Николай Михневич - История русской армии. Том второй
После долгих переговоров 8 мая 1812 г. уполномоченные обеих сторон подписали предварительный мирный договор. Турция уступала нам Бесарабию. Река Прут до впадения в Дунай и Дунай от Прута до устья обозначали отныне нашу границу. Крепости Измаил и Килия были срыты.
Этот договор, заключенный в Бухаресте, был ратифицирован 11 июня 1812 г. Александром I в Вильне, в тот день, когда «великая» армия Наполеона, собранная на нашей западной границе, переступила через нее.
Император Александр, понимая всю своевременность заключения мира с Турцией, назвал его «богодарованным».
Наша Дунайская армия, в командовании которой, вместо отозванного Кутузова, вступил генерал-адмирал Чичагов, направилась на север, чтобы принять участие в великой борьбе, и, как известно, ее прибытие на западный театр войны принесло большую пользу нашей родине.
Заключение
Русско-турецкая война 1806–1812 гг. является естественным продолжением вековой борьбы между крестом и полумесяцем, возникшей из-за стремления России достигнуть на юге своих природных границ и утвердиться на берегах Черного моря. Эта война является одним из промежуточных этапов вековой борьбы, начавшейся в конце XVII в. и завершившейся лишь в конце XIX. Россия принуждена была в 1806 г. начать борьбу с Турцией при неблагоприятной обстановке, когда все внимание нашей родины сосредоточено было на западном фронте, где русской армии впервые пришлось столкнуться с Наполеоном. Для борьбы с Турцией Россия уделяет лишь часть своих сил, и это обстоятельство отражается на характере действий русской армии. Наша армия хотя и имеет против себя энергичного противника, но не может развить крупных операций, так как для этого ей не хватает ни сил, ни средств.
Наши главнокомандующие строят свои планы на овладении многочисленными крепостями театра войны и лишь в крайности обращаются против живой силы врага — его полевой армии. Такие стратегические приемы приводят к затягиванию войны. Успех хотя и достигается, но крайне медленно и не производит на врага нужного впечатления. Стремление овладеть крепостями не только на операционных путях армии, но и на всем обширном театре войны одинаково свойственно всем главнокомандующим, причем постоянно наблюдается вредное дробление сил, так как одновременно осаждается несколько крепостей.
Очень вредно на ходе войны отражаются частые перерывы в военных действиях. Почти ежегодно, после удачной кампании, после овладения большим районом театра войны, наша армия покидает все приобретенное дорогой ценой и возвращается на зимние квартиры в Молдавию и Валахию. При возобновлении же военных действий опять приходится завоевывать то, что было добровольно нами покинуто.
При всех столкновениях с турками в поле, даже в тех случаях, когда противник имел большой численный перевес, успех был на нашей стороне. Здесь сказывалось тактическое превосходство русской армии. Турки сильны лишь при пассивной обороне, за окопами и укреплениями, наши же войска искусно маневрируют в поле. Боевые порядки свидетельствуют об окончательном отказе нашей армии от форм линейной тактики и об усвоении глубокой. Частое применение каре обусловливается наличием у противника многочисленной конницы. Рассыпной строй получает все большее применение. Нельзя не отметить также дружного взаимодействия различных родов войск. Артиллерия сопутствует пехоте и подготавливает ей успех; конница является в опасную минуту на выручку пехоте. Частные начальники как на театре войны, так и на поле сражения проявляют разумный почин, обнаруживая военный глазомер, понимание обстановки.
Последние боевые вспышки на Дунае произошли накануне вторжения Наполеона на Россию. Дунайская армия была сокращена, но, несмотря на это, Кутузов блестящими приемами ставил многочисленную армию визиря в безвыходное положение и в самую тяжелую для России минуту заключил выгодный для нас мир.
Война 1806–1812 гг. с Турцией принесла для нас благие результаты. Цветущая Бессарабия слилась неразрывно с великой нашей родиной. Границей России в юго-западном углу стал Прут, тот Прут, на берегах которого за век перед этой войной впервые появилась русская армия, и стоящий во главе ее Петр Великий указал грядущим поколениям победоносный путь к Дунаю и Балканам.
Состояние русской армии к концу царствования Александра I
Владимир Павлович Никольский, полковник Генерального штаба
Влияние Заграничных походов
Рост политического самосознания в русской армии ♦ Устройство школ и ланкастерских училищ для солдат
Отечественная война и последовавшие за ней заграничные походы чрезвычайно подняли военный статус, сделав его самым почетным и популярным в России. Известный декабрист, видный участник этих походов, М. А. Фонвизин в своих «Записках» отмечает: «Две неудачные войны с Наполеоном и третья, угрожавшая в 1812 г. независимости России, заставила молодых русских патриотов исключительно посвятить себя военному званию на защиту отечества. Дворянство, патриотически сочувствуя упадку нашей военной славы в войнах с Францией 1805 и 1807 гг. и предвидя скорый разрыв с нею, спешило вступать в ряды войска, готоваго встретить Наполеона. Все порядочные и образованные молодые люди (дворяне), презирая гражданскую службу, шли в одну военную; молодые тайные и действительные статские советники с радостью переходили в армию подполковниками и майорами перед 1812 г. Чрезвычайные события этого года, славное изгнание из России до того непобедимаго императора французов и истребление его несметных полчищ, последовавшие затем кампании 1813 и 1814 гг. и взятие Парижа, в которых наша армия принимала деятельное (и славное) участие, все это необыкновенно возвысило дух наших войск и особенно молодых офицеров.
В продолжение двухлетней тревожной боевой жизни, среди беспрестанных опасностей, они привыкли к сильным ощущениям, которые для смелых делаются почти потребностью.
В таком настроении духа, с чувством своего достоинства и возвышенной любви к отечеству, большая часть офицеров гвардии и Генерального штаба возвратилась в 1815 г. в Петербург».
В таком же настроении возвратились и многие офицеры, вошедшие в состав 1-й и 2-й армий, штабы которых были расположены в Могилеве и Тульчине. Многие офицеры гвардии, бывшие в заграничных походах, в это время командовали уже в армиях полками и бригадами (М. А. Фонвизин, князь С. Г. Волконский, М. Ф. Орлов). Все они в походах по Германии и Франции ознакомились с европейской цивилизацией, которая произвела на них сильнейшее впечатление. Впечатления эти глубоко запали в души офицеров, ибо, приобретя во время продолжительных и трудных войн 1812–1814 гг. большую опытность в ратном искусстве, они вполне сознавали, что не только не уступали своим западноевропейским коллегам, но и превосходили их (например, наша артиллерия в 1814 г. считалась лучшей из всех европейских; русские стрелки превосходили иностранных). Не могли не сознавать они и того, что только русские и явились, собственно, сокрушителями мощи Наполеона.
Возвратясь домой, они нашли по-прежнему большие неустройства в жизни своего народа. Долгое отсутствие императора, напрягшего все свои силы в борьбе с Наполеоном, невольно при этом обращавшего меньше внимания на внутренние дела, и страшные потрясения, выпавшие на долю России в 1812 г., еще более расстроили внутреннее состояние нашей родины, несовершенство которой резко заявляло о себе существующей крепостной зависимостью крестьян.
Офицерский состав армии, за время пребывания за границей, привык интересоваться политической стороной жизни и эту привычку перенес и к себе на родину. Понятно, что здесь почва оказалась еще более восприимчивой и благодатной.
Недаром же император в беседе с прусским епископом Эйлертом, во время посещения Берлина в 1818 г., сказал: «Поход русских через Германию в Париж принесет пользу всей России. Таким образом и для нас настанет новая историческая эпоха, и мне еще предстоит много дела»[41]. Из этого видно, что и император признавал большое политическое значение пребывания наших войск в Германии. Многие из наших офицеров в походе познакомились с германскими офицерами, членами прусского тайного союза (Tugendbund), который так благотворно содействовал освобождению и возвышению Пруссии. В открытых беседах с ними наши молодые офицеры незаметно усвоили их свободный образ мыслей и стремлений.
«Не только офицеры, но и нижние чины гвардии набрались заморского духа», — свидетельствует Н. И. Греч в своих записках. В 1816 г. он присутствовал на обеде, данном одной масонской ложей (во Франции) гвардейским фельдфебелям и унтер-офицерам. Они держали себя с чувством собственного достоинства, некоторые вставляли в свою речь французские фразы.
