Марина Сванидзе - Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953
Лев Гумилев. 30-е годы
В начале 60-х, при Хрущеве, сталинские репрессии официально обозначались нейтральной формулой "культ личности". Неофициально, разговорно, назывались "37-й год". Ахматова время сталинского правления характеризовала четко — террор.
Ахматова скажет: "Достоевский думал, что если убьешь человека, то станешь Раскольниковым. А мы сейчас знаем, что можно убить пятьдесят, сто человек — и вечером пойти в театр".
Сталинский режим ведет себя крайне изощренно. Приговор сыну Ахматовой Льву Гумилеву вынесен в августе 1939-го. А в сентябре Ахматовой неожиданно разрешено написать заявление с просьбой о приеме в Союз писателей. И ее принимают. В мае 1940-го после шестнадцатилетнего запрета выходит ахматовский сборник "Из шести книг". Начинаются разговоры, что сына Ахматовой скоро освободят. По одной из легенд, дочь Сталина Светлана любила Ахматову. На заседании секции литературы Комитета по Сталинским премиям Алексей Толстой предлагает выдвинуть книгу Ахматовой на Сталинскую премию. Предложение поддержано членами секции.
Однако вместо премии появляется докладная записка управделами ЦК ВКП(б) Крупина секретарю ЦК Жданову. Крупин пишет: "Стихотворений о людях социализма в сборнике нет. Издатели не разобрались в стихах Ахматовой, которая сама дала такое замечание о своих стихах: "Когда б вы знали, из какого сора/ Растут стихи, не ведая стыда"".
На первой странице докладной Жданов оставит резолюцию: "Просто позор, когда появляются в свет такие, с позволения сказать, сборники. Как этот ахматовский "блуд с молитвой во славу Божию" мог появиться в свет?"
Вслед за этим следует Постановление секретариата ЦК ВКП(б) "О сборнике стихов А. А. Ахматовой". Руководящие работники, виновные в издании книги, получают выговор. Сборник изъят. Сын не освобожден. При этом год спустя, в самом начале блокады, Ахматова вывезена из Ленинграда в числе немногих писателей по личному распоряжению Сталина.
В 1942-м в "Правде" опубликовано знаменитое ахматовское стихотворение "Мужество". В 1943-м в Ташкенте, где Ахматова в эвакуации, выходит ее сборник "Избранное". В 1944-м заканчивается срок заключения ее сына. Он уходит на фронт добровольцем. В 1943 и 1944 годах, несмотря на войну, разгрому подвергаются Довженко, Зощенко, Федин, Асеев, Сельвинский. Ахматову не трогают. Она вернется в Ленинград. Ее сын дойдет до Берлина и вернется живым. В 1946-м вслед за сборником с 10-тысячным тиражом подписывается к печати еще один. Тираж — 100 тысяч.
А. А. Ахматова
Ахматова не выписывает газет. У нее нет радио. 20 августа 1946 года она зачем-то выходит из дома. Повсюду у заборов, у витрин сгрудившись стоят люди и друг у друга из-за плеча читают свеженаклеенные газеты. Ахматова говорит: "Я подумала — что-то случилось. Поднялась на цыпочки и вдруг из-за чужих спин и голов прочла свое имя". В газетах — текст постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград". В центре постановления два имени — Зощенко и Ахматова. Сталин лично правил текст. Слова "пошляки и подонки литературы" — это личная сталинская грубость. Им лично Зощенко и Ахматова названы "несоветскими писателями".
Вспоминает великая актриса Фаина Раневская, давний друг Анны Ахматовой: "Помню, как примчалась к ней после "постановления". В доме было пусто. Пунинская родня сбежала. Она молчала, я тоже не знала, что ей сказать. Она лежала с закрытыми глазами. Губы то синели, то белели. Лицо становилось багрово-красным и тут же белело. Хотела ее накормить. В доме не было ничего съестного. Я помчалась в лавку, купила что-то. Есть она отказалась. Мы обе молчали".
Президиум правления Союза писателей немедленно исключает Ахматову и Зощенко из своих рядов. Их лишают продовольственных карточек. Друзья Ахматовой организуют тайный фонд помощи Ахматовой. По тем временам это героизм. Новый 1947 год Ахматова встречает у своей подруги Ольги Бергольц. Казалось, все тосты за здоровье Ахматовой произнесены. Но писатель Юрий Герман потребовал, чтобы все вновь наполнили бокалы. Все встали.
"Дорогая Анна Андреевна, — сказал Герман. — Мы вас очень любим и хотим, чтобы вы услышали это еще и еще раз. Вы для нас всегда были и навсегда останетесь великим русским поэтом. В русской поэзии были Пушкин, Лермонтов. Вы законная наследница их славы".
После постановления Ахматова задала Раневской вопрос: "Скажите, зачем Великой стране, изгнавшей Гитлера, со всей ее мощной техникой, зачем им понадобилось пройтись всеми танками по грудной клетке одной больной старухи?"
Этот ахматовский вопрос имеет конкретный ответ.
Первая половина 1946 года — это время активной борьбы между группировкой Берии-Маленкова и Ждановым. Берия и Маленков, за годы войны необыкновенно продвинувшиеся в аппаратной иерархии, в начале 1946 года теряют свои позиции. Берия снят с должности руководителя НКВД. Маленков теряет пост секретаря ЦК по кадрам.
Жданов — второй человек в партии. На месте Маленкова оказывается человек Жданова Кузнецов. В этой ситуации сторона Маленкова в лице начальника Управления агитации и пропаганды Александрова делает ход. Выдвигаются обвинения в провале идеологической работы в ленинградских журналах. Ленинград традиционно воспринимается как ждановская епархия. Сталин любит наблюдать за аппаратными схватками. Ахматова и Зощенко оказываются заложниками аппаратной игры. Но не только ее.
В постановлении 1946 года журналы "Звезда" и "Ленинград" обвиняются в том, что "они культивируют несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада". Это очевидный отголосок начинающейся холодной войны.
5 марта 1946 года в спортивном зале Вестминстерского колледжа в Фултоне, штат Миссури, бывший британский премьер Уинстон Черчилль уже произнес свою знаменитую речь.
Черчилль сказал: "Люди должны быть защищены от двух главных бедствий — войны и тирании. От Штетина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес". Черчилль впервые произносит эти слова — "железный занавес". "Старые государства Центральной и Восточной Европы — под контролем Москвы, — говорит Черчилль. — Я не верю, что Россия хочет войны. Чего она хочет, так это плодов войны и безграничного распространения своей доктрины. Западные демократии должны стоять вместе. Если мы будем разъединены, нас постигнет катастрофа". Черчилль расшифровывает, какие свободы и права он считает необходимым защищать от Сталина. Это свободные, не сфальсифицированные выборы, это свобода слова, это независимые от исполнительной власти суды. Черчилль говорит: "Это права, которые должны знать в каждом доме. Сталин этого знать не желает".
Бывший премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль — поклонник стихов Ахматовой.
Через неделю после речи Черчилля Сталин дает интервью газете "Правда". Сталин говорит: "Г-н Черчилль стоит на позиции поджигателей войны. Нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы своих стран, а не ради того, чтобы господство гитлеров заменить господством Черчиллей. Установка г-на Черчилля — это призыв к войне с СССР. Г-н Черчилль грубо и беспощадно клевещет как на Москву, так и на соседние с СССР государства. Советский Союз потерял в войне около семи миллионов человек".
У. Черчилль. Фултонская речь
Сталин говорит, что мы потеряли около 7 миллионов. Потом скажут — 20 миллионов. Теперь цифра уходит за 30 миллионов.
В конце ноября 1945 года в Ленинград приехал профессор Оксфордского университета, знаток философии и литературы сэр Исайя Берлин.
В Советском Союзе он представитель британского министерства иностранных дел. Последний раз он видел этот город в 1919 году.
В 1945-м он случайно узнал адрес Ахматовой и запросто пришел к ней в Фонтанный дом. Они говорили о Гумилеве, о его расстреле, о смерти Мандельштама. Разговор прервался из-за неожиданного появления в ахматовском дворе сына Уинстона Черчилля Рандольфа. Он приехал в Ленинград как журналист. Разыскивал сэра Берлина. Сэр Берлин простился с Ахматовой и пришел опять в тот же вечер. По сводкам НКВД, они проговорили с 22 часов до 7 часов утра. Ахматова читает ему "Реквием". Говорит о 1937–1938 годах, об очередях в тюрьму с передачей. Ночью пришел Лев Гумилев. Сэр Берлин говорит Ахматовой: "Я приехал в Ленинград приветствовать вас, единственного и последнего поэта, не только от своего имени, но и от имени всей старой английской культуры. В Оксфорде вас считают самой легендарной женщиной. Вас в Англии переводят с необычайным уважением".
Исайя Берлин
Ахматова говорила близким: "С того дня не было ни разу, чтобы я вышла из Фонтанного дома и со ступенек, ведущих к реке, не поднялся человек и не пошел за мной". Кто-то спросил у Ахматовой: "А как вы знали, что он за вами идет, — оборачивались?" Она ответила: "Когда пойдут за вами, вы не ошибетесь".
