозных наставлений, молитвенников была и сербская поэзия, написанная различными размерами и стилями.
Объемная и разнообразная издательская деятельность, продукция которой во многом состояла из переводов и адаптации, была бы невозможна без переводчиков и авторов, рожденных в сербской среде и претендовавших на то, чтобы оказывать на нее влияние. Эти своеобразные интеллектуальные посредники, как, впрочем, и другие образованные сербы, воспринимали современные идеи, в том числе те, что оспаривали правомочность современного государственного устройства, призывая к переменам и даже переворотам. Так, в последнее десятилетие XVIII в., посредством солдат и офицеров, в сербскую среду проникали из Франции революционные лозунги «свободы, равенства, братства». Но все-таки идеи просвещения, которые популяризировались в сочинениях сербских авторов, оказывали гораздо большее воздействие на общество; с радикальными же взглядами Вольтера и Бейля был знаком узкий круг образованных лиц, не исключая иногда и митрополитов. Широкую известность снискали произведения Захарии Орфелина, Досифея Обрадовича (ок. 1740–1811), Алексия Везилича (1743–1792), Йована Мушкатировича (1743–1809), Атанасия Стойковича (1773–1832) и др.
Они переносили на сербскую почву немецкий вариант просвещения, в котором акцент делался не на революции или перевороте, а на исправлении мира в процессе духовного самосовершенствования и просвещения личности. Сербские просветители, и в первую очередь Д. Обрадович, с позиции разума и добродетели обличали не только недостатки отдельных людей, но и общественные институты, дурные обычаи и суеверия. Критические стрелы направлялись и в адрес монастырей, алчного духовенства, безграмотных монахов. При этом основы веры оставались неприкосновенными. Идеалом считалась умеренная набожность и добродетель в сочетании с просвещенностью, которую возвеличивали даже епископы и православные богословы, подобно Йовану Раичу.
Однако к концу века сербская элита разделилась. Раскол произошел не только по вопросу об отношении к реформам, осуществляемым абсолютистской властью, но и в связи с актуальными политическими проблемами. Проявлением культурной зрелости и выросшего самосознания следует считать дискуссии и выступления на Темишварском соборе 1790 г., показавшем, что во время антиабсолютистского восстания, вспыхнувшего после смерти Иосифа II, сербы не желали мириться с участью объекта спора и дележа между Веной и венгерскими сословными институтами. Единодушные в стремлении быть активным субъектом политики, они разделились на две группы — одни, апеллируя к «привилегиям», требовали признания Баната своей территорией, другие же выступали за придание «привилегиям» статуса закона Венгерского королевства и за право сербов быть представленными в Венгерском саборе. Анализируя свое положение, первые полагали, что являются народом «в идейном смысле», ибо не имеют своей территории. Вторые считали главным недостатком отсутствие «благородного» дворянского правящего класса. Однако общее соотношение сил не изменилось. Что хорошо видно на примере Иллирской дворцовой канцелярии, основанной вначале 1791 г. по настоянию сербов, но уже в июне 1792 г. упраздненной под давлением венгерских сословных институтов.
В XVIII в., в результате соприкосновения с христианским миром, сербы создали богатую и разностороннюю культуру, доставшуюся в наследие следующим поколениям. Многочисленность и институциональная организованность, а также образовательный уровень сербского населения в империи Габсбургов позволили ему воспринять и развить это наследие. Постепенно оно становилось доступным и жителям собственно Сербии, вступившей в 1804 г. на путь освобождения.
6. В эпоху демократических революций
«Сербская революция»
Восстановление турецкого владычества в Сербии после Белградского мира выявило существенные изменения структуры и принципов функционирования власти в Османской империи. Наряду с воссозданием санджаков и нахий появилась и новая, более обширная военно-административная единица — серхат (приграничная область), напрямую подчиненный Порте. Во главе серхата со столицей в Белграде стоял наместник в ранге визиря — мухафиз[27].
Тимары (ленные владения) возвращались спахиям (помещикам), которые, однако, перестали быть главной военной силой. Во всем Белградском пашалыке их осталось около девятисот. Основными элементами турецкой оборонительной системы являлись крепости и расквартированные в городах гарнизонные части, численный состав которых сокращался. В противовес этому постоянно возрастало количество и влияние янычар, которые уже давно не могли считаться гвардией султана. Из столицы они перебирались в разные города и в мирное время занимались ремеслами, торговлей и др. Продолжая, тем не менее, получать жалованье за службу. Настойчиво стремясь стать землевладельцами-феодалами (чифтлик-сахибиями), в подчинении у которых находилась райя, янычары были не только источником произвола и насилия, но и препятствием к осуществлению политики султана в отношении покоренного населения.
Османская империя уже не напоминала государство, некогда славившееся строгим порядком и главенством закона. Царедворцы и наместники султана вели междоусобную борьбу, занимаясь казнокрадством и распоряжаясь армией как собственной гвардией. А Порта не имела возможности призвать к ответу тех, кто, находясь в отдаленных областях Империи, забывал о верноподданническом долге. В Белградском пашалыке эти слабости режима проявлялись и в период мирных отношений с Австрией (1739–1788), и особенно после войны 1788–1791 гг.
