Андрей Пржездомский - Секретные бункеры Кёнигсберга
Единственное, чем встреча с Байзером оказалась полезной, так это тем, что он пообещал разыскать для Кучумова адрес некоего Эрнста Шаумана, якобы близкого друга Альфреда Роде, который должен быть в курсе всех дел, связанных с укрытием ценностей.
Эрнст Шауман был академиком живописи. Он преподавал не то в «Школе мастеров Германа Геринга» в Кроненбурге, не то еще в каком-то созданном уже в годы нацизма учебном заведении художественного направления, хотя был уроженцем Кёнигсберга.
Незаурядный портретист, он неоднократно выставлял свои картины на различных выставках и вернисажах, а в 1938 году его работы удостоились даже представления на Большой германской выставке искусств в Мюнхене. С началом войны Шауман, как многие немецкие художники, не упустил возможности снискать себе лавры баталиста и колесил по различным участкам Западного фронта, где его натурой стали пленные французские солдаты и, конечно же, вояки гитлеровских генералов Гёпнера, Клейста и Рейнгардта.
К середине 1944 года академик живописи Эрнст Шауман почувствовал, что скоро во Франции «запахнет жареным», и незадолго до высадки войск союзников в Нормандии покинул французскую столицу и решил направиться в самое, как ему казалось, безопасное место Германии — в Восточную Пруссию, тем более что давний знакомый Шаумана, доктор Роде, неоднократно приглашал его в Кёнигсберг. Это знакомство состоялось еще в 1931 году, когда известный искусствовед, специалист по янтарю доктор Роде только начинал свою карьеру в замковом музее. Бомбардировочные налеты на Кёнигсберг в августе 1944 года спутали все карты, и Шауман ни в коем случае не отправился бы в опустошенный город, если бы ему не пришлось сначала спешно бежать из Парижа в Саарбрюккен, а затем после массированного налета британской авиации на этот город в ночь с 5 на 6 октября в страхе перебираться в Кёнигсберг. Видимо, в расчете на то, что второй раз восточнопрусская столица вряд ли подвергнется разрушению. Так академик живописи Эрнст Шауман оказался в Кёнигсберге.
Из воспоминаний А. М. Кучумова.
Диктофонная запись. Август 1990 года
«…Академик Шауман — интересный человек. Седовласый, с кудрями, он жил в однокомнатной квартире на улице Бетховенштрассе[190]. Дом этот цел и сейчас на левой стороне, если идти от Генерал-Литцманн-штрассе[191]… У него была очень молодая и симпатичная жена, двое чудесных детишек…
Я пришел к нему с переводчиком. Мы долго беседовали с академиком… Потом я его попросил записать все на бумаге. Но курьез, — ее не оказалось. Пришлось академику писать своим бисерным почерком на оборотной стороне старых немецких продуктовых карточек…»
Из «Показаний академика живописи
Эрнста Шаумана». Кёнигсберг, 5 апреля 1946 года
«…Во время войны в помещение рядом с Янтарным собранием была перевезена т. н. Янтарная комната. Эту Янтарную комнату, которая имела размер приблизительно 50 кв. м, я видел однажды мимоходом во время войны, когда в качестве военного художника посетил интересовавшие меня собрания картин в замке. Я припоминаю, что Янтарная комната была отделана янтарными инкрустациями, в особенности стены. У меня сохранилось в памяти 4–5 зеркал в роскошных янтарных рамах, а также 6–7 мозаичных картин…
Где находилась Янтарная комната и Янтарные собрания, я не знаю. После своего возвращения из Франции в октябре 1944 года я спрашивал доктора Роде о судьбе Янтарного и картинного собраний. Он ответил мне, что по приказу Управления замками в Берлине они были упакованы и отправлены в безопасные места — имения Восточной Пруссии и Саксонии.
Позднее, в то время, когда Кёнигсберг был окружен, Роде повторил мне то же самое…»
Таким образом, чем больше Анатолий Михайлович пытался распутать клубок неясностей вокруг исчезновения Янтарной комнаты, тем дальше он удалялся от Королевского замка. И Файерабенд, и Шауман по существу предлагали свои версии, упирая на то, что Янтарную комнату вывезли из замка и спрятали в каких-то имениях на территории Восточной Пруссии или далеко за ее пределами. Однако свидетельства того и другого имели один источник информации — оба ссылались на доктора Роде, а это, как мы уже знаем, не позволяет оценивать данные показания как объективную реальность.
Позже, в 1950 году, Анатолий Михайлович Кучумов, внимательно изучив и обобщив все имевшиеся на тот период сведения о Янтарной комнате, сделал в служебной записке целый ряд принципиальных выводов, не потерявших, по моему мнению, своей актуальности и сейчас.
Из записки А. М. Кучумова
«К вопросу о судьбе Янтарной комнаты
Екатерининского дворца». 1950 год
«…Сам собой напрашивается вывод, что Янтарная комната была сохранена и укрыта в безопасном месте, которое, несомненно, должно было быть известно Роде. Версия о гибели Янтарной комнаты в пожаре орденского зала, выдвинутая Роде, должна была отвлечь внимание комиссии от дальнейших поисков.
Ошибка профессора Брюсова заключалась в том, что он слишком доверчиво отнесся к показаниям Роде, положившись на слово коллеги — музейного работника, забыв, что имеет дело с ярым нацистом-фанатиком.
Учитывая, что с середины января 1945 года железнодорожное сообщение Кёнигсберга с остальной Германией было прервано, т. к. фронт отрезал Восточную Пруссию, сухопутным путем ящики могли быть вывезены лишь в окрестности Кёнигсберга… Не исключена возможность, что Городское управление, принявшее на себя ответственность за Янтарные панели, укрыло эти ящики в одном из многих подземных убежищ Кёнигсберга…»
Более определенно в отношении Королевского замка Кучумов высказался спустя много лет, уже после своего повторного приезда в Кёнигсберг в 1949 году и непосредственного участия в течение почти двух десятков лет в практических поисках художественных ценностей. В подготовленном им «Обзоре изыскательских работ в бывшем Королевском замке (1945–1967)» Анатолий Михайлович делал однозначный вывод о том, что «Янтарная комната не погибла, а лишь надежно укрыта в одном из тайников, не исключая самого замка с его глубокими подземельями и ходами».
В течение всего периода работы Кучумова и Трончинского в Кёнигсберге весной 1946 года обследованию, разумеется, подверглось не только интересующее нас северное крыло Королевского замка, но и другие его части — подвалы южного крыла под помещениями бывшего Прусского музея, руины здания Унфрида и обширные подземелья юго-восточной части замка с разветвленной сетью старинных ходов, огромные склепы, расположенные в толще земли под западным крылом руин тевтонской громады. Им довелось спускаться в подземные казематы фортов и башен внутреннего оборонительного обвода, осматривать некоторые железобетонные бункеры и городские ворота, в частности, Закаймские, расположенные на перекрестии Московского проспекта и Литовского вала, обследовать руины замка Лохштедт под Пиллау, пробираться среди зловещих, наполовину залитых водой сейфовых камер имперского банка… Обо всем этом можно было бы рассказывать бесконечно, тем более что поисковые работы, проводимые в 1946 году, не только изобиловали самыми невероятными приключениями и сопровождались опасностями, но и привели к серии ценных находок. И это — несмотря на то, что работать приходилось самостоятельно, практически не прибегая к помощи военных властей.
Конкретным результатом чрезвычайно плодотворной поездки Кучумова и Трончинского в Кёнигсберг явился вагон-пульман, прибывший через несколько недель на станцию Ленинград-Товарный. В нем были экспонаты и мебель из пригородных дворцов-музеев Ленинграда, почти пять лет считавшиеся утраченными. В Екатерининский дворец города Пушкина вернулась уникальная мебель, изготовленная по рисункам Растрелли; ценнейший гарнитур работы французского мастера Жоржа Жакоба; лаковые стулья из Китайского зала и остатки мебельного гарнитура из Лионского зала; множество великолепных рам от картин…
Примечательно, что Александр Яковлевич Брюсов, которому очень скоро стало известно о результатах поездки Кучумова и Трончинского в Кёнигсберг, а также об их выводах в отношении судьбы Янтарной комнаты, в целом положительно оценил эту работу и критически переосмыслил свое собственное мнение, сформировавшееся под впечатлением встреч с Роде и работ в замке весной и летом 1945 года. В то же время он считал, что Кучумов «несколько разбрасывается в работе», что надо было бы сосредоточиться на одном-двух конкретных объектах, полностью их отрабатывать, а затем уже переходить на другие. Знал ли Александр Яковлевич, что спустя три года судьба сведет его с Анатолием Михайловичем Кучумовым, да не где-нибудь, а в Калининграде, и ему предоставится блестящая возможность продемонстрировать последовательность и обстоятельность своего подхода к поисковой работе.
