Роберт Кондратенко - Морская политика России 80-х годов XIX века
Причинами дороговизны С.С. Лесовский интересовался еще летом 1878 года и получил схожие ответы от начальника Ижорских заводов Л.Ф. Гадда и директора Балтийского завода М.И. Кази, опытного администратора хорошо разбиравшегося в проблемах отечественной промышленности. М.И. Кази писал тогда: «Немногие наши заводы, казенные и частные, которые приспособлены к постройке морских судов и машин, вызваны к жизни искусственно, потребностями морского ведомства и существуют лишь его заказами». И далее. «Искусственно насаждаемая заводская деятельность привлекает к себе рабочих от земледелия посредством сравнительно высокой зарабочей платы, но до сих пор эта деятельность, сама по себе, еще настолько не упрочилась и не окрепла и при том происходит в условиях таких больших колебаний, что масса наших заводских рабочих не разрывает окончательно своей связи с землею и те немногие искусные мастеровые, которыми располагают заводы, ежегодно в летнюю пору уходят в большом числе к своим полевым работам, возвращаясь на зиму. При таких условиях наше военное судостроение и тесно связанные с ним машинное и железоделательное производства не только не опираются на специальный рабочий класс в том смысле, как мы это видим за границей, но напротив, находятся еще в том периоде, когда должны создавать его и, употребляя долгое время на подготовку мастеровых различных специальностей, все-таки постоянно терпят в них недостаток, который особенно ощущается в летнюю пору, когда усиливается деятельность флота, а с нею и деятельность заводов, существующих для его нужд»[54].
Нарисованная М.И. Кази картина передает состояние российского кораблестроения не только в конце 1870-х годов, но и десятилетия спустя. Железное судостроение, начало которому положила постройка в 1861 году на заводе Карра и Макферсона (позднее — Балтийский завод) канонерской лодки «Опыт», нуждалось в значительных капиталовложениях, на которые не решались ни отдельные предприниматели, часто предпочитавшие покупать за границей или фрахтовать иностранные суда, ни постоянно экономившее государство. Да и в целом отечественное машиностроение стояло на довольно низком уровне. По данным комиссии, исследовавшей его в 1874 году, Россия располагала тогда приблизительно 285 предприятиями отрасли, преимущественно мелкими. Участвовавший в ее работе К.А. Цехановский насчитал до 167 частных предприятий, на которых трудилось около 42 000 рабочих и числилось 422 паровые машины общей мощностью около 6162 л.с., 1360 токарных станков, 330 винторезных, 544 строгальных, 127 долбежных, 1041 сверлильный, 3396 кузнечных горнов и другое оборудование. Показательно, что на 110 предприятиях из 167 управляющими были иностранцы. К сожалению, К.А. Цехановский не включил в обзор казенные заводы, составлявшие весомую часть машиностроительной отрасли[55]. Впрочем, при сравнении с индустрией развитых стран они существенно положение не меняли.
Поэтому Морское министерство и в 80-е, и в 90-е годы XIX века не могло обойтись без заграничных заказов на броню, артиллерию, механизмы и отдельные суда, действуя вразрез с высочайшими повелениями от 9 и 18 марта 1864 года об употреблении в судостроении только отечественных материалов. Не располагая средствами для коренной реконструкции казенных заводов, Морское министерство, вместе с тем, отказывалось от предложений полностью передать постройку флота в руки отдельных иностранных или российских частных предприятий, опасаясь появления монополистов со всеми вытекающими последствиями. Так, в октябре 1878 года Константин Николаевич отклонил как неудобное» предложение известного финансиста С.С. Полякова, грозившее, впрочем, на 40 лет сделать казну его должником[56].
Допуская в своих записках заказы у таких солидных зарубежных фирм, как «Вулкан» и «Ф. Шихау» в Германии, «Джон Коккрилл» в Бельгии, «Крезо» во Франции, С.С. Лесовский все же большую часть корпусных работ предполагал выполнить силами казенных адмиралтейств, а при изготовлении механизмов использовать возможности отечественных заводов: Ижорских, Балтийского и К. Берда.
Глава 2
Обсуждение вопроса о проведении Босфорской операции в конце 1870-х годов
Анализ ноябрьских и декабрьских 1879 года представлений С.С. Лесовского в Государственный совет показывает, что судостроительные, а тем самым и стратегические планы Морского министерства ощутимо зависели от состояния государственных финансов, но на них практически не отражался занимавший в то время российских дипломатов и Военное ведомство Босфорский вопрос. Вопрос этот приобрел особое значение после появления и длительного пребывания в Мраморном море броненосцев адмирала Д. Хорнби, совместного выступления Лондона и Вены против Сан-Стефанского договора, утверждения Англии на Кипре и усиления ее влияния на Турцию.
Очевидный кризис власти в Османской империи наводил на мысль о скором ее распаде не только российских политиков. Однако такое развитие событий и весьма возможный при этом захват англичанами проливов затрагивал объективные интересы России в значительно большей степени, чем аналогичные интересы других держав. Состояние российской промышленности, финансов, путей сообщения со времен Крымской войны, конечно, изменилось, но не настолько, чтобы правительство могло пренебречь опасностью нападения на черноморское побережье страны, длительное же внешнеполитическое противостояние с Англией не позволяло забыть о евпаторийском десанте 1854 года и падении Севастополя.
Дело было не только в отсутствии средств на строительство и содержание во всех важных пунктах приморских крепостей со значительными гарнизонами, на увеличение численности войск в Одесском и Кавказском военных округах, не только в желании затруднить англичанам поддержку сепаратистского движения кавказских племен: к концу 1870-х годов возросло значение режима проливов для российской торговли, что подтвердила последняя война с Турцией. Немалое значение также имели занимавшие умы государственных и общественных деятелей России теории «естественных границ» и «славянской федерации», выдвигавшие вопрос о черноморских проливах на первый план.
Остроту этому вопросу, несомненно, придавала и скудость средств для его разрешения: в условиях внешнеполитической изоляции после Берлинского конгресса Россия не могла успешно бороться с англо-австрийской коалицией, столкновение с которой грозило ей при попытке утвердиться на Босфоре. В российских правительственных кругах начались поиски выхода из сложившегося положения. Часть сановников склонялась к мысли о сближении с Францией, другие возлагали надежды на восстановление дружественных отношений с Германией, заметно испортившихся в 1878 году. Экономическая взаимозависимость, тесные династические связи Романовых с Гогенцоллернами, а главное — военная мощь Германии, превращавшая эту державу, в соответствии с обстоятельствами, либо в ценного союзника, либо в крайне опасного противника, подталкивали к примирению с ней.
Как союзник, Берлин мог удержать Вену от вооруженного выступления против Петербурга, причем такая возможность должна была повлиять и на позицию Османской империи, а в конечном счете и на готовность Великобритании решить вопрос о проливах в свою пользу. Заинтересованность в новом сближении с Россией проявлял и германский канцлер О. фон Бисмарк, заботившийся о безопасности восточных границ своего государства в случае войны с Францией, не желавшей отказываться от прав на Эльзас и Лотарингию. Правда, мастер сложной политической игры, Бисмарк в 1879 году больше занимался подготовкой направленного как против Франции, так и против России союза с Австро-Венгрией.
Этот союз, устранявший остатки прежнего соперничества Берлина и Вены за право считаться центром объединения германских земель, поощрял двуединую монархию к экспансии на Балканы, что противоречило интересам Петербурга. Однако естественному в такой ситуации сближению России с Францией мешала проанглийская позиция последней, подтвердившаяся на Берлинском конгрессе. Опасаясь русско-французского соглашения О. фон Бисмарк использовал это обстоятельство и приложил все старания к тому, чтобы одновременно оправдать переговоры с Веной, припугнуть ими Петербург и побудить его к реанимации Союза трех императоров.
Между прочим, в июле 1879 года, встретившись на курорте в Киссингене с посланником России в Афинах П.А. Сабуровым, канцлер заговорил о наступившем охлаждении в отношениях двух стран, о «неблагодарности русских», не оценивших его содействия во время Восточного кризиса 1875–1878 годов. Расчет О. фон Бисмарка вполне оправдался: честолюбивый П.А. Сабуров сумел увидеть как неблагоприятные последствия дальнейшего ухудшения отношений с Германией, так и перспективы своего выдвижения на первые роли во внешнеполитическом ведомстве в том случае, если ему удастся переломить такую тенденцию. В августе П.А. Сабуров информировал о беседах с Бисмарком товарища министра иностранных дел Н.К. Гирса, сторонника сближения с Берлином. Фактически управлявший министерством после отъезда престарелого А.М. Горчакова на лечение за границу, Н.К. Гирс поручил П.А. Сабурову составить записку по данному предмету для доклада Александру II.
