Иван Беляев - У истоков Руси
Соседи Суздальской земли на западе, смольняне, тоже старые колонисты Новгорода, с Ростислава Мстиславича получившие отчинных князей в его племени, с тем вместе приобрели и более твердое положение своей земщины и большее участие в делах междукняжеских. Уже Ростислав, когда его приглашали в Киев по смерти Юрия Долгорукого, посылал туда наперед себя от смольнян мужа Ивана Ручечника и от новгородцев Якуна договариваться с приглашавшими князьями и киевлянами о том, на каких условиях они принимают его в киевские князья и будут ли ему послушны во всем. Эта посылка земцев, а не дружинников прямо показывает на сильное участие земщины в делах княжеских: здесь Ростислав принимает киевский стол, явно с согласия смольнян и новгородцев; он считает для себя одинаково нужным как согласие князей и киевлян, приглашавших его в Киев, так и земцев новгородских и смоленских, отпускавших его на киевский престол. Следовательно, и, уезжая княжить в Киеве, Ростислав дорожил еще расположением смольнян и, так сказать, не хотел разрывать своей связи с Смоленском; и действительно, эта связь не разорвалась с отъездом Ростислава в Киев, смольняне усердно помогали ему в первой же войне с Изяславом Давыдовичем. А когда Ростислав в последний год своей жизни проезжал через Смоленские владения на пути своем из Киева в Новгород, то его выехали встречать лучшие смольняне за 300 верст, а потом вышел к нему навстречу едва не весь Смоленск, и все принимали его с большою радостно и великими дарами, как первого своего отчинного князя, народного любимца, умевшего не нарушать прав земщины. Но смоленские земцы, крепко любившие князей, поступавших по обычаям смоленским, т. е. уважавших права земщины, являлись непреклонными, как скоро князья оказывали неуважение к народным правам. Так, Ростиславов сын Роман когда по воле Андрея Боголюбского занял Киев и, не посоветовавшись с смоленскою земщиною, дал Смоленск своему сыну Ярополку, то смольняне выгнали от себя Ярополка и посадили в смоленские князья Романова брата, знаменитого защитника народных прав, Мстислава Ростиславича. Впрочем, изгнание Ярополка не рассорило смольнян с детьми первого их отчинного князя, любимого народом Ростислава: они через два года признали своим князем Романа, когда тот по обстоятельствам принужден был оставить Киев и возвратиться в Смоленск; а по смерти Романа с радостью приняли брата его Давыда и все вместе с своим епископом и духовенством вышли встречать его. Но те же самые смольняне, которые так радушно встречали Давыда, в 1185 году, когда пришли с ним на помощь к Киеву против половцев, наотрез отказали киевскому князю, требовавшему, чтобы смоленские полки переправились через Днепр, на помощь к Переяславлю, и, составивши вече, дали такой ответ: «Мы пошли из Смоленска только до Киева, и ежели нужно бы было драться с половцами под Киевом, то бились бы; а искать другой рати не можем, мы устали». И после такового ответа пошли с своим князем назад в Смоленск, и Давыд не мог остановить их; мало этого, воротившись в Смоленск, по свидетельству Новгородской летописи, он нашел смольнян в восстании против себя; летопись говорит: «Встань бысть в Смоленске промежи князем Давыдом и смольняны, и много голов паде лучших муж». Давыд, очевидно, утишил это восстание и остался княжить в Смоленске; но он после этого, кажется, уже не пользовался прежним расположением смоленской земщины, как это прямо свидетельствует Святослав Ольгович в письме к дяде своему Ярославу Черниговскому; он в 1195 году, побуждая Ярослава идти на Смоленск, пишет так: «Я уже разбил смоленский полк Давыда, и захваченные в плен смольняне сказывают, что их братья недобре живут с Давыдом. А не опускай такого хорошего для тебя случая». Давыд Ростиславич скончался в 1197 году, по смерти его следовали на смоленском престоле друг за другом: Мстислав Романович и Владимир Рюрикович, племянники Давыдовы, а за ними сын его Мстислав. Об отношениях к ним смоленской земщины мы не имеем никаких известий; но постоянная связь смольнян с новгородцами, сходство характера между ними и предшествовавшие отношения к Ростиславу, Роману и Давыду дают право думать, что отношения сии не изменялись, что смоленские земцы и по смерти Давыда продолжали принимать участие в делах мира и войны у своих князей, что князья смоленские и воевали, и мирились по согласию с своею земщиною. Как мы действительно и видим, когда Мстислав Мстиславич Новгородский в войне с Ярославом и Юрием Суздальскими пригласил к себе в союз Владимира Рюриковича Смоленского, то с Владимиром пришли и смоленские земцы своим полком, и в описании этой войны летопись прямо приравнивает смольнян к новгородцам: «А мужи новгородцы и смольняне дерзи суть и боеви». Да и на самом деле в Липицком бою новгородцы и смольняне действовали одинаково: и те и другие первые бросились в битву, пешие, поснимав с себя верхнее платье и сапоги. Об участии земцев в делах мира свидетельствует договорная грамота Мстислава Давыдовича с Ригою и Готским берегом; в этой грамоте прямо сказано, что для переговоров о мире князь посылал в Ригу от смольнян попа Еремея и сотского Пантелея, а еще прежде сих послов вел переговоры с немцами Тумаш Смольнянин.
Но со смертью Мстислава Давыдовича, кажется, изменились отношения смольнян к потомству Ростислава Мстиславича, и смоленская земщина едва ли не хотела остаться без князя или, подобно Новгороду, не думала ли иметь у себя выборных князей из других княжеских домов. Ибо на другой год по смерти Мстислава Давыдовича, мы имеем в летописи известие, что Святослав Мстиславич, внук Романа Ростиславича, при помощи полочан взял Смоленск на щит, иссек смольнян и сел на тамошнем княжеском столе. Потом через шесть лет, по взятии Смоленска Святославом, мы еще имеем известие, что Ярослав Всеволодович Суздальский приходил в Смоленск на Литву, победил Литву, взял их князя, урядил смольнян и посадил им в князья Всеволода Мстиславича, родного брата Святославу, а сам со множеством полона и великою честью возвратился домой. Это последнее известие, кажется, намекает на то, что Святослав, насильно занявший Смоленск и страшно опустошивший его, был вытеснен оттуда смоленскою земщиною и, вероятно бежавший оттуда в Полотск, снова подступил к Смоленску с Литвою; и смольняне, чтобы отбить его, пригласили к себе на помощь Ярослава Суздальского, который и разбил Литву, взял Святослава в плен, а смольнян уговорил принять Всеволода.
Соседи смольнян на западе, полочане, еще со времени Владимира Святого имели уже отдельного отчинного князя Изяслава Владимировича, потомки которого почти постоянно оставались отчинными полотскими князьями. Временное изгнание Изяславовых потомков при Мстиславе Великом и присоединение Полотских владений к Киевским при преемнике же Мстислава, его брате Ярополке, кончилось тем, что потомки Изяслава опять воротились в Полотск и по воле тамошней земщины снова сделались отдельными полотскими князьями. При сих князьях, возвращенных волею и стараниями народа, земщина в Полотске получила такую силу, какой она не имела ни в одном русском княжестве, выключая Новгород. Впрочем, отношения полотской и новгородской земщины к своим князьям были неодинаковы; конечно, и в Полотске и в Новгороде князья были выборные: но новгородцы выбирали себе князей из целого потомства варяга Рюрика, полочане же только из племени Изяслава Владимировича. При том же князья избираемые Новгородом обыкновенно имели какие-либо отчинные владения в других княжествах Руси, куда они и удалялись, не поладив с новгородцами. Полотские же князья не имели никаких других владений, кроме полотских, их отчиною была только Полотская земля. Поэтому они, чтобы не остаться князьями без владений, должны были волею-неволею или соглашаться на все требования своей земщины, или искать себе покровительства у соседних князей, или держаться полудикой Литвы, в земле которой хотя и были рассыпаны полотские и кривские колонии, но народ еще не везде был ославянен и жил по своим обычаям, особенно в глухих лесах и пущах. И князья действительно прибегали к тому, и другому, и третьему средству.
Мы уже видели, что в 1154 году полочане, недовольные своим князем Рогволодом Борисовичем, схватили его и отослали в Минск к его двоюродному брату Ростиславу Глебовичу, и посадили у себя князем этого Ростислава. Рогволод, содержавшийся в Минске узником, успел убежать к Святославу Ольговичу Новгород-Северскому и при его помощи в 1159 году занял пограничный город Слуцк и оттуда стал сноситься с дручанами, которые, кажется, и подняли его искать волости, обещая содействие и свое, и полочан. Дручане, получивши от Рогволода весть о занятия Слуцка, сказали ему: «Княже! Не мешкай, мы рады тебе, поезжай, и будем за тебя биться и с детьми». И когда Рогволод по такому зову двинулся из Слуцка, то вышли к нему навстречу 300 лодий дручан и полочан и ввели его в Друцк, а тамошнего князя, Ростиславова сына Глеба, выгнали и сами разграбили его двор и дружину. Вслед за тем и полочане поднялись на своего князя; но Ростислав на первый раз подарками успел остановить восстание и привел полочан ко кресту. Впрочем, примирение было не искреннее: спустя несколько времени полочане стали ссылаться с Рогволодом и прислали сказать ему: «Князь наш! Мы согрешили к тебе и к Богу, что прежде восстали на тебя без вины, разграбили имение твое и твоей дружины, а тебя самого выдали Глебовичам на великую муку; и ежели ты не вспомянешь всего того, что мы сделали с тобою в безумье, и поцелуешь к нам крест, то мы твои люди, а ты наш князь, а Ростислава выдадим тебе в руки, делай с ним что хочешь». Рогволод, разумеется, поцеловал к ним крест и обещался не поминать старого. Ростислав же, прождавши, что полочане ищут схватить его, бежал с дружиною в Минск; и полочане послали за Рогволодом в Друцк и посадили его у себя князем, потом, собравши войско, повели его к Минску выгонять Ростислава. В пособие к полочанам Рогволод выпросил помощь у Ростислава Смоленского; по дороге к Минску Рогволод успел отнять Изяславль у Ростиславова брата Всеволода; но под Минском не имел полного успеха и, простояв десять дней, принужден был заключить мир, причем все целовали крест друг к другу, не целовал креста только Ростиславов брат Володарь, убежавший в литовские леса искать себе помощников.
