Михаил Булавин - Боевой 19-й
Трескучий жар пальбы сильнее и сильнее звал, торопил. Заунывно тенькали и пели пули. Отряд с трудом продвигался, то залегая, то поднимаясь.
Промчались бронеавтомобиль губчека и грузовик с четырьмя пулеметами. Это подбодрило бойцоз. Кто-то следил, заботился и помогал им. Они не одни.
— Ну, братки, давайте, давайте, — весело кричал Устин не то пулеметчикам, ехавшим на грузовике, не то товарищам. Под прикрытием пулеметов и броневика продвижение к заводу пошло быстрее. Но вскоре оттуда ударила шрапнель. Отряд залег. Поднялась неистовая пальба.
.. .Отделившись от Холодова, Паршин остановился и, пропуская отряд, наблюдал за бойцами. На улице около большого трехэтажного дома он заметил военную повозку, накрытую брезентом. Вокруг стояли рабочие. Сидевший на повозке человек прищуривался, взглядывал на документ, предъявленный ему, потом на того, кто ему подал его, и вытаскивал из-под брезента винтовку. Возле вертелся парнишка. Его никто не знал, а без поручительства оружия не давали. Он искал глазами в толпе знакомых и вдруг, завидев Паршина, бросился к нему.
— Товарищ, вы меня знаете! Я рыл окопы. Вы видели меня. Поручитесь! Товарищ!..
— Степа, голубенок, молод ты еще!
Но просьба юноши была настолько убедительной, что Паршин кивнул головой человеку на повозке и сказал:
— Выдайте! Я знаю этого товарища.
Получив винтовку и зарядив ее, Степан побежал за Паршиным.
— Товарищ командир, можно пристроиться?.
— А стрелять умеешь?
— Всевобуч проходил.
— Пристраивайся, голубок.
X
Все шло хорошо. Кучумов и Матюшев установили, на каком участке фронта шли менее напряженные бои и где вероятнее всего можно было прорваться.
С наступлением сумерек Быльников повел отряд. Часть казаков, снявшая погоны, шла позади. При прорыве они должны перестроиться и выйти вперед. Было решено принять бой только в том случае, если белые разгадают намерение отряда.
У Быльникова неспокойно билось сердце, ныла душа оттого, что все шло слишком гладко. Не наткнуться бы только на разъезд! То ему начинало казаться, что они уже перешли линию фронта, то представлялось, что передовые позиции белоказаков еще далеко, а они сбились с пути и забирают в сторону. Он дал шпоры коню и вырвался вперед. Казаки следовали за ним. Темно, но он напряженно всматривается в темноту. В памяти вдруг возникает близкое и до боли знакомое лицо. Ему слышится голос, голос Веры. Что это — на самом деле или это только кажется? По спине пробегает нервный озноб. Быльников вонзает в бока лошади шпоры, отдает повод и весь устремляется вперед. Свистит ветер. «Быстрее, быстрее!» — говорит он себе, пригнувшись к потной шее лошади, и вдруг из темноты невнятные крики:
— Стой! Стой!
Они приближаются. Выстрел на миг освещает стоящих впереди людей. Они машут руками.
— Руби! — бросил назад Быльников, скрипнув зубами, и несколько клинков просвистело в воздухе. За* мерли позади крики, впереди вновь мелькнула искра и грохнул выстрел. И вслед за ним тотчас же затрещали винтовки и зачастил пулемет. Рядом шарахнулся чей-то конь и, падая, подмял под себя уже безмолвного всадника. Кто-то вскрикнул, и голос утонул в топоте, И только успев отметить это, Быльников ощутил горячий укол в лопатку и стал клониться на бок. К нему тотчас же подскакал Кучумов.
Отряд въехал в кустарник, с треском ломая сучья. На фоне темносерого неба вырисовывались черные деревья. Пахнуло теплом. Кучумов соскочил с лошади. Впереди за колючей проволокой мгновенно выросли фигуры людей. Защелкали затворы винтовок. Послышался требовательный окрик:
— Стой! Кто такие?
— Не стреляйте! — ответил Кучумов. — Мы с того стана, передаемся вам.
— Бросай оружие! Выходи сюда!
Вспыхнул трепетный огонек зажигалки, затрещала сухая хвоя.
Додонов опустил на землю обмякшего сотника.
К Кучумову вышли люди с винтовками на изготовку.
Отряд был в несколько секунд окружен кольцом красноармейцев.
— Койные? .. Сколько человек? .. Паныч, Трушин, Зайцев, принимай оружие, — приказывал кто-то невидимый.
— Кто у вас старшой?
— Я, — ответил Кучумов, — командир ранен.
—- Какой части?
— Первой сотни, сорок девятого полка.
— Сколько человек?
— Было двадцать девять, зараз не знаю.
Казаки складывали в кучу винтовки, шашки, по
одному заходили за проволоку и строились в ряды.
— Посчитай, Паныч, сколько их.
— Двадцать один с командиром,
Стрельникова в строю не было.
—- Ну вот-вот, еще б чуток, и я с пулемета срезал бы всех начисто, да они во-время остановились, — заметил пулеметчик.
Пленных разглядывали с любопытством.
— Несите своего командира, — приказал взводный,— Трушин, проводи.
Один из казаков попросил закурить.
— Нет. Не могу я тебе дать закурить, душа не налегает, — решительно отказал красноармеец и зло выругался.
— Что это вы нас так плохо привечаете? — обиделся казак.
— Э-э! — удивился тот же красноармеец. — А вы думали, что мы вас в гости ждали! Нет, вы погодите. Мы еще проверим вас, зачем да для чего вы припожаловали. На языке-то ведь одно, а на уме другое. Мы еще в душу к вам заглянем, а уж потом очищаться пошлем. Крови нашей на ваших руках немало.
— Ну, знамо дело, — постарался смягчить разговор другой красноармеец, — ежели с чистой совестью они пожаловали, то тогда хорошо. Покажут себя, и все по порядку пойдет. На, закуривай, — протянул он кисет.
— А тот, раненый, — спросил третий,—он кто ж, ахвицер? Гм... Это что ж ему попритчилось к нам лезть?
— Да что, — ответил четвертый, — почуял, что дело ихнее того, не шибко дюжее и не дюже шибкое, вот и подался.
Кучумов и Додонов уложили сотника на носилки.
— Ну, как нонче его величать-то, благородие али еще как? — начал первый санитар, ухмыльнувшись. —■ Товарищ? .. Так какой он нам товарищ?
— В брянском лесе у него товарищи, — ответил второй санитар.
— Ну, что за разговоры развели! — прикрикнул взводный.
— Это мы так, промеж себя, товарищ взводный.
— Ведите пленных в штаб батальона, а там скажут, куда их направить, — приказал командир взвода.
Пленные пошли, унося с собой раненого сотника.
— А лошади у них справные, — продолжали разговор красноармейцы.
— Ну, а то? У мужиков разве мало еправньтх. Они, как какая отощала, так ее мужику, а от йего отымают сытую. Во как!
— Смоляков, дай-кось докурить.
— На, Митрич, крепачка сверни.
— Нет, я докурю, в остаче смака больше.
— Ну, земляки, чрезвычайное происшествие. Беляки в гости пожаловали. К добру это аль к худу?
— Если сдаются — к добру.
— Да и так сказать, — задумчиво заметил красноармеец, «который давал закурить казаку, — если они это с повинной, то есть ото всего сердца, ну-у.,. повинную голову и меч не сечет.
Около завода Рихард-Поле уже несколько часов-не утихал бой. Разделившийся отряд военкомата под командой Холодова и Паршина во взаимодействии с ротой курсантов охватывал завод с двух сторон. Под перекрестным огнем противник нес большой урон, но батарея казаков мешала продвигаться Холодову и Паршину вперед.
Когда вновь разорвалась шрапнель, Устин плюнул с досады, вытер рукавом лоб и стал искать глазами Холодова. Разорвался второй снаряд. Звонко рассыпалась шрапнель.
— Артиллерия! Товарищ командир1 — завидев Холодова, закричал Устин.
— Ползи сюда, Хрущев! — передал по цепи Холодов.
