Федор Успенский - История Византийской Империи. Том 3
Папа Николай послал своих уполномоченных, и в мае 861 г. состоялся в Константинополе Собор, на котором обсуждалось и дело Фотия. В присутствии царя и кесаря Варды Собор в значительном составе 318 отцов осудил и низверг Игнатия и признал законность избрания Фотия. Мы будем иметь еще случай возвратиться к этому Собору, так как с ним связывается начало горячих споров между Римом и Константинополем, теперь же ограничимся указанием, что по случаю этого Собора выяснилось весьма важное обстоятельство: греки плохо понимали латинский, итальянцы — греческий язык и самые переводчики не обладали достаточными знаниями. Переводы с одного языка на другой редко были точны и правильны, нельзя отрицать при этом и намеренного изменения смысла как в других актах, так и в папском письме (12). Но на некоторое время перевес был на стороне Фотия. Это развязывало ему руки и позволило сосредоточить внимание на подлинных задачах вселенской патриархии, самая постановка которых составляет большую честь и славу патриарха Фотия.
Переходя к общей характеристике Фотия, мы должны прежде всего заметить, что западные писатели относятся к нему весьма неблагосклонно, справедливо усматривая в нем главного виновника бесповоротного разрыва между Восточной и Западной Церковью. Историки греко-восточной Церкви выделяют в его деятельности такие элементы, которые прямо лежат на его личной ответственности, от таких, которые выражают неизбежный ход исторического развития и характеризуют культурное направление Востока и Запада. С мировой точки зрения, оценивая Фотия как исторического деятеля, мы должны признать его высокоодаренной натурой. Чтобы найти критерий при оценке Фотия, необходимо стать на точку зрения широких всемирно-исторических интересов. Ни один патриарх не до- стигал такой силы и могущества и не пользовался таким почетом и уважением, как Фотий. Он не только заставил смолкнуть противников, добившись торжественного признания своих прав на Соборе, на котором присутствовали и папские послы, но и поставил Константинопольский патриархат в равное положение с Римским, отучил апеллировать в Рим недовольных и нанес сильные поражения притязаниям папы. Слава об его учености, обширные сношения с отдаленными народами, безусловное доверие царя, уважение среди почитателей и учеников — все соединилось к тому, чтобы создать Фотию исключительное положение, благодаря которому он мог решиться на многое, мог оказать человечеству неизмеримые услуги, равно как нанести непоправимый ущерб.
Патриарху Фотию принадлежит решение вопроса об отношении Восточной Церкви к Западной, вопроса, порожденного иконоборческой эпохой, одним из последствий которой явилось крайнее принижение Константинопольской патриархии перед Римским престолом. Фотий задался целью повысить значение Константинопольского патриарха и поставить его выше Римского папы. Достигает он этой цели, частью утверждаясь на актах Вселенских Соборов и церковной практике, частью действуя личным авторитетом и настойчивостью. Возгоревшаяся таким образом борьба между Константинопольским патриархом и Римским папой впервые точно обосновывается в энциклике, или окружном послании, с которым Фотий обращается в 868 г. к восточным патриархам. В этой энциклике им перечисляются все вины латинян. Он выступает в ней, против догматической стороны их учения (filioque), против светской власти папы и против притязаний Римской Церкви на первенство. Право Константинопольской Церкви на первенство Фотий обосновывает тем доводом, что с перенесением императорской власти с Запада на Восток перенесены были вместе с нею и привилегии Римского первосвященника; не менее того он настаивает на апостолическом характере Константинопольской кафедры. Эти соображения особенно верны теперь, когда Запад имеет своего императора. К этим положениям Фотия в Риме отнеслись с крайней неприязнью: вражда увеличивается еще вследствие вопроса о преобладании над новообращенными народами, болгарами и моравами. Момент появления Фотиевой энциклики в 868 г. следует считать кульминационным пунктом борьбы Восточной и Западной Церкви. В этой энциклике собран весь материал, на котором строится принцип отделения Восточной Церкви от Западной. Впоследствии Михаилу Кируларию оставалось лишь бросить в лицо Римскому папе подобранными Фотием обвинениями и этим произвести официальное разделение обеих Церквей. Теория Фотия о власти патриарха касается и отношений духовной и светской власти. Вопрос этот, грубо поставленный в иконоборческую эпоху, был разработан Фотием научным образом в Номоканоне. Этот акт церковного законодательства определяет право царя и право патриарха и значение патриарха в Церкви.
Особенная сторона деятельности Фотия заключается в отправлении миссионеров к славянским народам, которые выступают в этот момент на историческое поприще и требуют себе у Византии проповедников. Избрание и отправление на проповедь Кирилла и Мефодия и разрешение вопроса о применении славянского языка к богослужению и переводу свв. книг составляют вечную заслугу Фотия. Он дал, таким образом, толчок развитию народного языка славян, благодаря которому они несокрушимы, так как, обладая языком да еще религией, народ будет жить, несмотря ни на какие угнетения. Либеральное и гуманное отношение Фотия к вопросу о национальном языке можно сравнить лишь с отношением к нему Иоанна Златоуста. Фотий не пользуется уважением со стороны приверженцев римско-католической Церкви: действительно, нет человека, который бы принес Римскому престолу больше вреда.
Интимная и очень симпатичная сторона характера Фотия рисуется нам в его обширной переписке. Вот афоризм, извлеченный из одного его письма: «Нет человека, хотя бы он был совершеннейшим, чистого от всякого пятна, и равно нет человека, хотя бы он был самый порочный, совершенно лишенного всякой добродетели». До вступления на патриарший престол Фотий был профессором философии и богословия. В своей переписке он чрезвычайно симпатичными чертами рисует отношение к нему его учеников: как ревностно изучали они преподаваемые им предметы, с каким сожалением провожали его во дворец, куда его требовали дела, как тепло встречали его при возвращении оттуда. Находясь в немилости, он обращается к царю Василию:
«Всемилостивейший владыко! Я не прошу тебя ни о чем во имя наших прежних отношений и взываю к тебе во имя человеческих прав. И варвары и эллины, раз присудив человека к смерти, отнимают у него жизнь; но если кому оставляют жизнь, то не принуждают его голодом и страданиями к насильственной смерти. Я же должен влачить жизнь, которая заставляет меня желать смерти, я нахожусь под стражей, у меня отняли все имущество, я отрезан от сношений с людьми. Зачем у меня отняли книги? Если я не хорошо поступил, то мне нужно дать как можно больше книг и вдобавок учителя, чтобы я скорее узнал свои ошибки. Не допусти, чтобы история передала потомству неслыханный рассказ, что когда-то был царь, забывший милость и сострадание: своего архиепископа, которого уважал как друга и любил как второго отца, из рук которого принял помазание и высшие знаки царской власти, которым был любим выше всего и которому давал торжественные клятвенные уверения, — этого-то архиепископа тот царь подверг изгнанию, нищете и бесчисленным страданиям!»
Василий сам по себе был расположен к Фотию, но в данном случае он является жертвой сильной партии, против которой вел борьбу Фотий, — партии патриарха Игнатия.
От Фотия остались еще две беседы по случаю нашествия руси на Константинополь. Это знаменитый поход Аскольда и Дира (860), о котором мы, может быть, ничего бы не знали, так как о нем нигде в другом месте не было записано. В этих речах Русь в первый раз называется своим именем и впервые характеризуется реальными чертами. Нечего и говорить, как важен для нас, русских, этот памятник, к которому мы будем иметь случай обратиться ниже. В ближайшем и отдаленном потомстве, равно как в исторической литературе, имя Фотия имеет защитников и порицателей. И могло ли быть иначе по отношению к деятелю, который пять раз подвергался церковному отлучению и который в одном из своих писем довольно едко выражается насчет неосторожной раздачи анафемы со стороны церковной власти своим политическим противникам. Византийская Церковь долго колебалась в признании за ним права на внесение в церковные диптихи, канонизация его последовала только в 1860 г. Западная Церковь не может забыть тех резких обличений и упреков, которые и доселе остаются камнем преткновения и соблазна во взаимных отношениях между Восточной и Западной Церковью.
Глава II
КИРИЛЛ И МЕФОДИЙ
Шестидесятые годы IX столетия в истории империи отмечаются удивительным культурным подъемом и оживлением миссионерской деятельности между языческими народами Северо-Восточной и Юго-Восточной Европы. Как высокая степень просвещения многих деятелей этого времени, родившихся и воспитавшихся в иконоборческую эпоху, так и необычная напряженность, с которой предпринимается и настойчиво ведется миссионерская деятельность, а с ней вместе расширяется сфера политического влияния империи на народности, стоявшие еще вне христианской культуры, — все это представляет в себе много загадочного и недостаточно разъясненного и долго еще будет привлекать к себе неудовлетворенное любопытство историков. Во всяком случае как к патриарху Фотию, так и к Кириллу и Мефодию, которым принадлежит главная роль в неожиданно обширной и весьма успешной христианской миссии, распространившей духовную власть Константинопольского патриархата на новые земли, нельзя не относиться с особенным чувством почтительного уважения и признательности за совершенный ими подвиг обращения в христианство славян и наших предков, русских. Хотя ближайшие обстоятельства, при которых происходило обращение славян в христианство и перевод Священного Писания на славянский язык, остаются скрытыми и, по-видимому, навсегда останутся спорными, тем не менее в ряду исторических фактов времени Михаила III и Василия Македонянина нет таких, которые бы равнялись с миссионерской деятельностью Кирилла и Мефодия и с вызванными ею многообразными влияниями и историческими последствиями. Так как борьба между Римом и Константинополем из-за политических и церковных притязаний в средние века нашла себе наиболее ясное и для всех понятное выражение в плодах просветительной миссии между славянами Кирилла и Мефодия и самый вопрос о разделении христианства на две половины не может быть в полноте представлен без изучения дела славянских просветителей, то понятно, что в истории Византии необходимо предоставить широкое место [4] обстоятельствам жизни и деятельности солунских братьев.
