Тамара Пономарева - Потаенная любовь Шукшина
А декабристы, лучшие сыны Отечества, представители высшего общества, вышли в 1825 году на Сенатскую площадь, а потом одни были казнены, другие отправлены на каторгу в Сибирь.
Шукшин об этом так сказал:
- Приходит на память одно старомодное слово - "подвижничество". Я знаю, "проходил" в институте, что "хождение в народ" - это не самый верный путь русской интеллигенции в борьбе за свободу, духовное раскрепощение великого народа. Но как красив, добр и великодушен был человек, который почувствовал в себе неодолимое желание пойти и самому помочь людям, братьям. И бросил все и шел. Невозможно думать о них иначе, чем с уважением. Это были истинные интеллигенты! Интеллигенты самой высокой организации.
И нам, почитателям таланта Василия Макаровича, думать о нем невозможно иначе как с уважением. Да разве сам Шукшин не был подвижником "самой высшей организации"?
Кинорежиссер, кинодраматург, киноартист, прозаик, поэт - и все это сочеталось в одном имени. Как объять этот разноречивый поток сознания, объединенный органичностью воли сибирского характера?
Шукшин "вломился" в кинематограф в шестидесятых годах, объединив в своем творчестве две области - кино и литературу. Коренной сибиряк целеустремленно и кропотливо начал заниматься поиском народных истоков русских характеров, воспел вековые, судьбоносные основы жизни и не менее вечные ее сложности и парадоксы.
Через все творчество Василия Макаровича прошли излюбленные мотивы Сибирь и сибиряки.
Помню, в ЦДЛ ко мне подошел мой давний друг, поэт-сибиряк Сергей Красиков, сообщив, что в Вологде готовится сборник воспоминаний о Шукшине, и добавил с горечью:
- Слишком много о нем пишут и те, кто плохо при жизни к Шукшину относился, и те, кто на его имени хочет в нашу литературу въехать. Василий Белов сказал: вот осядет эта "пена", и тогда напишут о Василии Макаровиче самое нужное и главное слово. Истинное уважение долго болит.
Сразу поверилось - Василий Белов напишет. Он любит правду, как и Василий Шукшин, который в свое время успел выразить письменно уважение к вологодскому другу:
Я легко и просто подчиняюсь правде беловских героев.
...Без любви к тем мужикам, без сострадания скрытого или явного, без уважения к ним неподдельного так о них не написать. Нет. Так, чтоб встали они во плоти: крикливые, хвастливые, работящие, терпеливые, совестливые, теплые, родные. Свои.
И тут не притворишься, что они есть, если нет ни того, ни другого. Бывает, притворяются - получается порой правдиво, и так пишут критики: "правдивый рассказ", "правдивый роман". Только... Как бы это сказать? Может, "правда" и "правдивость" суть понятия вовсе не схожие? Во всяком случае, то, что я сейчас разумею под "правдивостью" - хитрая работа тренированного ума, способного более или менее точно воспроизвести схему жизни,- прямо враждебно живой правде. Непонятные, дикие, странные причины побуждают людей скрывать правду. И тем-то дороже они, люди, роднее, когда не притворяются, не выдумывают себя, не уползают от правды в сторону, не изворачиваются всю жизнь. Меня такие восхищают. Радуют. Работа их в литературе, в искусстве значит много: талантливая, честная душа способна врачевать, способна помочь в пору отчаяния и полного безверия, способна вдохнуть силы для жизни и поступков.
Высокая оценка Шукшина творческой индивидуальности Василия Белова продиктована еще и родственностью душ:
Может, я по родству занятий с писателем и подивлюсь его слуху, памяти, чуткости. Но и по родству же занятий совершенно отчетливо понимаю: одной памяти тут мало, будь она еще совершенней.
"Без любви", "без сострадания", "без уважения" нельзя прикасаться к народной тематике - так в подтексте, но и в жизни обоих писателей - так же. "Истинное уважение долго болит!"
Оба писателя вышли из деревень, поэтому испытывали друг к другу притяжение. Но Шукшин болезненно переживал, когда на него навешивали ярлык "деревенщик". Сердито говорил:
- Будто загнали в загон, мол, не высовывайся. В деревне восемьдесят процентов населения раньше жило, ну, сейчас поменьше, а все сто процентов оттуда, так ведь это все не деревня, а город. Какие же мы деревенщики, мы народные писатели!
Свое раздражение по поводу унизительного разделения некоторыми деревни и города Шукшин неоднократно выражал в своих интервью, статьях, рассказах. Это вроде зубной боли - постоянно присутствовало в нем.
Три матери
После внезапной смерти Василия Макаровича Виктории Анатольевне Софроновой неожиданно позвонил Заболоцкий. Разговор этот потряс Вику.
- Посочувствуйте Лидии Николаевне,- говорил Анатолий Заболоцкий,- у вас отец миллионер, а у нее двое детей и т.д.
Видимо, не знал, что отец Виктории Анатолий Владимирович недавно женился на молодой женщине, очень красивой, взяв ее с детьми. Там были свои проблемы, бытовые трудности и своя семья. А Катя - Шукшин добровольно ее удочерил,- естественно, имела свое право на пенсион. На большее никто не претендовал: получить то, что причитается по закону, и все. Да я-то и не сомневаюсь, что Заболоцкий от души, из жалости, из сострадания и впрямь хотел помочь семье Василия Макаровича, как-то не учтя, что ведь и Катя была частью жизни, может, самой болезненной для Шукшина.
Но машина закрутилась совсем в другую сторону, в холостой ее ход втянулись многочисленные звенья, применяя разного рода недозволенные приемы, подхватив движением и мать Шукшина Марию Сергеевну, которая обрушилась на Викторию с горькими упреками и обвинениями. Она помнила, что эта женщина сама отвергла ее сына, заняв странное положение в житье-бытье Василия, отвоевывая неведомые простой женщине высоты и рубежи. В деревенском представлении, чем больше женщина борется за мужчину, тем сильнее она его любит. А эта все время как бы защищалась от ее сына, отбивалась от него, пренебрегала его простоватым, да что говорить, и бедным существованием. Что такое сценарист, режиссер, актер, писатель? Сегодня у тебя все есть, а завтра - шиш в кармане. А Василию нужно было содержать семью, помогать сестре (двоих детей воспитывала одна), матери, Вике. Рвалось сердце на части да и не выдержало нагрузки.
Письма Марии Сергеевны представляют ценность не в осуждение поступков Вики, большею частью придуманных людьми недальнозоркими, мягко говоря, а как характеристика убитой горем матери, которая в ослеплении готова и на крайности, представ в гневе, широте и доброте народной души, готовая до смерти защищать имя сына, его дом с малолетними внучатами, попранную честь родного дитяти, доверившегося некогда слову "вероломной женщины", которая докажет позже Марии Сергеевне, что она ни в чем не виновата. Ведь у жизни свои законы. И у каждого человека она - своя, не похожая на соседнюю.
Из писем Марии Сергеевны, матери Шукшина:
Добрый день, Вика, Катя, Ксения Ф. Вика, я, признаться, и писать-то не могу, ну вот, решила все жепоговорить с тобой. Мы узнали, что ты тоже хочешь получить на Катю пенсию. Я бы тебе, Вика, не советовала. Что там им останется! Тогда уж мне придется отказаться, получала я двадцать рублей, и придется их и получать. Ведь те дети вовсе маленькие, да у них, оказывается, неоткуль помощь получить. Отец стар, парализован, мать старая, пенсия маленькая и больше неоткуль ждать. Да уж, как я посмотрела, дак шибко-то и не блещет, и никакого богатства нет, а у тебя, Вика, своя семья устроена, муж есть, отец - он какой богатый. Неужели вы одного ребеночка не содержите? Я про себя скажу, в такой нищете двух детей вырастила и выучила, ниоткуда гроша помощи не было. Зачем, Вика, так делать? Грех тебе будет. Ты покойному моему сыну что говорила? Не буду подавать, просить, сколь даст и ладно, а сейчас совсем по-другому. Подумай, Вика, как вот я поглядела, так и отбирать-то у кого! Сердце захватывает! Никакого у их богатства нет, одна квартира. Я тебя, Вика, прошу быть чутким человеком. Сознай ее положение. И ен никто не поможет, так уж пусть на этих малышек получит. Неужели вы одну Катю не содержите? Я хорошо знаю, у Кати хорошая помога, дедушка может хорошо помочь, а там некому. Вика, грех будет ободрать человека. Ты же, милая, слово давала Васе, а тут вдруг изменила. Подумай, Вика, гора с горой не сходится, а человек с человеком свидится. Зачем Катю отчуждать? Ты бы лучше у меня попросила, и если что-то трудно стало, Кате надо что-то заводить, у меня уж больше ничего нет, дак я могу свою квартиру продать и разделить на всех внуков. А сама жива буду - проживу, где у Наташи, где у сестер в деревне. И то мне легче будет, чем мы накинулись на эту пенсию. Ну, я и это никогда не забуду: он дитя малый, приехал ко мне и говорит: "Я Катю записал в свою фамилию". Я ему сказала: "Подаст она на тебя". А он, милый дитенок, ответил: "Слово дала". А сейчас это слово забывать не надо. Подумай, Вика, хорошо подумай. Ведь ты не только их обидишь, и мне тут же придется отказываться от пенсии. Так уж им ничего не остается. Ну, до свиданья, Вика, Катя, К.Ф.
