Джеймс Калверт - Подо льдом к полюсу
— Докладывать изменение глубины: я не слежу за глубомером, — приказал я лейтенанту, прильнув к окуляру перископа.
Однако, кроме воды, я ничего не увидел. Теперь не было даже и медузы: она осталась где-то ниже.
— Сорок три метра, — доложил лейтенант монотонным голосом.
Это означало, что от головки поднятого перископа, расположенной на восемнадцать метров выше киля, до поверхности воды оставалось двадцать пять метров. Расстояние до подводной части ледяного покрова могло быть значительно меньше. Но почему же до сих пор не видно льда?
В отсеке царила гробовая тишина. Шуршащий звук перьев эхоледомера казался необычайно громким. Разворачивая перископ, я произвел обзор во всех направлениях. По-прежнему ничего!
— Тридцать семь метров!
Головка перископа находилась теперь всего в девятнадцати метрах от поверхности. И вдруг я увидел вблизи лодки очертания тяжелых льдов — огромных глыб торосистого льда, находящихся на опасно близком к нам расстоянии. Я поспешно развернул призму и посмотрел вверх, но ничего, кроме того же расплывчатого зеленовато-голубого пятна, не обнаружил. Я еле удержался от приказания лейтенанту прекратить всплытие. Если бы я внезапно изменил свое предыдущее приказание — всплывать медленно на тридцать метров, лейтенант мог бы нарушить дифферент, и лодка не удержалась бы на ровном киле. К тому же в этот момент я услышал шум поступающей в цистерны воды и понял, что командир поста погружения и всплытия уже принимает необходимые меры. Внезапно мне пришла в голову мысль, что может произойти, если ему не удастся остановить лодку.
— Стоп заполнять! — приказал лейтенант, не отрывая взгляда от глубомера.
Всплытие прекратилось, и лодка остановилась на глубине тридцати метров, словно она находилась в гигантском грузовом лифте.
Лед теперь был виден отчетливее, но определить расстояние до него было невозможно. Насколько я мог видеть, непосредственно над лодкой льда не было.
Однако мы могли только надеяться, что «Скейт» находится в таком положении, которое позволяет осуществить безопасное всплытие. Прямоугольник из красных крестиков показывал, что размер полыньи над нами обеспечивает безопасное всплытие лишь в том случае, если мы будем держаться ее центра. Даже самое незначительное течение могли отнести лодку в сторону. Всплывать при таких условиях слишком медленно — значит подвергать лодку большому риску, ибо каждая лишняя минута увеличивала опасность сноса под лед, столкнувшись с которым мы могли получить серьезные повреждения.
С другой стороны, просто продуть цистерны главного балласта и выскочить на поверхность как пробка было бы совсем безрассудно, так как легкий корпус лодки мог удариться об лед и, несомненно, был бы пробит. Такова была дилемма: опасно всплывать медленно — и еще опаснее всплывать быстро. Оставался единственный выход — удерживать лодку в прежнем положении и всплывать с такой скоростью, которая свела бы до минимума возможность получения повреждений в случае удара об лед.
Очевидно, что успех в этих условиях зависел от способности командира поста погружения и всплытия удерживать заданную скорость всплытия. Подводная лодка в погруженном состоянии, если она не имеет хода, подобна огромному воздушному баллону. В обычных условиях удержание или изменение глубины достигается соответствующим наклоном горизонтальных рулей лодки при ее движении вперед. Неподвижная же лодка поднимается или опускается в зависимости от дифферента и плавучести. На плавучесть оказывает влияние множество факторов: температура воды и ее соленость могут значительно изменить ее величину. Находясь подо льдом, мы вручали свою судьбу командиру поста погружения и всплытия и полагались на его способность заставить лодку всплывать при таких условиях, которые не предусматривались никакими конструкторами подводных кораблей, — подниматься в строго вертикальном направлении, да еще заданной скоростью.
Все мы прекрасно понимали, что подвергаем себя большой опасности. Без сомнения, легче всех было мне. Я, по крайней мере, управлял кораблем и имел возможность наблюдать за его положением во время всплытия. Находящиеся в центральном посту понимали, что происходит, но не могли повлиять каким-либо образом на ход событий и поэтому должны были полностью положиться на меня и мою оценку обстановки. Хуже всех приходилось остальным восьмидесяти членам экипажа, находящимся в других отсеках лодки. Они могли только чувствовать, что лодка всплывает, останавливается, снова всплывает, все более и более приближаясь к ледяному покрову… Угрожала ли лодке опасность? Этого они не знали.
Я почувствовал, как на лбу у меня выступили капельки пота. Взоры всех находящихся в центральном посту были устремлены на меня. Каждый взгляд выражал безграничную веру в меня, в мою способность найти правильный выход из любого трудного положения. Независимо от своих внутренних переживаний я должен был проявить максимальное спокойствие, уверенность и выдержку. Малейшие признаки колебания или неуверенности не только подорвали бы веру людей в меня, но и угрожали безопасности корабля.
— Всплывать как можно осторожнее. Докладывайте изменение глубины, — приказал я командиру поста погружения и всплытия.
Снова послышалось жужжание работающих помп и журчание вытесняемой воздухом забортной воды. Лодка начала медленно всплывать. Еще раз я осмотрел в перископ окружающую воду, пытаясь установить, не сносит ли лодку под лед. Мы двигаемся только вверх.
— Двадцать семь метров.
Головка перископа находилась теперь менее чем в десяти метрах от поверхности.
С этого момента мы должны были всплывать вслепую, так как оставлять перископ в поднятом положении было слишком рискованно: мы могли удариться об лед. Даже в том случае, если бы нам удалось всплыть в середине полыньи и избежать удара об лед, оставалась опасность повреждения перископа плавающей льдиной, которая могла погнуть или сломать его, оставив нас слепыми в самом начале выполнения задания. Всего несколько месяцев назад атомная подводная лодка «Наутилус» оказалась точно в таком положении, после того как сделала попытку всплыть в полярном паковом льду. Плавающая льдина зацепила оба ее перископа и серьезно их повредила.
Только в результате огромных усилий экипажа «Наутилуса» повреждения были исправлены на месте, и лодка смогла продолжать выполнение задачи.
— Опустить перископ! — приказал я.
Стоявший около меня старшина-рулевой моментально включил гидравлику и отправил хрупкое тело перископа вниз.
— Двадцать четыре метра, — доложил лейтенант.
Самая верхняя часть надстройки подводной лодки находилась теперь всего в десяти метрах от поверхности. Наступал решающий момент.
— Двадцать один метр, — произнес лейтенант монотонным голосом.
«Откуда у него такое спокойствие?» — невольно подумал я.
Внезапно лодка начала всплывать с нарастающей быстротой. Лейтенант торопливо заполнял балластные цистерны, пытаясь замедлить всплытие, но это не помогало. «Скейт», по-видимому, вошел в более холодный или более плотный слой воды и стал теперь значительно легче.
— Семнадцать метров, — доложил лейтенант, теперь уже с явным беспокойством в голосе.
Если нам было суждено удариться об лед, то это должно было произойти с секунды на секунду. Я невольно напряг все мускулы в ожидании сильного удара, который мог означать катастрофу.
Но никакого удара не последовало. «Скейт» поднялся до глубины двенадцать метров, задержался на какой-то момент в этом положении и снова опустился на полтора метра.
— Удерживаемся на глубине тринадцать с половиной метров, — доложил лейтенант с прежним спокойствием.
Теперь смело можно было поднять перископ.
— Поднять перископ!
Сверкающий стальной цилиндр буквально взлетел вверх по сравнению с ленивой медлительностью его подъема на глубине. Ему уже не надо было преодолевать сопротивление забортной воды. Мы всплыли! Откинув рукоятки перископа, я быстро осмотрел горизонт.
В глаза ударил ослепительный свет. Головка перископа находилась в чистом, прозрачном воздухе! Я увидел огромные глыбы торосистого льда, образующего кромку полыньи. Казалось, что лед находится на опасно близком расстоянии от нас, но тут я вспомнил, что мы просто не привыкли смотреть на близко расположенные предметы через перископ. Когда смотришь в перископ на корабль, находящийся в пяти кабельтовых от лодки, кажется, что он совсем рядом. Впечатление было такое, что глыбы льда находятся чуть ли не над лодкой.
Повернув призму вниз, я увидел, что от кромки льда нас отделяла узкая полоса темно-голубой воды. Чувство тревоги сменилось радостным возбуждением, когда я увидел небольшое голубое озеро, окаймленное живописным «берегом» из остроконечных льдин, и ледяное поле, простирающееся далеко за пределы видимости. Покинув привычную в глубине океана, наш подводный корабль нащупал «окно» в предательской толще ледяного покрова и вырвался к солнечному свету.
