Олег Стрижак - Секреты балтийского подплава
Тут Маринеско припомнили всё. Мы знаем, как это умели делать, с какими формулировочками. Из капитанов третьего ранга его разжаловали в старшие лейтенанты, сняли с лодки и назначили на малый тральщик.
Экипаж не расформировали, но — кого в запас, кого на берег, на тральщики, на другие лодки, почти всех поодиночке с лодки убрали. Маринеско очутился в мертвом тупике. Служить в послевоенном флоте он не хотел, и не смог бы. Он просил уволить его с флота. И его уволили.
Остальное известно. Нищая работа на берегу. Железная кровать (единственная мебель в его комнате), принесенная домой со склада: хищение. Суд. Срок. Возвращение. Неизлечимая болезнь.
Грищенко был рад и тому, что Маринеско, уже умирающий, видел рождение своей славы. Митинг в Кронштадте в 63-м, громадная толпа молодых моряков рукоплещет ему и скандирует: "Ма-ри-не-ско герой, герой, герой!.."
Грищенко говорил, что Маринеско в конце жизни полюбил Хайяма: "...неверен ветер вечной книги жизни, мог и не той страницей шевельнуть".
К сожалению моему, я видел, как бывшие подчиненные Маринеско выступили в нехорошем качестве. Они стали копией тех, кто клял само имя Маринеско. Без этого эпизода история "С-13" не будет полной, и значит, не будет правдивой.
Году в 84-м в "Лениздат" пришла почтой рукопись. Геннадий Зеленцов. Прошел войну матросом, говорил в рукописи о войне, и с отчетливой любовью — о Маринеско.
Рукопись была умная, честная, сильная, с едким флотским юмором, зримо написанная. Я читал, наверное, сотни рукописей воспоминаний о войне. Эта была — из лучших. Я считал, что её следует непременно издавать. Господи, как трудно убеждать, как почти невозможно внедрить неизвестную рукопись в издательский план...
И вдруг произошло нечто, чего я ожидать не мог. На издательство обрушились письма и телефонные звонки, гневные и возмущенные, от ветеранов героической подводной лодки "С-13". Ветераны утверждали, что Зеленцов штрафник, пьяница, вечный нарушитель, что его рукопись очернительство и клевета. К тому же, он матрос, а матрос вообще ничего не понимает.
Да, автор рукописи не очень походил на краснофлотца с тех плакатов, какими украшают строевой плац. Был он беспризорником, бегал из детских домов, вертелся среди воров, вовремя из шайки бежал (сам об этом пишет), мыкался по Волге, трудился на стройках, заводах, голодал, окончил вечернюю школу, учился в техникуме, призвали на флот. Войну начал в морской пехоте на Лужском рубеже, выходил из окружения, воевал на Волховском в дивизионной разведке, семь раз ходил за линию фронта, тяжело ранен. Вылечился, направили по специальности рулевым на подводную лодку.
Воевал на одной из "Щук". Имел ордена. Стоя вахтенным в Кронштадте, нечаянно стрельнул из автомата, ранил матроса. Трибунал, штрафная рота Ленфронта. Под Синявином брал высотку, искупил вину кровью. Вернулся на бригаду подводных лодок, назначен к Маринеско рулевым.
Иногда я думаю, не с Зеленцова ли написан хулиганистый и обаятельный рулевой подводной лодки Соловцов в романе Крона "Дом и корабль". Соловцова я люблю с тех пор, как в первый раз прочел эту книгу. Замечательный роман. Лучшая, по-моему, книга о Ленинградской блокаде...
Рулевой на подводной лодке — фигура особая. Рулевой держит лодку на курсе атаки. Командир может быть гений торпедных атак, но что проку, если у него неважный рулевой?
Нужно думать, что Зеленцов с его биографией, неуживчивым характером, острым и злым языком не всех радовал на лодке.
Но он был любимцем Маринеско. С ним Маринеско ходил рыбачить. Летним погожим днем спускали "тузик". Зеленцов готовил удочки и снасти, Маринеско прихватывал бутылочку, уходили на весь день куда-нибудь к фортам, не столько рыбачили, сколько разговаривали, о жизни, о прошлом, и забывали о войне...
После войны Зеленцов стал инженером, работал в судостроении, пережил четыре инфаркта и написал честную книгу. Не все понимают, что создать такую рукопись — тоже подвиг.
Офицеры-ветераны "С-13" одержали победу. Они торпедировали книгу Зеленцова. Издатели больше всего боялись шума. Какой-то матрос, штрафник. Зачем он нам нужен? Будто нам издавать некого. Шкафы ломятся от ветеранских рукописей. Особо усердствовал в потоплении рукописи Зеленцова бывший штурман "С-13" Редкобородов. Он звонил в издательство каждый день. Я не мог понять, зачем Редкобородову это нужно. В рукописи он упоминался полтора раза: "заступил на вахту", "сменился". Прошло время, и Геннадий Рубинский, бывший Балтийский юнга, как-то сказал мне, что давно знает Зеленцова и хранит первый, черновой вариант Зеленцовской рукописи.
Конечно, я захотел прочесть. Первый вариант был в два раза больше, восемьсот страниц, и гораздо интересней: еще не приглаженный, не причесанный. Рубинский сказал, что Зеленцов показывал этот вариант многим. Видимо, слухи о рукописи и напугали кое-кого. А ничего страшного там нет.
Ну, полстранички про штурмана по фамилии Редкоусов. На плавбазе, ночью, Редкоусов, в невменяемо пьяном виде, с пистолетом в руке, ломится в запертую дверь, угрожая медсестре Гале, что застрелит ее, если она сию минуту не откроет. Он даже не соображает, что Галя спит палубой выше, а здесь вещевая кладовка. Затем Редкоусов ночует в трюме, но при этом утрачивает всё свое обмундирование. Утром, после подъема флага, ничего не понимая, вылезает голый на палубу. И так далее. Стоило ли из-за такой ерунды волноваться.
...Время, когда никто из них в точности не знал про себя, герой он или зек. В 37-м на подходе к порту старпом Матиясевич получил радиограмму: сдать дела и выехать в Москву. Трудно сейчас представить, с какими чувствами лежал он без сна на вагонной полке: столько народу из командного плавсостава получили такую радиограмму, и исчезли. Приезжает, ему машину к поезду, номер в "Метрополе", китель с иголочки, к парикмахеру — и в Кремль. Орден на грудь. В числе большой группы моряков, за первую проводку эсминцев Северным морским путем. А в 33-м Матиясевич доставлял в Певек технику и заключенных. То были первые заключенные на Колыме. Осенью 42-го у острова Уте на минной банке, которую выставил Грищенко, подорвался и затонул немецкий транспорт "Гиндебург", восемь тысяч тонн. Грищенко гордился этой победой. "Гиндебург" вез на каторгу в Финляндию две тысячи Cоветских военнопленных. Выловили катера охранения из воды человек двадцать.
Как-то, в самой завуалированной и неопределенной форме, я попытался спросить у Грищенко: как он, вообще, это все переживает, всё-таки, две тысячи наших людей...
Грищенко посмотрел на меня поверх очков:
— Яки ж воны "наши"? Воны уси враги народа. Воны ж у плен сдалысь.
CЕКРЕТЫ БАЛТИЙСКОГО ПОДПЛАВА
Часть первая
В истории мирового терроризма и пиратства на море мне больше всего нравится такой случай.
В июле 1970 года командир Ленинградской военно-морской базы полный адмирал Байков и член Президиума Верховного Совета нашего государства, первый секретарь Ленинградского обкома партии Толстиков, будучи в пьяном виде, захватили Советский военный корабль и, угрожая команде дисциплинарным взысканием, угнали его в Финляндию. Финская сторона, верная традициям дружбы и добрососедства, задержала террористов и возвратила их, вместе с кораблем, Советскому правительству. Перед лицом мировой общественности Кремлю пришлось покряхтеть. Байкова списали на ветошь, а Толстикова законопатили послом в недружественный нам тогда Китай. Народ гениально назвал это назначение: "посол на ...". Люблю наших адмиралов.
Читаю сейчас рукопись воспоминаний легендарного полярного капитана Г. О. Кононовича. Чудесная рукопись, читаю с громадным удовольствием.
Шестьдесят первый год, атомный ледокол "Ленин" идет к острову Врангеля, чтобы впервые высадить экспедицию "СП" на льдину не с самолета, а с борта корабля.
"Перед выходом из Мурманска мы обратились к военным морякам по поводу карт этого района. "Что вы, что вы! Это так секретно!" После нажима Москвы нас всё же допустили в подземелье, где хранились карты. Получили. Ознакомились и спрашиваем: "Что же здесь секретного, если на карте, кроме чистого поля, нет ничего буквально — ни единой глубины, никаких сведений о грунтах, течениях?" — "В этом и заключается секрет! Никто не должен знать, что мы об этом районе ничего не знаем!" Это не анекдот, а факт..."
Трудно порой с адмиралами. Кажется, я внятно и четко объяснил: "Объясняю специально — для дураков. Я не пишу историческое исследование..."
"Выходит, все читатели дураки", пишет в редакцию "Вечернего Петербурга" адмирал Поникаровский.
Нет, товарищ Поникаровский. Не все. Только некоторые.
А люди, которые живут не в адмиральском, а в реальном мире, меня поняли. "...Большое Вам спасибо за правдивую статью. Вы первый вскрыли некоторые "язвы" КБФ, о которых по сей день боятся говорить историки Военно-морского флота. Трибуц, Орёл, Вишневский и другие для них пока "герои войны". В те далекие времена я был юнга-радист морского охотника. Хорошо помню, как мы в районе Гогланда ждали возвращения подводных лодок, которые ушли в вечность благодаря Трибуцу..." (профессор Л. В. Власов), "...огромное спасибо за публикацию, за любовь Вашу к Грищенко. Всколыхните рутину! Наше дело правое, да поможет Вам Бог!.." (Н. Н. Филиппович, которая работала с Грищенко в "Граните"), и ещё многие письма и десятки телефонных звонков в редакцию, в основном от ветеранов Балтики, и все с выражением благодарности...
