Владимир Толмасов - Сполохи (Часть 2)
- Ждите меня тут, - хрипло проговорил Нил, - да никуда не отъезжайте. Скоро вернусь.
- Куда же ты?
- На кудыкину гору...
Он поглубже натянул шапку и быстрым шагом двинулся вдоль опушки, не оглядываясь.
А Евлашка не спал. Он видел, как отец брал топор, и притворился спящим, когда его головы коснулись отцовские пальцы, а теперь молча глядел вслед тятьке. Недоумевал Евлашка, зачем отцу понадобился топор - в темноте дров не нарубишь, раньше надо было думать, а то попросил бы его, Евлашку, он бы мигом... Глаза у отца страшноватые, злые, ушел в ночь...
Евлашка забился в угол, устроился поудобнее. Веки слипались подкатывал "тихон". Рядом глухо шумел ночной бор.
...Изба приказчика Шелапутина чуть виднелась за высоким тыном, и узнать, почивает хозяин или бодрствует, можно было по поведению Шелапутинских кобелей. Перед сном приказчик спускал их с цепей, и они бродили по двору, голодные, злющие, отзываясь остервенелым лаем на каждый шорох у забора. Сидя на привязи, они вели себя тихо, пока обманутый этой тишиной гость или путник не входил в калитку. Хорошо, если отделывался он порванными портками...
Нил осторожно приблизился к тыну, чутко прислушиваясь к тому, что делается во дворе. Там было тихо. Видимо, хозяин еще не спал и псы были на цепях. Нил опустился возле ворот в сырые увядшие лопухи, судорожно сжимая топор, затаился.
Прояснилось: хитро ухмыляясь, глянула из-за дальнего леса скособоченная луна. Где-то далеко, в болотах, стонала выпь...
Время шло, приказчик не выходил из дому, и Нилом овладело странное беспокойство. Дело, которое он задумал, могло кончиться плохо для него, и тогда ни жена, ни дети никогда не узнают, что с ним случилось. А самое страшное то, что пропадут они без него, погибнут. Может быть, потихоньку уйти из здешних мест, запутать следы, чтоб сам черт не нашел. Но ведь останется жить злодей Шелапутин, будет и впредь лиходейничать, измываться над народом, еще не одного по миру пустит... На детишек с вилами! Да за это...
Новый прилив ярости охватил Нила. Неужто никто и ничто не в силах избавить землю от такой сволочи. Ведь дохнуть нельзя, живешь, как в петле, чем больше барахтаешься, тем туже она затягивается...
Летом Нил продал всю скотину, оставил только лошадь. На вырученные деньги купил у одного знакомого крестьянина из дальнего села немного хлеба на зиму, да не сумел увезти купленное. По причине недорода помещики и воеводы понаставили на дорогах и тропах заставы, чтоб ни один золотник зерна не ушел из их владений. Поймали Нила, поймали и его соседа бобыля. Сытые дворовые прихвостни секли их плетьми прямо в телегах, потом доставили на воеводский двор обоих и били их там батожьем без пощады. А за что?.. Голым бедняком стал Нил: ни скотины, ни денег, ни хлеба. И жаловаться некому. Отлежавшись, он поехал к своему хозяину Мещеринову просить отсрочки долга. Дальше крыльца не пустили. Сыто отрыгивая, рыжеволосый Мещеринов высунулся в окно, кивнул дворне: "Выбейте его за ворота!" Накостыляли Нилу по шее. Лежа в фуре, в бессильной ярости грыз он кулаки, едва удерживаясь, чтоб не разрыдаться от горя и обиды. А когда приехал домой, содрал со стен иконы святых чудотворцев и под причитания жены разбил их топором на колоде в щепки... Не прошло и недели, как заявился Шелапутин с выборщиками. А ведь на свою погибель пришел...
"Не-ет уж, хватит, глядел я на вас, живодеров, терпел всякое, да лопнуло терпение. Начну с прихвостня Афоньки, а там и до Мещеринова доберусь".
У Нила затекли ноги, он пошевелил ими и огляделся. Кругом было тихо, лишь где-то вдалеке слышался волчий вой. Ночная бабочка замельтешила перед глазами, собираясь пристроиться на носу. Нил отогнал ее и неосторожно задел рукой частокол. Звякнула за тыном цепь - и снова тишина.
Тишину разодрало дверным скрипом, пьяными голосами, дребезжащим знакомым смехом сельского попа. Нилу удалось через щель разглядеть две спотыкающиеся тени, которые двигались к воротам. "Провожает гостя. Тем лучше, не придется воевать с собаками..."
- А за службу господину нашему воздается тебе, Афанасий... - икая гнусил поп.
Послышался смешок Шелапутина:
- Как он, Нилка-то, башкой оземь. Хе-хе! Наказал господь. На приказчика руку не поднимай, то-то.
- Не обижай раба, трудящегося усердно. Мужики, брат, кормят тебя.
- А тебя не кормят?
- По нонешним временам я сам за сохой хожу.
- Словами-то раба не научишь.
- Ду-урак! По тонку надо.
- Я господину служу. На том помру!
- Помрешь, это верно, - пробормотал Нил, вытягивая из-за пояса топор.
Из ворот хозяин и гость вывалились вместе. Поп заскользил каблуками по траве и шлепнулся задом. Шелапутин пытался ухватиться за воротный столб, но промахнулся и полетел на попа. Барахтались впотьмах, ругались, поминая бога и черта. Наконец вздынулись. Поп размашисто перекрестил упершегося лбом в забор приказчика:
- Не злословь раба пред господином его, чтоб он не проклял тебя.
- Убирайся к лешему!.. Надоел, - промычал Шелапутин, тщетно стараясь оторваться от забора.
Поп еще покачался над ним, потом махнул рукой и попер прямо по лужам, шатаясь из стороны в сторону.
"Пора!" - Нил поднялся, держа топор за спиной, шагнул к приказчику. Тот услышал, проговорил:
- Спать надо, святой отец... Спать.
Нил молчал, ожидая, пока Шелапутин повернется к нему лицом.
- Ты что... Язык заглонул. - Приказчик оторвался в конце концов от изгороди, обернулся, - Постой, постой! Ты не поп.
Он вытянул шею, вглядываясь, и вдруг узнал:
- Нил!.. Ты того... Ты не подходи, Нил... А-а, знаю. - Он покачал пальцем и внезапно взвизгнул. - Убить меня пришел, смерд! Эй, Швырко, Пунька, куси его!
Он бросился было в калитку, но Стефанов цапнул его за плечо, рванул назад, притянул к себе близко. И только в эти мгновенья почуял Шелапутин, что и в самом деле пришла к нему смерть и вовсе не Нил, а она, костлявая, крепко держит его за ворот. Хмель вылетел из головы, и он заверещал тонким голосом, отмахиваясь руками, силясь избавиться от железной хватки. Захлебываясь лаем, собаки рвали цепи.
Нил взмахнул топором...
- Н-на!
2
У околицы села Дымово, на краю оврага, поросшего бурьяном, лопухами и крапивой, куда сельчане сбрасывали всякий хлам, раскорячились, задрав к небу оглобли, приземистые, ладно скроенные возы. На возах ядра, пули ружейные, зелье, фитили - огневой запас пехотной роты нового строя, команда над которой поручена капитану Онисиму Панфилову. И хотя врага рядом нет, все это снаряжение держать в деревне не велено, согласно уставу. Стреноженные лошади деревянно подпрыгивали, тряся гривами, хвостами, отбиваясь от наседающих оводов и слепней. Солнце вспыхивало на остриях воткнутых в землю копий, на измятых латах и шлемах, брошенных на подводы. Охрана, спасаясь от полуденного зноя, расположилась кто под телегами, кто прямо в лопухах. Лишь один солдат, обливаясь потом, бродил с копьем на плече, поглядывая в сторону села, чтобы не прозевать появления начальства и вовремя предупредить товарищей. По кривой улице деревни протянулась вереница телег с холодным оружием, землекопным и плотничьим инструментом. Слонялись одуревшие от жары копейщики - там не задремлешь... Вдалеке, за пригорком, за унылой поникшей рощицей, изредка раздавались беспорядочные ружейные залпы солдаты-пищальники постигали премудрость огневого боя. Глухое эхо шарахалось по селу, тычась в избяные стены, проваливаясь в раскрытые окна...
У одного такого окошка на широкой лавке сидел в расстегнутом мундире капитан Онисим Панфилов. У капитана длинные усы и короткая черная борода, а волосы русые с рыжиной. Его пальцы выбивали по скамье походную барабанную дробь. На крупном носу блестели капельки пота. Одним ухом Онисим прислушивался к далекой бестолковой стрельбе, другим - ловил путаную речь прапорщика Кондратия Песковского.
- ...Провка Силантьев - тать. Украл господскую утку, значит, казни достоин. Неповадно чтоб другим было шишевать-то. Я поручика не нашел, потому сам указал дать Провке двадцать батогов. А еще бы надо убыток вдвое увеличить - доправить, чтоб по закону-то было.
Прапорщик, дворянский сын, был здоровенный увалень с огромной, как котел, головой и тупым взглядом бесцветных свиных глаз, весь налитый дикой, необузданной силой. От Панфилова не укрылись свежие ссадины на крутых кулаках: снова дал волю рукам Кондратий.
Капитан дернул себя за ус.
- Ты вот что... Насчет поручика неправду молвишь. Он в ту пору в роте находился, право дело.
Глазки Песковского загорелись лютой злобой:
- Брешет все собачий сын! У моего родителя в задворниках1 жил, а теперя - поручик. Он передо мной шапку ломать должон.
Панфилов устало прислонился спиной к стене. Душно в избе, воняет прокисшими щами, гнилой капустой. Сколько им еще стоять в деревне - один бог ведает. Выборный полк Аггея Алексеича Шепелева2, в который входит рота Панфилова, плетется где-то с обозом, отстал, растянулся по дорогам и гатям поморских лесов. Ждать да догонять - хуже нет. От безделья солдаты начинают лихо чинить, в татьбу ударились. Урядники3 самовольствуют. Онисим оглядел прапорщика: этот - тоже. Из захудалого рода, а спеси поверх головы. Вслух сказал:
