В. Горнъ - Гражданская война на сѣверо-западѣ Россіи
Нелишнимъ будетъ, однако, отмѣтить, что идея такого предпріятія, обставленная, разумѣется, соображеніями «блага бѣлаго дѣла», родилась первоначально въ нѣдрахъ штаба ген. Родзянко. Фактъ этотъ — сколь ни ароматна сама по себѣ такая идея, послѣ заявленія членовъ б. Политическаго Совѣщанія при генералѣ Юденичѣ, является совершенно установленнымъ. «Нужды на фронтѣ и въ тылу (пишутъ эти члены) никакого отлагательства не допускали. И насколько тамъ положеніе было критическое, доказываетъ то, что изъ Сѣвернаго Корпуса поступило къ генералу Юденичу представленіе о разрѣшеніи печатать фальшивыя керенки. Представленіе это было, конечно отклонено.»[8] Предложеніе отклонили, а подготовленная для выполненія плана техническая организація, въ лицѣ инженера Тешнера, осталась; его то и «плѣнилъ» у себя въ Псковѣ Балаховичъ. Разобравъ въ чемъ дѣло, Тешнеръ вначалѣ пытался бѣжать изъ Пскова, но его поймали и подъ конвоемъ солдатъ снова водворили въ «псковскую экспедицію» заготовленія фальшивыхъ керенокъ.
Ни фальшивки, ни поборы съ населенія нисколько не улучшили матеріальнаго положенія солдатъ Балаховича. Они по прежнему были плохо одѣты, обуты, плохо накормлены. Наоборотъ, эстонскія войска производили хорошее впечатлѣніе: всѣ прекрасно экипированные, достаточно дисциплинированные, крѣпкіе, здоровые ребята. Тяжко было смотрѣть на эту рѣзкую разницу. Правда, справедливость требуетъ сказать, что Балаховичъ былъ повиненъ въ плохомъ состояніи своихъ солдатъ только отчасти. Нужды арміи во много превосходили суммы, собранныя тѣмъ или инымъ путемъ съ населенія, но скверно было то, что даже собранныя деньги не шли по своему назначенію. Все вмѣстѣ взятое въ значительной мѣрѣ подрывало боеспособность русскихъ солдатъ; кромѣ того въ послѣднее время стало чувствоваться, что у нихъ вообще нѣтъ той дѣйственной поддержки со стороны населенія, которая была несомнѣнно на первыхъ порахъ, и которую имѣли эстонскіе солдаты у собственнаго населенія, довольно дѣятельно поддерживавшаго свою армію.
Желая внести въ жизнь хотя какое нибудь организующее начало, и, такъ сказать, дыханіемъ общественности смягчить творящіяся безобразія — псковская интеллигенція пытается возобновить закрытую еще большевиками демократическую газету «Псковская Жизнь».
Этотъ органъ существовалъ въ Псковѣ ровно 10 лѣтъ и завоевалъ себѣ большія симпатіи у населенія. Особенностью «Псковской Жизни» было то, что она являлась подлиннымъ дѣтищемъ мѣстной интеллигенціи. Въ свое время денежный фондъ газеты образовался изъ мелкихъ паевъ мѣстной интеллигенціи, какъ-то врачей, учителей, адвокатовъ чиновниковъ, при чемъ въ составъ редакціи на равныхъ началахъ вошли кадеты, эсэры и эсдеки. Работа шла хорошо и дружно вплоть до открытія всероссійскаго учредительнаго собранія, когда небезъизвѣстный матросъ Панюшкинъ явился съ своей большевистской сворой въ редакцію и, грозя редактору винтовкой, учинилъ въ помѣщеніи полный разгромъ, закрывъ газету «за контръ-революціонность».
Хотя Балаховичъ съ Ивановымъ, казалось-бы, должны были дѣйствовать въ обратномъ Панюшкину направленіи, члены редакціи «Пск. Жизни» такъ таки и не дождались отъ нихъ отвѣта на свое ходатайство объ открытіи газеты. Ивановъ явно боялся голоса здоровой общественной критики, справедливо полагая, что отъ него и Балаховича въ дѣйствительности потребуютъ перейти отъ либеральныхъ словъ къ дѣлу. Вмѣсто непріятной «Пск. Жизни» Балаховичъ далъ позже разрѣшеніе на открытіе другой газеты «Возрожденіе», но того же типа, что и газета Иванова — «Нов. Рос. осв.». Эта вторая газета также стала замалчивать всѣ безобразія «батькинаго» режима и необыкновенно раздувать его мнимыя доблести. Редакторомъ газеты оказался помощникъ раіоннаго коменданта помянутый выше Аѳанасьевъ. Произведя крупную растрату казенныхъ суммъ отнюдь не на газетныя надобности, онъ впослѣдствіи скрылся.
Несмотря на установившуюся, такимъ образомъ, атмосферу полнаго и вынужденнаго молчанія общественности, въ частныхъ разговорахъ Иванову нерѣдко приходилось натыкаться на недоумѣнные вопросы по поводу заведенныхъ имъ и Балаховичемъ полицейскихъ порядковъ. Чаще всего, конечно, говорилось объ упраздненіи органовъ общественнаго самоуправленія. На это газета «Нов. Росс. осв.» устами Иванова обычно отвѣчала цѣлымъ рядомъ софизмовъ. Въ переживаемый моментъ «клочковаго» возсозданія Россіи земское и городское самоуправленіе, разсчитанныя на другое время, по мнѣнію газеты, абсолютно непригодны. Нужны организаціи, совмѣщающія въ себѣ функціи правительственныхъ учрежденій и органовъ самоуправленія и такой панацеей являлись пресловутыя общественныя гражданскія управленія (городскія, уѣздныя, волостныя). Слово «общественныя» тутъ слѣдовало взять дважды, трижды въ кавычки, потому что тѣ учрежденія, которыми облагодѣтельствовалъ насъ г. Ивановъ, были сплошнымъ подлогомъ общественности, т. к. въ возникновеніи ихъ псковичи вовсе не были повинны.
До сихъ поръ я останавливался преимущественно на описаніи тѣхъ порядковъ, которые завели Балаховичъ и Ивановъ въ самомъ городѣ Псковѣ. Въ Псковскомъ уѣздѣ режимъ былъ не лучше, съ тою только разницей, что здѣсь царила нѣкоторая политическая черезполосица.
Правежъ «соловья-разбойника», какъ окрестили нѣкоторые обыватели режимъ Балаховича во Псковѣ, въ деревнѣ по необходимости носилъ всѣ черты спорадическаго воздѣйствія власти. «Устроеніе» сельской жизни производилось наскокомъ, неряшливо, псевдо-либеральныя потуги г-на Иванова часто проводились подъ аккомпаниментъ партизанской ругани, порки, и прочаго пренебреженія къ личности крестьянина. Одного здѣсь почти не было: казней. Главные мастера заплечнаго дѣла — Балаховичъ и Энгельгардтъ — сидѣли въ самомъ гор. Псковѣ и, по соображеніямъ, надо полагать, техническимъ, всѣ выхватываемыя изъ деревни жертвы для казни свозились во Псковъ.
Для характеристики сложившихся къ появленію Балаховича земельныхъ отношеній въ Псковской губерніи и воздѣйствія на нихъ органовъ поставленной имъ власти, позволю себѣ привести выдержки изъ цѣнной записки П. А. Богданова, бывш. министра земледѣлія въ Сѣверо-Западномъ правительствѣ, поданной имъ гражданской ликвидаціонной комиссіи по дѣламъ этого правительства.
«Почти половина волостей псковскаго уѣзда пережила германскую оккупацію, и большевистскіе опыты не были продѣланы въ ней до конца, главнымъ образомъ, потому, что, занявъ Псковъ (послѣ нѣмцевъ) поздней осенью (ноябрь) 1918 г., большевики въ теченіе зимы не могли достаточно широко развернуться. Однако, весна 1919 г. была использована ими въ полной мѣрѣ и къ приходу бѣлыхъ явочнымъ порядкомъ проводимое «поравненіе» заканчивалось. За зиму 1918—1919 г. имѣнія были взяты на учетъ, зародились «совхозы» и «коммуны». Остальныя волости и уѣзды Псковской губерніи къ этому времени прошли полностью режимъ «соціалистическаго землеустройства».
«Въ общемъ и цѣломъ картина земельныхъ отношеній къ маю 1919 года во всей Сѣверо-Западной области вырисовывалась слѣдующимъ образомъ. Всѣ безъ исключенія земли, живой и мертвый сельско-хоз. инвентарь были въ распоряженіи крестьянъ и органовъ совѣтской власти… Помѣщичье землевладѣніе перестало существовать. Надо отмѣтить, что часть помѣщиковъ и крупныхъ земельныхъ собственниковъ сумѣла остаться въ своихъ имѣніяхъ въ качествѣ чиновниковъ совѣтской власти или членовъ коммунъ, образовавшихся въ имѣніяхъ часто по иниціативѣ тѣхъ же владѣльцевъ — помѣщиковъ, въ надеждѣ на грядущее лучшее будущее»…
«Выше мы говорили, что земля была въ распоряженіи крестьянина и органовъ совѣтской власти. Но отсюда еще нельзя сдѣлать вывода, что крестьянская тяга къ землѣ была удовлетворена полностью или хотя въ большей ея части. Отнюдь нѣтъ. Крестьянство послѣ октября 1918 года получило одну возможность «поравнять» землю внутри своего надѣла…»
«Увеличеніе площади крестьянскаго землевладѣнія за счетъ бывшихъ частно-владѣльческихъ земель имѣло мѣсто условно: а) за счетъ земель, перешедшихъ въ вѣдѣніе органовъ совѣтской власти, съ которыми эти органы не сумѣли справиться; эти земли (обычно покосныя, выгонныя, рѣже пахотныя) были переданы временно (чаще всего на одно лѣто) въ руки крестьянъ, на началахъ того или иного вида аренды; б) за счетъ выхода изъ деревни малоземельныхъ и безземельныхъ во всевозможные земельные коллективы.»
«Такъ или иначе, пусть частью на бумагѣ, мужикъ получилъ землю, но онъ не былъ увѣренъ въ прочности новаго порядка вещей. Самый переходъ земель и инвентаря, въ силу его хаотичности, не удовлетворялъ крестьянъ. Крупный процентъ земель вообще прошелъ мимо рукъ крестьянина, оставшись въ распоряженіи органовъ совѣтской власти, не умѣвшихъ ихъ использовать, что безусловно видѣлъ и понималъ крестьянинъ. Политическій терроръ, экономическая политика и спеціальныя репрессіи противъ крестьянства, пассивно сопротивлявшагося большевистскимъ опытамъ, — вотъ главныя причины, заставлявшія крестьянскую массу съ энтузіазмомъ встрѣчать «бѣлыхъ» въ Сѣверо-Западной области. Приходится констатировать, что подъемъ въ маѣ 1919 года былъ настолько великъ, что онъ на время заставилъ крестьянство забыть свой страхъ передъ неизвѣстной земельной политикой новыхъ хозяевъ положенія…»
