Владимир Вальденберг - Древнерусские учения о пределах царской власти
О том, кто автор «Беседы», было высказано в литературе несколько мнений. Первый издатель этого памятника – Бодянский приписал его Вассиану Патрикееву, и, хотя он не привел для этого почти никаких оснований, мнение его нашло последователей. В недавнее время оно было опять повторено, причем в пользу его было указано то соображение, что в «Беседе» и в сочинениях Вассиана есть общие мысли, между которыми главная – о недопустимости монастырского землевладения [719] . Но еще А. Павлов заметил, что авторство Патрикеева ничем определенным не доказано, и высказал предположение, что «Беседа» есть «протест со стороны изобиженных новгородцев», лишенных вольности, который сочинил какой-то местный книжник [720] ; впоследствии Павлов несколько видоизменил свое мнение: «Беседа», по его словам, написана в заволжских пустынях каким-нибудь пострижеником из бояр [721] . Мнение Павлова в той или другой его части тоже разделяет целый ряд исследователей, не исключая и позднейших [722] . По вопросу о времени, когда был написан памятник, также существует разногласие. Одни относят его к концу княжения Ивана III или к началу княжения Василия III, приблизительно к 1503–1510 гг. [723] , другие – к царствованию Ивана Грозного, причем мнения опять расходятся: одни определяют время составления «Беседы» до 1550 г. [724] , другие – после [725] .
Наконец, совершенно особняком стоит мнение, согласно которому дошедший до нас текст «Беседы» есть позднейшая переделка неизвестного нам памятника. В своем первоначальном виде «Беседа» была не что иное, как обыкновенное минейное чтение надень местночтимых чудотворцев, которое затем испытало на себе целый ряд намеренных переделок и вставок, а отчасти и случайных искажений путем переноса в текст различных полемических заметок на полях [726] . Это мнение представляется наиболее правдоподобным и наиболее удовлетворительно объясняющим наличность в «Беседе» разнообразных черт, которые дают возможность исследователям видеть в авторе то новгородца, то московского человека, то инока, то боярина, и относить памятник то к одному, то к другому времени. Держась этого взгляда, мы можем высказать предположение, что к середине XVI в. относится лишь последняя переделка «Беседы», в результате которой она получила свой теперешний вид и состав. В некоторых списках «Беседы» за основным ее текстом следует прибавление, озаглавленное «Иное сказание тоеж беседы », а в других – вместо этого прибавления читается другое: «Извет преподобного отца нашего Иосифа Волока Ламского ». Указанная точка зрения позволяет видеть здесь не одно литературное произведение, а три произведения, принадлежащих разным авторам [727] . Это подтверждается и разницей в проводимых ими взглядах. Между «Беседой» и «Иным сказанием» эта разница еще не особенно велика, так что ее можно объяснять как дальнейшее развитие прежде высказанных взглядов, но «Извет», несмотря на свою краткость и неопределенность содержания, проводит уже, несомненно, мысль, не согласную с духом «Беседы». Что же касается самой «Беседы», то она представляет такую пестроту взглядов, что автора ее нельзя считать ни последовательным заволжцем, ни последовательным иосифлянином. В последней своей редакции она представляет совершенно особое миросозерцание, заключающее в себе черты того и другого направления.
Основу политических взглядов «Беседы» составляет учение о покорении царю, которое в начале XVI в. усерднее всего развивала иосифлянская школа. Подобно Иосифу Волоцкому и Зиновию Отенскому, автор «Беседы» ведет борьбу с политическим анархизмом. «Мнози убо глаголют в мире, яко самовольна человека сотворил есть Бог на сесь свет. Аще бы самовластна человека сотворил Бог на сесь свет, и он бы не уставил царей и великих князей и прочих властей и не разделил бы орды от орды» [728] . Не только государственный строй жизни установлен Богом, но непосредственно от Бога же получает свою власть и каждый царь: «Богом вся свыше предана есть помазаннику царю и великому Богом избранному князю» [729] . «Сего ради, – говорит автор, – молим вас, возлюбленнии отцы и драгая братия, покоряйтесь благоверным царем и великим князем и в благоверии князем русским радейте и во всем им прямите » [730] . Получивший свою власть от Бога царь должен будет Богу же дать отчет во всех своих действиях. «Христос Бог наш на них (на царях) всего много испытает и ко ответу за всех поставит» [731] . Сходство с иосифлянами заметно и в том, как автор понимает объем царской власти. Царю он всецело подчиняет не одни государственные дела, но и церковные. Царь должен «своею царскою смиренною грозою» уставить, чтобы все полагали на себе «сполна» крестное знамение; должен следить, чтобы все, достигшие 12-летнего возраста ежегодно говели и исповедовались; должен уничтожить «неподобные статьи» в церковном пении и ввести в него однообразие. Независимо от подчинения царю обрядовой и богослужебной стороны церковной жизни, «Беседа» относит к ведению царя и избрание епископов [732] . Вообще, царь должен радеть «о спасении мира всего, паствы своея»; иными словами, на нем лежит такая же обязанность, как и на духовной иерархии.
С другой стороны, в «Беседе» нашли себе выражение некоторые идеи, составляющие отличительную черту миросозерцания заволжцев. Сюда относится, прежде всего, полемика против монастырских имуществ и затем непосредственно к этой полемике примыкающее отрицание общественного значения монашества в смысле прав его на какую бы то ни было роль в общественной жизни. В монашество надо уходить для душевного спасения, «а не для славы и суеты мира сего». «Иноцы отреклися мирского всего», им «не достоит на сесветное ни на чтоже позавидети, токмо возлюбити небесная» [733] . Но в то время как Нил Сорский и его ученики обсуждали оба вопроса исключительно с нравственной точки зрения и из своих взглядов на монастырское землевладение и на монашество вообще не делали никаких выводов политического характера, для «Беседы», наоборот, эти вопросы становятся отправными точками целого политического учения.
Автор «Беседы» не только восстает вообще против общественной роли монашества, но и говорит против его участия в управлении государством. Царям не следует жаловать инокам «селы и волости со Христианы », «непохвально есть царем таковое дело»: Бог дал власть над народом царям, а они отдают его, «аки поганых иноземцов», инокам в подначалие. Владение населенными имениями тесно связано с правом суда и наказания, и, следовательно, поощрение, оказываемое монастырскому землевладению, есть отказ со стороны царей от принадлежащей им верховной власти; в этом, по мнению автора «Беседы», проявляется «царское небрежение и простота несказанная» [734] . Неправильно и участие иноков в царском совете. Бог повелел царю «царствовати и мир воздержати, и для того цари в титлах пишутся самодержцы. А которые пишутся самодержцы, таковым царем не достоит ся писати самодержцем ни в чем, понеже с пособники Богом данное царство и мир воздержат , а не собою…. с мертвецы беседует таковый царь». «Подобает с миром во всем ведати царю самому , со властьми своими, а не с иноки» [735] .
Мысль автора вполне ясна. Самодержец – это такой царь, который сам держит данную ему власть, который управляет государством по собственному разумению, не подчиняясь ничьим мнениям и советам. Поэтому участие в управлении пособников в лице представителей монашества и, главным образом, духовной иерархии противоречит понятию самодержавия, и царь, желающий сохранить свое значение, должен устранить такое пособничество. Самодержавие, следовательно, автор понимает в смысле полноты власти, в смысле сосредоточения ее в одних руках, без всякого разделения. Это понимание представляется очень любопытным. В памятниках предшествующего времени слово самодержавие, со всеми производными от него (самодержавный, самодержец), употреблялось большей частью так, что авторы не давали вовсе понять, какое они ему придают значение, а вывести его представлялось до крайности трудным, если не невозможным. Здесь мы в первый раз [736] встречаем такое употребление этого слова, при котором с ним соединяется вполне определенное понятие. Поэтому естественно заинтересоваться вопросом: значение, которое придает самодержавию автор «Беседы», совпадает ли с тем, которое было общеупотребительно в его время? Для положительного ответа мы не имеем решительно никаких данных. Если относить последнюю редакцию «Беседы» приблизительно к середине XVI в., то это будет то время, когда действовали в литературе митр. Макарий и Сильвестр. Но сочинения их не оказывают нам в этом отношении никакой помощи. Тот и другой пользуются этим словом, но нигде не придают ему никакого определенного значения; в их употреблении самодержавие есть только титул [737] . Можно лишь высказать предположение, что это толкование самодержавия принадлежит автору «Беседы» и им самим составлено. Будучи раздосадован участием монашества в государственных делах, он просто воспользовался этимологией слова и придал ему тот смысл, который оно уже давно утратило (а, может быть, в России никогда и не имело), но который ему был нужен для проведения его любимой идеи. Косвенное, хотя и не вполне достаточное, подтверждение этому видим в Стоглаве, где как раз изображается такое участие духовной иерархии в государственных делах, и где в то же время царю приписывается самодержавие.