Владимир Понизовский - Заговор генералов
- В полной мере, - твердо ответил Деникин. "Красный"!.. Он им покажет, какой он "красный"!..
Хотя, кровь-то, она красного цвета...
- "...Александр Суворов и Михаил Скобелев, сражавшиеся на рубежах России в прошлом; Лавр Корнилов - отстаивающий ее теперешние дни... В длинных лучах великого исторического бега мы видим их суровые фигуры... Какое счастье, что такие люди есть еще среди нас!" - закончил на подъеме ординарец.
- Благодарю, - дрогнувшим голосом сказал генерал. Ординарец зарделся от похвалы. Однако тут же перешел к практическим делам.
- На обложке дадим ваш портрет. Где набрать и растиражировать?.. Нужны миллионы и миллионы экземпляров... Ага, есть идея! - Звук "г" он выговаривал по-украински мягко "хга". Глянул на часы: - А теперь позволю отнять у вас еще немного времени: вам надобно принять господина Аладьина. Он уже ждет.
- Кто таков? - строго спросил Корнилов. В списках генералитета он подобной фамилии не припоминал.
- Депутат первой Государственной думы. Был в эмиграции.
Главковерх поморщился, как от кислого.
- Сейчас приехал из Англии, - не дав ему времени возразить, сказал ординарец. - Приехал специально к вам.
Корнилов молча, но с неудовольствием, кивнул. Он не любил иметь дело со шпаками, да к тому же думцами и эмигрантами. Небось тоже из этих, эсеров или анархистов. Хватит с него комиссаров Временного и парочки - Фило-ненко да Савинкова.
Аладьин вошел. Высокий, худощавый. Лысый лоб в обрамлении ниспадающих почти до плеч волос. А глаза маленькие, сидят глубоко, как в норках. Хитрый.
- Здравствуйте, ваше высокопревосходительство! - голос у него был гибкий. - Наконец-то имею счастие!..
Корнилов молча указал ему на кресло. Аладьин покосился в сторону ординарца:
- Хотелось бы, чтобы мы могли остаться одни.
- У меня нет секретов от господина Завойко.
- И все же...
Настойчивость гостя была не по чину. Однако Завойко сам подхватил:
- Столько дел, Лавр Георгиевич! Я побегу!
Никакого секрета предстоящий разговор для ординарца не представлял: с Аладышым Завойко познакомился несколькими днями раньше, и отнюдь не случайно, а теперь посланец Лондона даже и остановился у него на квартире. И эта маленькая сценка была заранее между ними оговорена: пусть Корнилов пребывает в неведении об их взаимоотношениях.
Теперь, когда хозяин кабинета и гость остались одни, Аладьип, прибавив голосу сердечности, произнес:
- Меня, многоуважаемый Лавр Георгиевич, зовут Алексеем Федоровичем. Это так, для будущего... Прежде чем приступить к последующему, хочу просить, чтобы никому не стала известной тема нашего разговора...
Генерал вперил взгляд в пришельца. Молча кивнул. Аладьин все больше пе нравился ему. Глазки в норках. А нос большой, клювообразный, острый на конце.
- Большое спасибо. А теперь перейдем к делу. Я прибыл к вам как представитель английских политических кругов. Чтобы заявление мое не показалось голословным, разрешите передать вам личное письмо от лорда Мильне-ра, военного министра Великобритании.
Он торжественно протянул конверт. Корнилов вскрыл. К счастью, письмо оказалось переведенным на русский. Лорд приветствовал генерала, ставшего во главе вооруженных сил союзной армии, и выражал надежду, что новый главковерх предпримет необходимые усилия к установлению в дружественной России прочной власти.
- Я знаком с содержанием письма, - сказал Аладьин, когда генерал кончил читать. - Сэр Мильнер говорит не только от своего имени, но и от имени премьер-министра Ллойд-Джорджа и всего правительства короля Георга.
Более того, он выражает надежды и пожелания других союзников России по Антанте.
- Что это должно означать? - Корнилов не понимал дипломатических витиеватостей.
- Союзники считают, что вы, Лавр Георгиевич, - единственный сильный человек. Если вы укрепите свое положение в армии и государстве, то вы станете господином положения. Союзники готовы оказать вам, ваше высокопревосходительство, всемерное содействие в этом.
Вот оно что!.. Атмосфера беседы менялась. Выходит, что его, Корнилова, поддерживают и правительства стран Антанты.
- Извините, Александр... Алексей Федорович, так? - генерал посмотрел на гостя с приязнью. - В чем конкретно может выражаться их содействие?
- Возможности разнообразны и обширны. Ну, скажем, дипломатические... экономические... Не исключены и военные. Само собой разумеется, финансовые... Мне еще нужно осмотреться и все взвесить.
Его лицо приняло глубокомысленное выражение, а глаза вовсе спрятались в мешки-норы. "Сам бог мне тебя послал".
- А пока я бы осмелился посоветовать вам сделать жест по отношению к английским военнослужащим, причисленным к российской армии. Если я не ошибаюсь, в вашем распоряжении находится британский бронеотряд?
- Да. В моем личном распоряжении.
- Не пожелали бы вы наградить наиболее достойных Георгиевскими крестами и медалями?.. Этот отряд нам еще пригодится. Сам же указ о награждении будет воспринят в Великобритании как подтверждение, что я вступил с вами в полный дружеский контакт.
- Согласен. Представлю к наградам. За особые заслуги.
У отряда британских бронеавтомобилистов действительно были особые заслуги: в дни отступления в июле они расстреливали отходящие русские подразделения.
- Список уже готов, - Аладыш выложил на стол главковерха лист, испещренный фамилиями и званиями англичан.
"Однако!.." Корнилову на мгновение показалось, что его всасывает в какую-то воронку. Но в следующую секунду подумал: "Братья-союзники играют мне на руку". Правда, было нечто странное в однозначности предложений эмиссара англичан и его собственного ординарца: лишь вчера Завойко, поведя разговор, какие части наиболее преданны Ставке, предложил наградить всадников Текинского конного полка - из них состояла личная охрана главковерха. Текинцы не видывали передовой, и награждать их было не за что. Ординарец нашел формулу: "За разновременно проявленные подвиги в текущей кампании". И тоже: "Они нам скоро пригодятся". Значит, идея носится в воздухе?..
До поры генералу не дано было понять, что его ординарец отнюдь не так простодушен, как представлялось по внешности, и что совсем не случайно оказался он в самом ближайшем окружении верховного главнокомандующего, стал его первейшим советником.
Стоило бы Корнилову проявить больше интереса, он не без удивления узнал бы, что Завойко не какой-то "сатиновый нарукавник" с нефтепромыслов, а родовитый дворянин, сын адмирала, владелец обширных угодий и имений в Подолии; что оп, выпускник Царскосельского лицея, невзирая на младые лета уже успел побывать уездным предводителем дворянства; что помимо всего прочего этот "нижний чин" - крупный коммерсант, поверенный фирмы "Нобель", директор-распорядитель общества "Эмба и Каспий" и товарищ председателя правления среднеазиатского общества "Санто", владелец стекольных и кирпичных заводов, соиздатель газеты "Русская воля", принадлежавшей бывшему министру внутренних дел Протопопову, и сам владелец журнала "Свобода в борьбе", выходящего в эти самые дни в Питере... Может быть, Корнилов и понял бы тогда, что отнюдь не для услаждения его слуха симпатичный молодой сом сочиняет ультиматумы Керенскому и пышнословные жития, тешащие самолюбие генерала. И если бы понял, то, наверное, задумался бы: а какие же свои цели преследует сей ординарец?..
Но даже и ознакомившись со всеми сторонами жизни странного ординарца, Лавр Георгиевич не узнал бы одного обстоятельства - самого существенного, но до поры скрытого от глаз всех. Того, что сам Завойко лишь играет роль в спектакле, авторы которого крупнейшие тузы российского делового мира Путилов, Вышнеградский, Рябушин-ский и другие, а режиссером-постановщиком является не кто иной, как Родзянко. Эти-то тузы, объединившись под скромной вывеской "Общества экономического возрождения России", составили некий пул, который своими миллионами должен был финансировать предприятие, к которому ординарец Завойко планомерно и последовательно побуждал упоенного медью литавр генерала.
Отдельные сценки в спектакле Завойко разыгрывал и без прямого участия Корнилова. Чтобы отвлечь внимание Питера, в первую очередь Керенского и Савинкова, он совершенно конфиденциально сообщил комиссарверху Фи-лоненко, что у него имеются сведения о монархическом заговоре. Об этом же мифическом заговоре донес непосредственно министру-председателю - но уже не из Ставки, а из Москвы - прокурор Московской судебной палаты. Поэтому-то Савинков и подготовил список подлежащих аресту монархистов, уже по собственной инициативе прибавив к нему большевиков.
Ни о чем этом Корнилов понятия не имел. Как не по разуму было ему понять, какую роль отводят генералу "братья"-согозники, приглашая через своего антрепренера Аладьина принять участие в их собственном спектакле...
- Надеюсь, что в ближайшее время я смогу передать вам необходимую сумму, - сказал, готовясь подняться, Аладьин. - Она поступит в мое распоряжение со дня на день.
