Иван Беляев - У истоков Руси
Старания князей постоянно удерживать за собою свои отчинные владения, сообщивши земщине большое значение в междукняжеских отношениях, естественно должны были вызвать заботы князей о поддержании доброго расположения земщины к князю, а это расположение, конечно, могло приобретаться и поддерживаться не чем иным, как соблюдением старых земских прав и порядков. Таким образом, хотя власть князей значительно усилилась от более тесного сближения с земщиною; но она по-прежнему еще не нарушала прав земщины, и все земские порядки велись по-старому. Так, князья, по искони заведенному порядку, начиная с осени в продолжение всей зимы сами объезжали свои области для чинения суда и управы, что по-тогдашнему называлось полюдьем. Об этом полюдье мы еще встречаем известия в летописях; например, под 1190 годом летопись говорит, что Всеволод Юрьевич 8 февраля был в полюдье в Переяславле, где у него в то время родился и сын Феодор, а 25 февраля того же года Всеволод был в полюдье уже в Ростове. Рождение Всеволодова сына во время полюдья в Переяславле показывает, что князь, по старому обычаю, ездил в полюдье со своим семейством. Князьям по-прежнему выделялись особые области на содержание дружинников и вообще на поддержание княжеской власти; так, под 1240 годом стольник князя Даниила Романовича говорит боярину Доброславу, что великие князи держат за собою Коломыйскую область на раздавание оружникам. Да и вообще князья в это время раздавали своим дружинникам земли в поместное владение из тех только областей, которые уступались земщиною на князя, точно так же, как это было и в прежнее время; но, естественно, удержание князьями за собою одних и тех же владений, как бы по наследству, незаметно вело к большему развитию княжеской власти над землями, уступленными князю земщиною. Но тем не менее земли сии не составляли личной собственности князей, а составляли только неотъемлемую принадлежность княжеской власти. Для приобретения же личной поземельной собственности князья употребляли те же средства, как и частные люди, т. е. покупку, дарение, получение по наследству, расчистку пустующих земель и диких лесов, никому не принадлежащих; но такие земли, составлявшие частную собственность князя, нисколько не отличались от земель других частных собственников: на них лежали те же подати и повинности в казну, как и на землях других частных собственников. Строил ли князь на своих частных землях города или села, это нисколько не изменяло характера частной собственности сих земель; жители таковых городов и сел платили князю оброк и работали на него как на собственника земли, на которой они живут, по взаимному согласию, точно так же, как это было и у других частных собственников, и в то же время платили дани и отправляли разные общественные повинности по общей земской раскладке. Решительно частная земельная собственность князя в это время ничем не отличалась от другой какой частной собственности и не имела никаких привилегий. Владимир Василькович, князь Волынский, в своем завещании пишет: «Дал есмь княгине своей по своем животе, город свой Кобрынь, и с людьми и с данью, как при мне давали, так и по мне дают моей княгине; дал также ей село свое Городень и с мытом, и люди как на меня работали, так и на княгиню по моем животе. А ежели нужно будет князю городские укрепления строить, то и они тянут в эту постройку, а равно платят князю поборы. А село Березовичи, которое я купил у Федора Давыдовича Юрьевича, а дал за него 50 гривен кун, 5 локоть скорлата, да дощатые брони, а дал сие село церкви Св. Апостол».
Управляли князья городами и областями по-прежнему через своих посадников, которые обыкновенно назначались из дружины; так, летопись под 1176 годом говорит о Мстиславе и Ярополке Ростиславичах, что они во время княжения своего в земле Ростовской раздавали по городам посадничество русским детским, т. е. дружинникам, приведенным из Приднепровья. Кроме посадников от князей посылались по городам и волостям тиуны как для чинения суда и управы от имени князя, так и по другим княжеским поручениям. Но ни посадники, ни тиуны не могли судить и распоряжаться одни; они были только представителями княжеской стороны, но в то же время на суде и в распоряжениях была и сторона земская в лице своих старост и выборных добрых людей. Так, относительно суда прямо свидетельствует договорная грамота Мстислава Давыдовича Смоленского с Ригою и Готским берегом 1229 года, в которой сказано: «Ежели какое судное дело окончено будет в Смоленске между Русью и Латинским языком, пред судьями и пред добрыми людьми; то этого дела не всчинать ни в Риге, ни на Готском береге». Мало этого, к гражданину даже нельзя было приставить пристава для вызова в суд, не объявивши наперед старосте, на что указывает та же Мстиславова грамота, о чем мы увидим подробные свидетельства впоследствии. Вообще общинное земское устройство в это время так было сильно, что община была в круговой поруке за своих членов и члена общины нельзя было взять без согласия общины или без позволения выборных старост. Княжий или посадничий детский или пристав даже не мог без позволения общины править долгов, причем община могла не допускать пристава и принять платеж долга на себя; так, в Мстиславовой грамоте сказано: «Ежели русский не захочет платить долга латинину, то латинин должен просить детского у тиуна, чтобы доправил долг. А ежели смольняне не дадут воли детскому, то должны сами платить взыскиваемый долг». Та же грамота так говорит о круговой поруке общины по своем члене: «Ежели волочанин возьмет у латинина везти товар через Волок, и что погибнет из сего товара, то за это должны платить все волочане, т. е. вся община волочанских перевозчиков».
Но ежели бы при всем этом посадники и тиуны стали отягощать земцев, как это свидетельствует летопись о посадниках, посаженных Мстиславом и Ярополком Ростиславичами в земле Ростовско-Суздальской, то общество или земщина обращалась с жалобами к князю или к земщине старого города, ежели таковые посадники и тиуны оказывались в пригороде. И князь, получивши жалобу или узнавши о неудовольствии и волнении земщины против посадников и разобравши дело, сменял посадников и описывал то, что они пограбили; так, в летописи под 1240 годом сказано о Данииле Романовиче, «что он послал печатника своего Кирилла в Бакоту исписать грабительства нечестивых бояр, и тем утишил землю». Ежели же князь потворствовал своим посадникам и не сменял их, то земщина восставала на самого князя; так, например, владимирцы, притесняемые посадниками Ростиславичей, в 1176 году, вероятно после без успешных жалоб князьям, обратились с жалобами к старшим своим земцам – ростовцам и суздальцам; а когда не получили и от них удовлетворения, то восстали на своих князей, и, пригласивши князя Михаила Юрьевича, принудили их бежать из Владимира, и потом вместе с Михаилом и Всеволодом, разбивши Ростиславичей с ростовцами и суздальцами, объявили Михаила князем всей Суздальской земли. Да иначе не могло и быть при твердом общинном устройстве тогдашней земщины, которая могла сносить обиды до времени, но ежели когда подавала свой голос, то голос этот там, где земщина еще не потеряла своего значения, всегда имел силу, и князья не оставляли его без внимания. Даже в приведенном примере 1176 года, очевидно, Ростиславичи потому только не уважили просьбы владимирской земщины о смене неугодных посадников, что надеялись на помощь ростовской и суздальской земщины, которая была с ними заодно против владимирцев.
При двойной и дружной заботе со стороны князя и земщины об устройстве общества и о сохранения мира и порядка те владения Руси, где князья и земщина действовали согласно, росли и развивались с заметным успехом. Время Суздальщины особенно было благоприятно для развития городов, для увеличения их торговли и умножения народонаселения; так, в это время города Ростовско-Суздальской земли Владимир, Ростов, Ярославль, Суздаль, Переяславль-Залесский значительно поднялись и более или менее сравнялись с лучшими городами Приднепровья. Так, летописи свидетельствуют, что при Андрее Боголюбском Владимир уже посещали торговые гости греческие из Константинополя, латинские из разных земель Западной Европы, гости разных княжений русских, также гости соседней Волжской Болгарии и жиды. О населенности Владимира можно заключать по исчислению церквей, погоревших в тот или другой пожар во Владимире; так, по свидетельству летописей, в 1185 году сгорело во Владимире 32 церкви, причем сказано: «Погорел едва не весь город», или в 1227 году там же сгорело 17 церквей и едва не весь город. В других владениях тогдашней Руси мы имеем свидетельство летописи о значительной населенности Смоленска; под 1230 годом летопись говорит, что во время сильного мора, бывшего тогда в Смоленске, было построено четыре скудельницы, в которых похоронили 32 тысячи человек. В том же году, по свидетельству летописей, в Новгороде похоронили 3030 человек в одной скудельнице, потом построили еще две скудельницы и те наполнили без числа. Это значительное число умерших ясно говорит о большой населенности помянутых городов. Галич, Владимир-Волынский, Полотск, Чернигов, Киев, Новгород-Северский и многие другие города, судя по указаниям летописей, также имели значительное население.