Владимир Понизовский - Заговор генералов
После выступления тут же, во дворце Кшесинской, Владимир Ильич написал статью "Вся власть Советам!", в которой разоблачил поведение эсеров и меньшевиков, указал источник всех политических кризисов после Февраля, источник шаткости и колебаний правительственной системы. Этот источник разительное противоречие между словом и делом лидеров Советов.
А на улицах Питера вновь звучали выстрелы. Сначала с чердаков и тротуаров, затем, ответно, из колонн демонстрантов. На углу Литейного и Шпалерной, на Садовой и у Инженерного замка... Однако решительный перевес сил оставался на стороне рабочих и солдат.
Временное правительство и ЦИК Советов опубликовали постановление о запрещении демонстраций. ЦИК создал особую военную комиссию при штабе Петроградского военного округа. Командующий округом генерал Половцев издал приказ, потребовав от населения "не выходить без крайней необходимости на улицы", а от воинских частей "приступить немедленно к восстановлению порядка". Как потом стало известно Серго и другим большевикам, Временное правительство и ЦИК уже тогда вызвали карательные войска с фронта и ожидали их подхода к ночи следующего, пятого июля.
И тогда же Керенский, Милюков и компания привели в исполнение гнусный провокационный замысел - решили обнародовать фальшивку, сфабрикованную, как выяснилось, еще ранее в Ставке верховного главнокомандующего. Суть ее сводилась к тому, что от некоего прапорщика Ермоленко, осенью четырнадцатого года попавшего в плен к немцам, а затем завербованного германской разведкой, направленного в Россию для выполнения шпионских заданий и разоблаченного русской контрразведкой, поступили показания, что лидеру большевиков Ленину якобы "было поручено германским генеральным штабом агитировать за заключение сепаратного мира и стремиться всеми силами к подорванию доверия русского народа к Временному правительству" и на это дело немцами-де были присланы ему миллионы. Вполне возможно, что от предателя, ставшего немецким шпионом, в контрразведке Ставки выколотили такие "чистосердечные показания" - там могли, используя испытанные жандармские приемы "допросов с пристрастием", добыть "показания" и против самого господа бога. Но эта фальшивка столь дурно пахла, что "респектабельные" правые газеты не отважились пойти на срам ее опубликования. Инициаторы провокации нашли бульварный листок "Живое слово", а уже затем со ссылкой на него клевету распространили другие органы буржуазной прессы.
И эту постыдную роль взял на себя Алексинский, бывший социал-демократ, в революцию пятого года даже большевик!.. Серго видел его в одиннадцатом году в Париже. Знал бы тогда - убил бы на месте! Да, нет опасней врага, чем изменивший друг... Из таких и вербовала охранка своих провокаторов... Теперь, вернувшись из Якутии, Серго узнал, что в годы войны Алексинский переметнулся к меньшевикам, стал сподвижником Плеханова, ярым оборонцем. А в канун Февраля даже начал сотрудничать в протопоповской черносотенной газете "Русская воля"... Но дойти до такой низости!.. Пятого июля Алексинский зачитал "показания" Ермоленко в Петроградском комитете журналистов, подтвердил их своей подписью в бульварном "Живом слове". Клеймо иуды навечно!..
Что ж, контрреволюционеры всегда пользовались оружием клеветы: французские дворяне во время Великой революции обвиняли парижских гебертистов в том, что они сеют смуту на английские деньги; Огюсту Бланки гордости революционной Франции - было брошено, что он, пламенный республиканец, не кто иной, как отъявленный монархист да еще и агент Генриха V. И в России в пятом году после Кровавого воскресенья разве не публиковало "Русское слово" "показания" агента охранки, будто демонстрация питерских пролетариев организована на "восемнадцать миллионов, присланных Японией"?.. Святейший синод не устыдился по сему поводу сочинить воззвание, в котором обвинял "русских людей" в подкупе. Но клевета никогда не была выражением силы. Она - свидетельство ненависти и страха.
В ночь на пятое июля большевики еще не знали о гнусной провокации Керенского и Алексинского. В эти часы Владимир Ильич проводил совещание членов ЦК, Петроградского и Межрайонного комитетов партии, работников "военки" и представителей рабочей секции Петроградского Совета. Были подведены итоги демонстрации и определена тактическая линия на ближайшее время: не допускать новых массовых уличных выступлений, добиться от рабочих и солдат выдержки и стойкости в условиях, когда контрреволюция перешла в наступление. Совещание проходило в Таврическом дворце, в помещении большевистской фракции ЦИК.
Оттуда, со Шпалерной, ночью же Ленин пошел в редакцию "Правды" на набережной Мойки, чтобы посмотреть сверстанные полосы утреннего номера газеты. По всему Питеру уже были расставлены патрули карателей, шныряли казачьи разъезды. Рабочих, солдат хватали на улицах, избивали, волокли на допросы в штаб округа.
Под утро, закончив работу в редакции, Владимир Ильич отправился на Широкую, в дом, где ждали его Надежда Константиновна и сестры. Не минуло и часа, как туда же прибежал Свердлов:
- Владимир Ильич, юнкера разгромили помещение "Правды", арестовали сотрудников! Вам нужно немедленно уходить!..
С тех пор Ленину приходилось переезжать с одной конспиративной квартиры на другую чуть ли не каждый день, прибегнуть к испытанным приемам конспирации: сбрить бороду, усы, менять одежду. Скрываясь от контрразведчиков Керенского, Владимир Ильич продолжал руководить работой партийных комитетов, встречался с членами ПК и ЦК.
В ответ на мерзкую ложь, выплеснутую "Живым словом", он написал одну за другой пять статей: "Где власть ц где контрреволюция?", "Гнусные клеветы черносотенных газет и Алексинского", "Злословие и факты", "Близко к сути" и "Новое дело Дрейфуса?". Эти статьи увидели свет уже на следующий день, шестого июля, в "Листке "Правды", - под таким названием, наперекор погромщикам-юнкерам, вышел центральный орган партии. В этих статьях Ленин разоблачил клеветников и провокаторов, их стремление очернить большевиков, чтобы создать погромное настроение. Исследуя события последних часов, он дал точный анализ состояния государственной власти и общеполитического положения. Предвидя тенденции развития, показал, что и ЦИК, и Временное правительство утрачивают реальную власть, а прибирает ее к рукам закулисная контрреволюция: кадеты, командные верхи армии, реакционная пресса, поддерживаемые иностранными империалистами.
Все последующие события подтвердили каждую строку его статей. Ранним утром шестого июля были разгромлены дворец Кшесинской и типография "Труд", где печатались большевистские и профсоюзные издания. Затем был наложен арест на помещение Центрального бюро профессиональных союзов. Совершено зверское, открытое убийство на улице рабочего Воинова, большевика, распространявшего "Листок "Правды"...
Константин Степанович Еремеев, редактор-выпускающий "Правды", рассказал, как юнкера и "инвалиды" громили типографию. Арестовали и самого Константина Степановича. Но на нем была гимнастерка рядового, и офицер решил: просто солдат-караульный - и отпустил.
Серго не удержался, пошел на Мойку, в редакцию. Пишущая машинка с раздробленными прикладом клавишами сброшена на пол; оборваны шнуры телефонов, а трубок нет вовсе; взломаны письменные столы, выворочены ящики; затоптаны рукописи, гранки, груды солдатских писем... Даже не обыск, а злобный разгром. Поднял с полу письмо со следом-штемпелем грязного сапога. Каракулями:
"Дорогая наша "Правда"!
Мы, товарищи солдаты 2-го корпуса, сидим в сырых окопах второй год... Не верится, что у нас в России есть свобода. Нет, у нас в окопах нету свободы. Мы все равно сидим в лисьих норах и ждем ежеминутно своей смертуш-кн, а начальство наше живет в деревнях и городах, офицеры пьют и гуляют, а нам пощады не дают. Ответь ты нам, родная наша "Правда"..."
Вот так-то...
В переходах с квартиры на квартиру Серго довелось сопровождать Владимира Ильича. Вместе с другими товарищами настаивал: Владимир Ильич должен надежно укрыться. Серго видел, как устал Владимир Ильич. Буквально еле держится на ногах. Думал: наверное, по пальцам можно пересчитать, сколько за целые десятилетия было у него не то что месяцев - дней настоящего отдыха. А теперь навалилась не только физическая усталость, нервные перегрузки, сказались его бесконечные, непрерывные бдения за столом, недосыпание, недоедание, а иногда и просто голод... Но последние недели были для него, наверное, самыми тяжелыми за всю жизнь, потому что никогда еще враги - явные или до поры рядившиеся в тогу друзей - не обрушивали на Ленина и его кровное дело, его единственное детище столько клеветы. Тот же Алексин-ский как с цепи сорвался: опустился до того, что начал издавать подлейший листок "Без лишних слов", из номера в номер изрыгавший на большевиков заборную брань.
