Эдвард Радзинский - Железная Маска и граф Сен-Жермен
Граф Сен-Жермен был знаком с родственниками последнего военного министра Людовика XIV. Кажется, его звали месье де Шамийяр. И его зять рассказал графу... После смерти Сен-Мара министр был последним, знавшим тайну Железной Маски. Зять буквально на коленях умолял тестя открыться ему. Но тот, как и Сен-Мар, ответил, что это государственная тайна. Он сказал, что на Библии поклялся умирающему королю никогда ее не разглашать.
— От себя, — сказал месье Антуан, — могу добавить: уже в царствование Людовика XV началась упорная работа по созданию мифа. Появляются показания «свидетелей», доказывающие, будто бы не было никакой маски, никакого опасного заключенного, изолированного от мира. Казанова пишет в мемуарах, что Людовик XV говорил, что никакой таинственной маски вообще не существовало. Граф Сен-Жермен написал в «Записках»: «Вчера глупец Казанова долго рассказывал об этом! Тайна была, и ужасная, поэтому так упорно отрицал ее король».
(Я давно отметил, он очень не любил Казанову, мне даже показалось...)
— Нет-нет, — торопливо сказал месье Антуан, — подозревать графа Сен-Жермена в банальной зависти смешно. Граф мыслил иными категориями и испытывал иные чувства, чем мы, смертные. Просто Казанова был слишком примитивен для него... Итак, несчастный Человек в маске должен был исчезнуть, раствориться в Истории... Но, как учил нас Господь, человеческая кровь вопиет... и нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Месье Антуан замолчал. Некоторое время мы сидели молча. Наконец он заговорил:
— Пришла пора прощаться. Мы успели. В вечерний час, когда солнце склонилось к закату, мы закончили расследование.
Прощание
Я будто очнулся и с изумлением посмотрел в окно. Я увидел, как в меркнущем дневном свете зажглись фонари на площади. Если раньше время останавливалось, то теперь оно стремительно пролетело.
— Я хочу вам подарить на прощание, — сказал месье Антуан.
Он протянул мне бриллиант. Это был небольшой камень с каким-то особым блеском. Я не берусь его описывать, ибо не сумею. Скажу только, если долго смотреть на камень, он живет... меняет цвет.
— Завораживает, не так ли? — сказал месье Антуан. — Если будете смотреть на него неотрывно, веруя, что уйдете ТУДА, прошлое станет для вас таким же настоящим, как для меня... и для графа.
Он проводил меня до двери.
Я попрощался, вышел на лестницу, и дверь захлопнулась.
Когда я вернулся в Москву, камень стал моим мучением. Я много раз подолгу глядел на бриллиант... глядел до слез, но... тщетно!.. Запахи моря той Венеции и небеса прошлого над тем летящим первым воздушным шаром не вернулись... Думаю, я потерял все это... навсегда. И все, что случилось со мной, уходит из памяти каждый день и все больше кажется сном. Жалкий путешественник, потерявший Землю Обетованную... Осталась лишь звериная тоска по тому необъяснимому, что я ВИДЕЛ.
Последняя встреча
В Париж я сумел приехать только через три года. Немедля позвонил месье Антуану. Телефон был выключен. Но я должен был его увидеть. Я решился.
Я отправился на площадь Фюрстерберг, в столь знакомый мне дом. Позвонил в знакомую квартиру. Мне открыл дверь незнакомый человек — молодой, с хищным, узким галльским носом... Через его плечо я увидел знакомую анфиладу комнат, заставленных, увы, убогой современной мебелью. Я объяснил, что пришел к месье Антуану, с которым имел честь здесь дважды встречаться.
Молодой человек посмотрел на меня с изумлением. Он сказал, что я, видимо, что-то перепутал. Никакого месье Антуана здесь нет и никогда не было. В квартире живет только он... Правда, на какое-то время он уезжал работать в Египет, но квартира была заперта, и в ней никто не жил.
Я почему-то не решился возразить, я просто ушел.
Все случилось в мой последний день в Париже. Гуляя по любимому Латинскому кварталу, я вышел на набережную Сены. Стоял чудесный осенний день с теплым солнцем и красной листвой на деревьях. Я миновал знаменитый мост около библиотеки Мазарини и шел по набережной, рассеянно разглядывая ящики букинистов, когда мне бросился в глаза...
Я замер.
Подошел поближе.
Передо мной висел старый пожелтевший журнал за 1903 год.
Журнал был раскрыт на фотографии двух улыбающихся мужчин. Под фотографией была надпись: «Вавилон раскопан! Роберт Кольдевей раскопал дворец Навуходоносора и висячие сады Семирамиды». На фотографии улыбающийся усатый господин — знаменитый археолог Роберт Кольдевей стоял рядом с другим улыбающимся господином, не узнать которого мне было невозможно.
Рядом с Кольдевеем, обнимая его за плечи стоял... месье Антуан! На плече великого археолога лежала знакомая рука... в перчатке!
Месье Антуан весело глядел на меня из... 1903 года!
Я тотчас захотел купить журнал. Продавец сочувственно улыбнулся и объяснил:
— Этот номер, как и все номера за 1903 год, уже проданы Парижской библиотеке.
Стоя на набережной, я несколько раз перечел статью, напечатанную под фотографией. В ней писалось о раскопках, о знаменитом археологе Кольдевее и... ни слова о человеке рядом с Кольдевеем!
Больше я никогда не видел месье Антуана.
Но каждый раз, приезжая в Париж, как приговоренный, я иду на площадь Фюрстенберг, стою у знакомого дома и чего-то жду.
