Илья Мощанский - Информационная война. Органы спецпропаганды Красной армии
С помощью бомбардировщиков СБ распространили наибольшее количество листовок. Истребители бросали листовки редко. Так, 59-я легкая авиабригада, на вооружении которой находились истребители И-15, И-153, И-16, распространила только 617 тысяч листовок, 15 тысяч копий договоров и 400 газет. Агитационные бомбы ФАБ для разброски листовок почти не применялись из-за сложности их снаряжения агитационными материалами. Агитбомбами были распространены только 1,1 млн листовок над Хельсинки и Выборгом в первую неделю войны. Обычно летчики бросали пачки листовок из кабины. Если над городами точность разбрасывания листовок не имела значения, то над позициями противника снос листовок из-за ветра или неправильных действий экипажа приводил к потере значительного количества материалов. По оценке политорганов, достигли адресатов не более 1–2 % сброшенных авиацией листовок.
В феврале-марте 1940 года при сбросе листовок на Выборг районы их падения оцеплялись жандармерией, которая не пускала людей до завершения сбора и уничтожения листовок специально созданными командами. Эти факты показали, что правительство Финляндии боялось содержания листовок, разбрасывавшихся авиацией над городами после прорыва укреплений так называемой «линии Маннергейма».
Второе место по количеству распространенных материалов во время войны заняла артиллерия. С помощью агитационных снарядов и агитмин было распространено около 5 млн листовок. За три месяца для этих целей использовали 7419 агитационных снарядов: в 7-й армии — 4630, в 13-й армии — 1083, в 8, 9, 14, 15-й армиях — всего 1706 агитснарядов. Агитмин было применено намного меньше[7].
Наряду с агитснарядами в войне с Финляндией для пропаганды применили звуковещательные станции. В 1935–1939 годах Ленинградский институт радиовещательного приема и акустики (ИРПА) создал несколько экспериментальных станций для дезинформации противника передачей шумов движения танка, полета самолета, строительства инженерных заграждений. В каждой станции имелся комплект шумов, записанных на пленку из целлулоида, аппарат звукозаписи и передачи через микрофон. Для пропаганды во время войны использовали семь звукостанций различных моделей: МГУ-4, МГУ-34, МГУ-35, МГУ-36, МГУ-39, МГУ-1000. Каждая станция была изготовлена в единственном опытном экземпляре. Дополнительно к станциям ИРПА политическое управление фронта приказало изготовить станцию на базе танка. Опыт был осуществлен, когда 20 января звукостанцию смонтировали на легком танке Т-26 в 20-й танковой бригаде 7-й армии, действовавшей в районе Ханалетто. До начала войны на Северо-Западном фронте имелось только две кустарно изготовленные звукостанции. К 30 ноября пять станций сосредоточили в 7А на Карельском перешейке под названием «звуковещательный отряд». В конце декабря 1939 года после создания новой 13-й армии на Карельском перешейке звуковещательную технику распределили по армиям. Две звукостанции получила 13А, две — 8А в Петрозаводске. Одна станция была отправлена в 9А. В 7-й армии вместо отряда осталось только две станции. Звуковещательные станции в ходе войны передавали 25 текстов, одобренных политуправлением фронта. Некоторые из программ записали в Ленинграде на пластинки, поскольку в войсках не было профессиональных дикторов. Наряду с передачами текстов станции использовали по их прямому назначению — для имитации шума движения танков и дезинформации противника. Опыт звуковещания выявил недостатки в конструкции опытных образцов станций, которые часто ломались. Станции на базе автомобиля были громоздкими, что делало их хорошей мишенью для артиллерии. Аппаратура звуковещания не имела запасных частей, поэтому для ремонта станции везли за сотни километров от места работы в Ленинградский ИРПА. Аппаратура станций работала только на хороших дорогах, но на бездорожье ломалась.
Великая Отечественная война (22 июня 1941 — 9 мая 1945 года). Великая Отечественная война являлась составной частью Второй мировой войны, в которой Советский Союз в борьбе с национал-социалистической Германией и ее союзниками (Венгрией, Финляндией, Румынией, Италией) отстаивал свою государственную целостность и национальную независимость. Боевые действия завершились освобождением стран Восточной Европы и уничтожением нацистского государства.
В числе основных форм политической работы среди войск противника, применявшихся в годы Великой Отечественной войны, широкое распространение получило информационно-психологическое воздействие звуковещательными средствами (иначе — устная пропаганда), проводившееся с помощью специальных громкоговорящих установок.
Устная пропаганда в ходе Великой Отечественной войны была исключительно оперативной, обращалась к конкретным взводам и ротам, батальонам, а часто к отдельным солдатам и офицерам войск противника с живым и убедительным словом. Однако неблагоприятная военная обстановка и крайне малое количество технических средств в начале войны ограничивали ее применение. В октябре 1941 года Главное политическое управление Красной армии потребовало от политорганов усилить устную пропаганду среди противостоящих им германских дивизий. 15 декабря 1941 года в специальной директиве оно сообщало об успехах этой работы в армиях Северо-Западного, Ленинградского и Карельского фронтов. Подытоживая результаты, ГлавПУРККА указывало: «Ежедневные короткие устные передачи, построенные на конкретных фактах и обращенные к солдатам определенных подразделений и частей противника, подрывают воинский дух и моральное состояние солдат»[8].
Но реализация подобных указаний в войсках, особенно в первом периоде войны, происходила довольно бестолково.
Вот как вспоминал о своей агитационной деятельности в августе 1942 года писатель Вениамин Власов, в то время обычный старшина 65-й Краснознаменной дивизии Волховского фронта:
«„Агитаторов-громкоговорителей“ — так мы называли себя в шутку — собрали в штабе полка. Был короткий инструктаж. Потом раздали прокламации, в которых говорилось, что рабочие Германии не могут быть врагами нам, советским пролетариям, и поэтому им следует перейти на нашу сторону, где для них будут созданы хорошие условия жизни… Каждому агитатору вручили конусообразную жестяную трубу, с которыми мы завтра должны выйти, скорее всего, выползти на нейтральную полосу, чтобы закопаться как можно поглубже в землю и приступить к чтению обращения к сегодняшним нашим злейшим врагам.
Конечно же, каждый из агитаторов имел десятилетку, и многие могли бегло со смыслом читать на немецком языке.
.. Еще задолго до восхода солнца меня снарядили гранатами, едой, малой лопаткой. Саперы уже успели прорезать лазейку в проволочном заграждении, разминировать тропку, обставив ее вешками, пожелали ни пуха… Ребята из родной роты заверили, что мое местопребывание добротно пристреляно и будет под неусыпным наблюдением.
Обосновался я в мелком кустарнике, на небольшой высотке. Пришлось долго окапываться, маскироваться дерном, ветками.
За напряженной работой не заметил, как давно рассвело кругом. Пришел день. И тут моему взору представились будто на ладони, появляющиеся в окопах и траншеях немцы. Да как много их! Вижу, один забрался на блиндаж, снял нижнюю рубашку и выискивает вшей. „Э, — думаю, — и вас не обошли стороной паразиты…“
Пришло время и приступать к работе. Вынул из кармана гимнастерки листок с заветным текстом, уложил в амбразуру бруствера своего окопа трубу, собрался с духом и срывающимся вначале от волнения голосом начал:
„Геноссе солдатен!..“
Прокричав весь текст, вдруг сам испугался наступившей тишины. Все, казалось, замерло вокруг. Немцы, ошарашенные, должно быть, неслыханной в ту пору дерзостью русских, а наши — от теперь уже долгого ожидания, что будет дальше?
Произошло же то, чего и следовало ожидать. По моей цели обрушился шквальный огонь буквально из всех видов стрелкового оружия.
Затем так же резко, как и началась эта вакханалия, все умолкло. Наступила продолжительная тишина. Лишь изредка стрекотали пулеметы, да и то далеко, на правом фланге.
Где-то во второй половине дня я еще раз прокричал текст прокламации. На той стороне с вниманием выслушали мою небезупречную немецкую тираду, потом посмеялись, постреляли и утихли.
С наступлением вечерних сумерек я оставил свое убежище и пополз восвояси. Стоило ввалиться в траншею, как на мне повисли ребята. Они были безмерно рады моему возвращению.
— Начало сделано, — сказал комиссар батальона Колесников после моего доклада. — Теперь отдохнешь хорошенько, а после продолжишь.
На следующее утро, однако, прошла по окопам радостная весть: фрицы выбросили на своей передней линии по всему участку обороны белые флаги.
Я примчался по ходу сообщения до своего передка и увидел: на некотором расстоянии друг от друга стояли шесты с белыми вымпелами. „Неужели немецкие солдаты решили бросить оружие?“ — мелькнуло в моей ничего не соображающей голове.
