Эдуард Перруа - Столетняя война
Как и сама монархия, государства-апанажи не могли существовать только за счет доходов от домена. Им необходимо было находить другие ресурсы, обращаясь в первую очередь к подданным, представители которых, собираясь в местных Штатах, при необходимости вотировали эд и подымные подати. Но, будучи дополнением к королевским налогам, эти субсидии приносили лишь очень скудные деньги, кроме довольно редких случаев, когда нависшая опасность вынуждала податных людей затянуть пояса. Обычно проще было наложить руку на королевские налоги, собираемые здесь, поскольку для их взимания существовала полностью готовая и опытная администрация. Поэтому «пожалование эд» — это первое, чего хотели удельные князья, неспособные без этой милости сбалансировать свои бюджеты. Со времен царствования Карла V они получали на ограниченные, но бесконечно продлеваемые сроки треть, половину, а то и всю сумму налогов, собираемых от имени короны в их собственном домене. Тут в привилегированном положении находился Филипп Храбрый. Хитростью и настойчивостью он добился от брата дозволения, чтобы королевский эд в Бургундии не собирали или, во всяком случае, чтобы все эти деньги взимались его собственными чиновниками и полностью переходили в его собственность. Ни о каких королевских налогах не было речи и во Фландрии. Иногда такие подати выплачивали только Артуа, Ниверне и графство Ретель, если герцог не побеспокоился присвоить эти средства под тем или иным предлогом. Весь эд в своем апанаже в течение длительных периодов получал и герцог Беррийский; так же поступал Бурбон и многие другие.
Таким образом, экстраординарные деньги для короля уже взимались почти только в самом королевском домене, без конца сокращавшемся от новых отчуждений. На взгляд принцев, эти доходы еще слишком велики. Придя к власти, они получили возможность обратить свои услуги в монету, заставляя возмещать себе расходы, сделанные «ради поддержания своего положения». Эти компенсации рассчитывались постоянно в соответствии с оказанными услугами и вскоре начали выплачиваться ежемесячно, заранее, тем самым превращаясь в постоянные пенсионы. Пенсион Филиппа Храброго в 1402 г. достиг 100 000 франков в год. К этому постоянному источнику доходов добавлялись экстраординарные дары, жалуемые сначала по каким-либо важным поводам, а потом и просто так. У герцога Бургундского их сумма более чем вдвое превышала размер его пенсиона. Другим принцам то и дело даровались целые категории коронных доходов: так, Людовик Орлеанский в 1392 г. присваивал все штрафы за нарушение вассальной верности и поступления от конфискаций, а в 1402 г. — прибыли от организации ярмарки в Ланди. От всей этой благодати бюджеты принцев непомерно распухали. Доход герцога Бургундского, в 1375 г. составлявший только 100000 франков, в 1400 г. достиг суммы в 500000 франков и превысил ее.
Видимо, чтобы не дать иссякнуть источнику пенсионов и подарков, принцы требовали для себя возможности плотного контроля над королевским правительством и постоянно добивались новых милостей, которых становилось все больше. Им мало того, что они присутствовали в Совете. Они хотели заполнить все государственные службы своими креатурами, иметь связи во всех управленческих сферах. Карьера королевского функционера при Карле VI обычно начиналась в администрации принца, и принц оставался покровителем чиновника, а тот — его клиентом даже после перехода последнего на службу в королевскую администрацию. Пример овернского сеньора Пьера де Жьяка, который с 1371 по 1383 г. был канцлером герцога Беррийского, прежде чем его выдвинули в канцлеры Франции, не единичен. Его преемник в Бурже Симон де Крамо, епископ Пуатевинский, впоследствии сделанный патриархом Александрийским, перед концом века станет самым влиятельным советником короля во всех церковных делах, инициатором и оплотом отказа папе в повиновении. Если хочешь сохранить свое место близ короля, ты должен продолжать верно служить принцу, которому обязан всем. Когда чиновник совмещал службу у принца и короля, преимущество имела первая: как-то раз в 1407 г. канцлер не обнаружил в парламенте ни одного из его пяти президентов — они были в Бургундии, в Пуату, в Анжу, то есть на службе своих патронов. Но стоило одному принцу приобрести больший вес, чем другим, как начиналась чистка всех служб, охота за должностями, настоящая spoils-system[106] для всей служебной лестницы сверху донизу. Опалы 1380 г., 1389 г., 1392 г. — лишь цветочки по сравнению с тем, что будет происходить в первые пятнадцать лет XV в. С этой точки зрения характерной выглядит карьера какого-нибудь Гонтье Коля, горожанина из Санса, поступившего на службу к герцогу Беррийскому: став в начале 1388 г. секретарем короля, он потерял это место с возвышением «мармузетов», возвратился на него, когда король утратил рассудок, и потом Коль участвовал в дипломатических и финансовых миссиях. В 1411 г. он вместе с герцогом примкнул к партии арманьяков, и бургундцы конфисковали его владения. На краткое время он снова возвысился, а потом во время восстания кабошьенов его дом ограбили. Возвращенный на свою должность арманьяками, он примет смерть от рук бургундцев, когда те захватят Париж в июле 1418 г.
Чтобы удовлетворить все аппетиты и пристроить всех протеже принцев, мало периодически устраивать чистки. Рост числа должностей, обычное явление в любом бюрократическом государстве, жалобы на который не прекращались весь XIV в., при Карле VI приобрел столь неимоверный масштаб, что это вызывало тревогу. В парламенте, в Счетной палате, в Палате эд к обычному составу советников и докладчиков добавлялись «экстраординарные» чиновники, которых становилось все больше. Тщетно торжественные ордонансы периодически декретировали упразднение лишних должностей, скрупулезно устанавливали максимальный штат каждого управления. Очень скоро после них появлялись королевские предписания, вводившие новые назначения «вопреки всем ордонансам, противоречащим этому». В верховных судах принцип кооптации, введенный «мармузетами», никогда не применялся. Если возникало противодействие, то в ту или иную контору, чтобы добиться приема в нее протеже принца сверх штата, отправлялся лично канцлер. Еще более вопиющий избыток служащих — в ведомстве королевского двора, дворов королевы, дофина, королевских детей, где не было контроля со стороны опытных чиновников. Суммы на содержание этой челяди росли каждый день. В 1406 г. на питание чиновников ведомства двора уходит 60 000 ливров, на столовое серебро — 30 000 ливров, а были еще чрезвычайные расходы, почти вдвое превышавшие все остальные, вместе взятые. Когда наличных денег не хватало, функционеры этого ведомства прибегали к праву на реквизицию и изъятие, от которого страдали поставщики двора.
Все эти чиновники ненасытно поглощали золото и серебро. В завтрашнем дне они не были уверены и поэтому старались как можно быстрее воспользоваться случаем, систематически прикарманивая государственные доходы. Взяточничество служащих, хронический порок средневековой администрации, принимало устрашающие размеры. Пример подали принцы, а другие от мала до велика ему последовали. Ежегодное жалованье канцлера Арно де Корби составляло 2000 ливров, сумму, существенную для тех времен, но ему было этого мало. Он назначил себе еще 2000 ливров экстраординарного жалованья, столько же из поступлений налога эд, столько же за наложение печати, получил проценты от расходов на Канцелярию, не говоря уже о взятках и подношениях. Жалованье нижестоящим чиновникам выплачивалось нерегулярно, и из положения они выходили сами, прибегая к различным мошенническим приемам.
Дело в том, что контрольные органы, обязанные надзирать за всей этой администрацией, постепенно разросшейся — потребности каждого текущего момента приводили к возникновению нового нароста, — оказались неэффективными. Счетная палата, основная часть каркаса монархии, могла бы поставить препятствия для этого процесса, возглавить сопротивление честных функционеров монархическому произволу. Однако эта хранительница домена не могла оспаривать властных приказов, которые велели ей соглашаться на отчуждения и утверждать разорительные пожалования. Время от времени отчуждения, сделанные после определенной, порой довольно давней даты, все чохом отменялись. Но едва начиналось расследование, которое могло бы позволить навести порядок в домене, как заинтересованные лица заставляли чиновников подтвердить прежние пожалования и уже домогались новых. Недобросовестные счетоводы не боялись контроля палаты, потому что она не располагала средствами принуждения. Наконец, система ассигнований и расписок (decharges),B соответствии с которой из отдельной статьи дохода вычитали издержки, была распространена настолько, что многие сборщики обязаны были платить больше, чем собирали, отчего всякий контроль расходов делался иллюзорным. Эти ассигнования часто подложны, их даже не предоставляли в финансовые службы для контрассигнации; выдавались векселя на предъявителя, где сумму указывал по своему усмотрению получатель денег.
