Вадим Кожинов - От Византии до Орды. История Руси и русского Слова
Еще в начале VIII века, показывает С. А. Плетнева, основное население Хазарского каганата находилось на стадии «таборного кочевания», а в IX веке оно предстает как перешедшее даже через третью стадию, — оседлое, занятое земледелием и ремеслами и обитающее в стабильных и нередко очень больших поселениях, состоящих из скопища полуземлянок и наземных жилищ из глины, дерева и камыша. Рядом с поселениями располагаются обширные могильники, которые дополнительно подтверждают оседлость, постоянность пребывания населения в данном месте.
В некоторых из таких поселений (о чем уже говорилось) были воздвигнуты мощные крепости; исследования показали, что их создание относится, в основном, ко второй трети IX века — то есть именно ко времени, когда разгоралась борьба Хазарского каганата с Русью. Население (это также отмечалось выше) было не только оседлым, но и всецело «военизированным», — притом не только мужское, но и женское.
Весьма интересное и характерное явление, открытое при изучении «инвентаря» погребений в этих военно-хозяйственных поселениях, — система воинских отличий или наград. Речь идет о находимых в могилах воинских поясах с разным количеством и набором «бляшек». «Различия в количестве бляшек и их подборе, — доказывает С. А. Плетнева, — означали разное общественное (в основном военное) положение погребенного… подавляющее большинство поясов принадлежало возмужалым и зрелым воинам… У юных воинов наборы значительно скромнее», хотя одно из захоронений юноши — «с роскошным полным набором», ибо он, «видимо, превзошел доблестью всех»; «как и мужчины, наиболее богатые (полные) пояса носили пожилые женщины, видимо, испытанные в походах бойцы»[241].
Эта система наград или отличий ясно говорит о высокой степени организации военных поселений Хазарского каганата. И столь же ясно, что для создания из кочевых племен на территории от Дона до Днепра такого, в сущности, гигантского военно-хозяйственного лагеря, состоящего из сотен селений (только в регионе Подонья он занимал, по подсчету С. А. Плетневой, 100 000 квадратных километров), необходима была исключительно властная и конструктивная организаторская деятельность правительства Каганата.
Известнейший исследователь кочевых народов Руси Г. А. Федоров-Давыдов констатировал как бы даже не без удивления: «В то время как в салтовских (то есть хазарских. — В. К.) поселениях представлены гончарное, железоделательное и другие ремесла, у печенегов, торков и половцев следов ремесла почти нет»[242]. То есть другие близкие к Руси кочевые народы, чья история разворачивается позже, чем «салтовская», ни в коей мере не достигли того технического «прогресса», который характерен для кочевников, оказавшихся под властью Хазарского каганата.
Громадный военный лагерь, расположенный у юго-восточной границы Руси, был «самообеспечивающим» себя продовольствием, предметами быта и, что особенно важно, оружием. В новейшем обобщающем труде об этом лагере, труде, подводящем итоги многолетних изысканий автора, В. К. Михеева, и его археологического отряда, показано, в частности, высокое развитие металлургии и металлообработки, которыми занимались в IX–X веках в десятках селений Подонья на основе донских рудных месторождений:
«Качество металла… было высоким. Микроисследования зубил и режущих концов ножниц для резки металла показали, что они подвергались термообработке на мартенсит (то есть изменение микроструктуры металла. — В. К.).…О высоком уровне металлообработки свидетельствует производство оружия; сабель, боевых топоров, наконечников копий и дротиков, наконечников стрел, боевых ножей и кинжалов, кистеней… Металлографический анализ образцов сабель и их обломков из Верхнего Салтова, Правобережного Цимлянского городища и Маяков (это три из важнейших военных поселений. — В. К.) показал, что они были цельностальными с высоким содержанием углерода»[243]. Отмечу, что некоторые виды оружия, например, сабли и кистени[244], как доказывают исследователи, были заимствованы Русью у своего хазарского противника.
А вот результаты исследования хазарских крепостей в Полонье: «Добыча камня, его доставка к месту строительства и обработка являлись трудоемкими процессами… Особенно трудоемкой была добыча известняка, который широко использовался для возведения белокаменных крепостей. По нашим подсчетам, для возведения стен Верхнесалтовского городища понадобилось приблизительно 7 тыс. кв. м, Маяцкого — 10 тыс. кв. м, Правобережного — 12 тыс. кв. м и Мохначевского — 14 тыс. кв. м камня. Каменные блоки различных размеров обрабатывались с помощью долот и зубил» (там же, с. 76–77).
Можно было бы привести множество других подобных фактов, но, полагаю, и так ясно: Хазарский каганат был в IX–X веках государством, обладающим громадными «цивилизаторскими» возможностями. Естественно встает вопрос о причинах «цивилизованности» Хазарского каганата в его иудаистскую эпоху.
Следует отметить, что существует безосновательное мнение, согласно которому еще до возвышения иудаизма в Хазарском каганате имелись, скажем, крупные «цивилизованные» города. Между тем один из виднейших современных «хазароведов» А. В. Гадло, исходя из достоверных источников, писал о крупнейшем хазарском «городе» (на Северном Кавказе) доиудаистского периода: «Баланджар вовсе не был городом в обычном понимании этого термина. Это был большой лагерь, для защиты которого был применен традиционный в военной практике кочевников способ. Его территория была ограждена связанными повозками (3 тыс. штук), за которыми укрылись защитники»[245].
Но вместе с установлением господства иудаизма создается и охарактеризованная выше цивилизация Каганата. И теперь перед нами встает задача понять, как и почему это совершилось.
Специальный экскурс: история Хазарии
Общепризнано, что на рубеже VIII–IX веков государственной религией Хазарского каганата стал иудаизм, хотя процесс его утверждения, конечно же, начался раньше. В одной из самых ранних русских работ о хазарах, принадлежащих одному из основоположников отечественного востоковедения В. В. Григорьеву (1816–1881), говорится следующее: «Евреи, притесняемые в Греции (то есть в Византийской империи. — В. К.), удалились к хазарам и, видя простоту этого народа, предложили ему свою веру — и хазары, находя ее лучше собственной, приняли охотно»[246].
К сожалению, это представление, по своей «простоте» близкое декларированной в нем «простоте» хазар, в той или иной форме, но достаточно широко распространено еще и сегодня. Между тем в позднейших исследованиях было со всей убедительностью показано, что в этом рассуждении неверны буквально все его стороны. Во-первых, евреи, определившие резкое изменение самой сути Каганата, пришли не из Византии, а с арабского Востока (хотя позднее появились и эмигранты из Византии); далее, хазары в своем абсолютном большинстве вовсе не принимали иудаизм; наконец, утверждение иудаизма в качестве господствующей религии отнюдь не было «охотным», добровольным, а также и быстро осуществившимся.
Многое здесь вполне доказательно выяснено уже в трактате М. И. Артамонова «История хазар» (1962). Но следует знать, что эта книга испытала очень трудную судьбу. Она была, в своей основе, создана еще в конце 1930-х годов. Однако, как свидетельствует автор позднейшей монографии о хазарах, вышедшей в 1990 году, «фундаментальную работу Артамонова и в 60-е годы опубликовать стало возможным только в Ленинграде, где Артамонов в то время занимал пост директора Эрмитажа, в издательстве которого монография и увидела свет»[247]. Между тем по своему профилю «История хазар» никак не «вписывалась» в программу этого музейного издательства. И едва ли случайно М. И. Артамонов через год после выхода его «Истории» был освобожден от должности директора Эрмитажа и в дальнейшем стал заниматься, в основном, не «опасной» историей древних скифов…
Нельзя не сказать здесь и о судьбе другой книги, также во многом посвященной хазарской проблеме, — трактате ученика М. И. Артамонова (правда, позднее пересмотревшего многие стороны концепции последнего) — Л. Н. Гумилева. Трактат был, в общем и целом, написан еще в 1970-х годах, но смог выйти в свет только в 1989-м[248]. Расскажу об известной мне, как говорится, из первых уст попытке издать часть этой книги в 1980 году. Замечательный русский публицист и гражданин Ю. И. Селезнев (1939–1984) обратился тогда к Л. Н. Гумилеву с предложением опубликовать любую его работу о Хазарском каганате. Л. Н. Гумилев прислал ему рукопись, к которой приложил высокоположительный отзыв одного очень чтимого и влиятельного филолога-академика. Руководящий сотрудник, от которого зависело окончательное решение судьбы рукописи (издавать или не издавать), предложил Ю. И. Селезневу испросить у этого филолога разрешение опубликовать его отзыв в качестве предисловия или послесловия к работе Л. Н. Гумилева; в этом случае работа тут же была бы напечатана. И Ю. И. Селезнев немедля поехал к сему филологу и долго — несколько часов, — но безуспешно уговаривал его согласиться на публикацию его отзыва. В конце концов филолог, так сказать, не выдержал и напомнил Ю. И. Селезневу, что не так давно некий человек напал на него в подъезде его дома и нанес ему тяжкий удар в область сердца, — напомнил и нервно воскликнул: «Вы, что ли, не понимаете различия между письменным и печатным отзывом?! Если мой отзыв будет опубликован, меня попросту убьют!..» и работа Л. Н. Гумилева так и не была тогда опубликована[249].
