Сергей Парамонов - История руссов. Славяне или норманны?
Это учение отказывало русской культуре в каком бы то ни было национальном развитии и все проявления русской культуры объясняло заимствованием из Швеции или Скандинавии вообще или же из Германии. А если такое объяснение оказывалось явно невозможным, то на сцену выдвигалось заимствование из какой-либо восточной страны или просто с Востока, только не национальное развитие.
Эта странная доктрина, основанная на уверенности немецких ученых, что всякая европейская цивилизация может исходить только от германского корня и на незнании ими России, долгое время пользовалась большим авторитетом.
Дело в том, что при ее возникновении и обосновании в XVIII в. и начале XIX в. русская наука находилась еще в зачаточном состоянии: русская история была в начальной стадии разработки, языкознание еще не началось, научная археология отсутствовала. И русские ученики (за исключением немногих) не только из почтения к своим немецким учителям, но и вследствие отсутствия необходимых данных, долго еще подчинялись авторитетным для них мнениям и разъяснениям последних. И только с половины XIX ст., когда русская наука окрепла, начались более серьезные возражения против “норманской” теории, которые вызывали страстные контрвозражения ее сторонников.
Для характеристики положения проведем здесь свидетельство известного историка права проф. Н. П. Загоскина, который в конце XIX ст. писал следующее:
“Вплоть до второй половины текущего столетия учение норманской школы было господствующим и авторитет корифеев ее, Шлёцера — со стороны немецких ученых, Карамзина — со стороны русских писателей представлялся настолько подавляющим, что поднимать голос против этого учения — считалось дерзостью, признаком невежественности и отсутствия эрудиции (см. также критику Н. Н. Кнорринга на наш труд: “Русские Новости”, Париж, 27 ноября 1953 г. № 443. — С.Л.), объявлялось почти святотатством.
Насмешки и упреки в вандализме устремлялись на головы лиц, которые позволяли себе протестовать против учения норманизма. Это был какой-то научный террор, с которым было очень трудно бороться (подчеркнутое нами место показывает, что еще 55 лет тому назад существовал научный гнет, террор, героями которого были норманисты, существует он и по сей день (см. упомянутый выше критический очерк Н. Н. Кнорринга, а также отзыв П. Ковалевского, “Русская Мысль”, от 28 окт. 1953 г. № 601). Поэтому тем, которые считают наши возражения и тон слишком резкими, рекомендуется дважды прочитать это официальное заявление солидного ученого. Господство норманизма оправдывалось не истиной, а грубой силой. Теперешние же наши критики упрекают нас в недостаточной эрудиции. Извините за грубость, но: “чья бы корова мычала…” — С.Л.).
Великий критический авторитет, немец Шлёцер прямо и нисколько не обинуясь, выражал, например, сожаление, что “неученые русские историки единогласно по своей неучености все еще выдавали варягов за славян пруссов или финнов”, а другой немецкий ученый, Круг, считал “весьма смелым” свое мнение о том, что славяне и до пришествия культуртрегера Рюрика с братьями уже имели известную гражданственность и зачатки просвещения, покойный же М. П. Погодин, в последний омраченный нападками антинорманистов период своей жизни, прямо бранился, встречая в литературе воззрения, несогласные с признанными им за непреложные аксиомы доводами скандинавской теории” (Н. П. Загоскин. История права русского народа, I. 1899, 336–337).
Позволим себе привести еще пример, — продолжает В. А. Рязановский, — исследователь торговых отношений России с Востоком, П. С. Савельев, в труде по данному вопросу указал, что академик Шторх высказал идею о древности торговых сношений северо-восточной Европы с Азиею через Россию (Historisch-ststistisches Gemälde des Russischen Reichs, 1797–1800, Th. IV).
Он получил разнос от Шлёцера, который назвал эту мысль не тольно “ненаучной”, но и уродливой, которая бы опровергла все, что до сих пор о России думали. “Не только множество, но даже ни одного древнего свидетельства не найдешь по сему делу” (“Нестор”, перевод Языкова. Ч. I, с. 388–390).
Прошло около сорока лет с тех пор, как написаны эти строки, продолжает г. Савельев, и источники, дотоле неизвестные, бросили новый свет на состояние нашего древнего Севера. Системы Шлёцера рушатся сами собой; но его брамински фанатические приговоры, к сожалению, долгое время останавливали успехи нашей юной историографии, не выходившей из-под ферулы своего немецкого учителя (Мухаммеданская нумизматика, 1846, страница CCXXXII)».
Здесь мы вынуждены прервать длинную цитату из Рязановского. Итак, более 100 лет назад Савельев верно понимал ошибку Шлёцера и роль, которую он играл. Более 150 лет назад немец Шторх высказал верную мысль о роли Руси в древней торговле. Было и многое другое, говорившее против норманизма, но на все это не обратили внимания.
Было две основных причины неуверенного и слабого голоса антинорманистов: 1) правду говорить просто боялись, научная мысль была зажата, 2) не было не только метода, но даже простой сметки, чтобы сразу понять всю нелепость «норманской» теории; мышление было непростительно слабым. Историки оказались в массе безнадежно тупыми. 150 лет! Это колоссальный срок.
В. А. Рязановский, при всей своей правоте, все же ошибается, находя оправдания для историков (слабое развитие истории, языкознания, отсутствие археологии в XIX веке). Дело в том, что достаточно взять «Повесть временных лет» и внимательно прочитать, чтобы сразу понять, что в ней что-то с «Русью» норманистов неладное: чуть ли не на каждой странице кричащие противоречии. А раз сомнение вызвано, то раскрыть причину затруднения не доставляет особенного труда. Но ничего этого не было сделано.
Уже в позиции самого Шлёцера были такие уязвимые места, что открыть их и разъяснить ошибку не представляло труда. Вот что писал академик Греков (Киевская Русь, 1939, с. 310): «Сам Шлёцер в упорном отстаиваньи своего представления о древней Руси встречался, казалось бы, с сокрушающими его взгляды доводами. Как могла Византия заключать договоры с Русью, почему Русь свою мореходную терминологию в значительной степени получила от Византии, а не от норманнов, от которых, по теории Шлёцера, она должна была ее получить, почему норманны так быстро ославянились? Иногда Шлёцер расправляется с этими фактами довольно решительно. Олегов договор он объявляет подлогом, византийскую терминологию на Руси он называет явлением случайным, а почему норманны ославянились, он просто отказывается объяснить (“явление, которого и теперь еще, — пишет он, — совершенно объяснить нельзя”)».
Более 150 лет мимо этого кричащего «nonsens»’а проходили все норманисты, будучи совершенно глухи к голосу критики. А ларчик просто открывался: варягам нечего было ославяниваться — они уже были славянами! Столько лет быть околпаченными — это несмываемый позор. Одно ясно: в гербе историков видное место должен занимать кочан капусты.
Продолжим, однако, цитату из Рязановского: «Однако, несмотря на все усилия корифеев норманизма — Шлёцера, Круга, Куника, Погодина и их последователей — история развития данного вопроса представляет собой историю постепенной сдачи норманистами одной позиции за другой.
Занимаясь исследованием разных вопросов своей специальности, русские ученые постепенно увидели, что Россия никогда в доступное историческому исследованию время не представляла собой дикой пустыни в культурном отношении. Так исследователи убедились, что древняя Русь и до появления норманнов имела и развивала свои собственные основы государства и гражданственности, в частности имела свои племенные княжества и развитую государственную жизнь с князьями и старейшинами, народными собраниями и выборными властями.
Мало-помалу убедились, что язык Древней Руси всегда был славянским, а не скандинавской норреной, и последняя не оказала никакого влияния на образование и развитие русского языка, что русские поклонялись не переименованным скандинавским богам Одину, Тору и Фрее, а действительно славянским Перуну и Волосу, Сварогу и Стрибогу.
Исследователи убедились, что городская жизнь Древней Руси была развита сильнее, чем на севере, в Скандинавии, что торговля, не только внутренняя, но и внешняя, возникла и была развита здесь до скандинавов и независимо от скандинавов, что русский народный эпос развился самостоятельно и содержит очень мало северных влияний или даже совсем не содержит их, что искусство по происхождению было здесь русско-византийским и южным или же национальным, а не северным, скандинавским, и т. п.
На основании иследований в отдельных отраслях культурного развития своей страны многие русские ученые пришли к выводу, что русская культура не только возникла независимо от норманнов, но и продолжала свое развитие независимо от последних и без влияния последних. Наконец, русские ученые увидели, что культура древней Руси была выше культуры древней Скандинавии и по одному этому норманны не могли оказать серьезного прогрессивно-культурного влияния на Древнюю Русь.
