Наталья Велецкая - Символы славянского язычества
Архаичнейшая форма известна из Полесья: живого петуха, обмотанного соломой и подвешенного на палке (или решетке), запекали на костре на пригорке за селом и подавали к свадебному ужину в доме жениха. Подобное действо известно во Франции — петуха протыкали длинной заостренной палкой и зажаривали. Пригорок — символ гор, горы же играют первостепенную роль в символике ритуала отправления легатов к праотцам. Питье крови и окропление ею — действо принципиально аналогичного характера, представляющее собой лишь более позднюю ступень трансформации ритуала. Широко распространен свадебный обычай пить кровь петуха или окроплять ею молодых, а затем и всех присутствующих. Так, в Чехии от венчания направлялись на луг (или сельскую площадь), где отец жениха подавал шаферу петуха, тот привязывал его к дереву, а затем, совершив положенные песнопения и танец, провозглашал: «Под вольным небом кровь освятит эту свадьбу!» Присутствующие повторяли: «Кровь его освятит, освятит!» Трижды обернувшись на каблуках, шафер, взмахнув саблей два раза, третьим взмахом отсекал петуху голову, кровью его окроплял жениха с невестой и всех остальных{501}.
О характерности действ такого рода говорят принципиально аналогичные действа на свадьбе у народов Сибири, Кавказа и других регионов. Так, у чукчей, которым свойственна была устойчивая сохранность ритуала отправления к праотцам, один из важнейших элементов свадебного ритуала — помазание жениха и невесты кровью жертвенного оленя{502}. Так же глубоко уходит корнями в прошлое, хотя в целом и стадиально более позднее, грузинское ритуальное действо: при введении молодых в дом жениха к ним подводили барана, трижды обведенного вокруг дома, отрезали у него кончик уха и сжигали вату, намоченную его кровью{503}. Аналогии здесь налицо не только по форме действа, но и по функциональной направленности его: символика оленя, как и петуха, связана с обожествленным Космосом, баран же как заместитель человека с его космической символикой фигурирует во многих ритуальных действах («курбан» и проч.).
Свидетельства XVIII века{504} позволяют проследить процесс трансформации ритуальных действ с петухом как элемента свадебной обрядности — zabijanie kohuta — в драматизированно-игровое действо — «казнь петуха» («stinanie kohuta»), завершающее и свадьбу, и карнавал. Ритуальное действо, воспринимавшееся как заклятие благополучия заключенного брака, отправлялось на следующий день после свадьбы. Молодого мужа в сопровождении товарищей и свадебных гостей вели на поляну «забивать петуха». Посреди поляны ставился горшок, в который помещали петуха со связанными ногами, молодого с завязанными глазами обводили вокруг горшка, вручали шест, отводили на расстояние шеста и поворачивали лицом к петуху. Если ему с первого раза сразить петуха не удавалось, разрешалась еще двукратная попытка. При удаче раздавался общий возглас, и шествие торжественно возвращалось. Неудача же жениха воспринималась как предвестник несчастливой женитьбы.
Архаические элементы весьма показательного свойства содержатся в свидетельствах 1-й половины XIX века{505}. На свадебный стол у жениха последней подавалась каша с медом. Это явственное свидетельство связи с культом предков: каша с медом — один из характерных его атрибутов. Связи меда — пчелы с идеей нескончаемого кругооборота перевоплощений хорошо известны; горшок каши — один из основных элементов рудиментарных форм ритуала проводов к праотцам (дававшийся отправлявшемуся в последний путь). Встав из-за стола, все направлялись во двор, где жениху полагалось с завязанными глазами забить цепами привязанного к колу петуха и открученную голову его перебросить через крышу дома. Сущность действа как трансформированной формы ритуала проводов легатов к праотцам раскрывается при сопоставлении его с обычаем южных славян резать на Ильин день старых петухов и отрубленную голову перебрасывать через крышу дома во избежание смерти хозяина{506}. Переходный характер от ритуального действа к драматизированно-игровому представляют собой варианты, где петуха забивает дружка, один из друзей жениха или невесты, а при неудаче это по очереди пытаются сделать и другие персонажи свадебного ритуала (даже общими усилиями). В конце концов прошлое ритуальное действо превращается в драматизированно-игровое — «казнь петуха», где маскированные персонажи — ксендз, судья и палач — разыгрывают суд над петухом за жуирство, приговаривают к смертной казни и исполняют приговор. Другая линия трансформации — превращение ритуального действа в игровые состязания, так как удачливому игроку полагались в награду кольцо, венок, платок и т. п. И лишь отзвуки исчезнувшего обычая улавливаются в свадебном «kohirti tanec» («петушиный танец») или названии парней, являвшихся к жениху на второй день свадьбы, — «kohutari»{507}.
Для понимания форм трансформации языческого ритуала на протяжении истории традиции существенно сопоставление свадебных действ вокруг петуха с дожиночным игрищем «бить петуха» как в форме более архаической (зарытого по шею в землю предписывалось сразить ударом цепа с завязанными глазами), так и в трансформированной, сменившей варварскую (петух — в яме, накрытой решеткой, под удар ставится старый горшок, разлетающийся в черепки). Само положение основного объекта архаического дожиночного действа, возле которого оставлялась воткнутая в землю лопата, вызывает ассоциации с привязанным к колу петухом в свадебных игрищах. Совокупность форм представляет интерес в нескольких аспектах: соотношения архаических ритуальных действ в свадебной и календарной обрядности; изучения генезиса и последующей вариативности атрибутов ритуальных действ; для понимания процесса трансформации пережиточных форм ритуала отправления легатов в обожествленный Космос в знаковые и символические разновидности.
В свете данных о рудиментах ритуала проводов легатов в «мир иной» в дожиночных действах{508} удар петуха цепом воспринимается как одна из пережиточных форм отправления вестника к космическим предкам. Горшок же представляет интерес прежде всего как атрибут многообразных ритуальных действ традиционной обрядности. По всей видимости, в трансформированных формах ритуала проводов в «мир иной» следует искать истоки ритуального разбивания горшков в обрядовом комплексе, и, в частности, разбивания горшка (сосуда) на пороге дома как типологического элемента свадебной обрядности. Параллели же между разбиванием горшка на пороге, похоронами младенцев под порогом, похоронами в подполье у старообрядцев, южных славян{509} и других народов показывают линии трансформации ритуала отправления легатов к праотцам, в разной стадиальной форме оказавшим воздействие на формирование традиционной календарной, свадебной и похоронной обрядности. Трансформация путей и способов перемещения основного действа с прежнего объекта на представителей молодого поколения проявляется в игровом свадебном действе, в основе — стадиально более раннем в сравнении с игрищем «бить петуха» в трансформированной форме (над петухом — горшок, под ударом разлетающийся вдребезги), но более позднем, чем действа вокруг петуха, запеченного на вертеле, или его головы, отсеченной саблей. Жениху (или дружке: стадиально форма более ранняя) на голову надевался глиняный горшок, и основное действо игрища заключалось в сильном ударе по нему. В свете всего вышеизложенного знаковая сущность действа заключалась в символизации смертельного удара по голове или же отсечения ее.
Лежащее в основе игрища функциональное назначение языческого действа раскрывается посредством сопоставления с игрищем «бык», с одной стороны, и «плясками глиняных голов», с другой. Сущность святочного игрища состояла в символизации ритуального съедения «быка» (знакового выражения легата к праотцам). Не входя в рассмотрение характера соотношений поздней формы игрища с лежащими в его основе архаичнейшими мотивами, важно выделить знаковую сущность приемов оформления образа. Горшок — имитация головы, удар, разбивающий его, — отправление на «тот свет». Все это вызывает ассоциации с плясками «глиняных голов», связанными с культом предков, у индейцев, с отсечением глиняных масок в виде головы, надетых поверх самой головы, в финале действа. Таким образом, в свадебном игрище отражается трансформация архаического ритуала, когда символика основного действа переносится на представителей молодого поколения — прежних отправителей его. Это — линия, предшествующая (а частично, и параллельная) перенесению основного действа на зооморфные или орнитоидные персонажи или символы их{510}.
Что же касается горшка, то символика сосуда как символа человека — вместилища души — известна с глубокой древности. В Древнем Египте с ритуальным разбиванием сосуда были связаны многие магические действа, основанные на представлениях о том, что разбивание ритуального сосуда ведет к умерщвлению тела и высвобождению души{511}. Устойчивая сохранность подобных действий разных форм и стадиального уровня как в семейной, так и в календарной обрядности объясняется, по-видимому, прежде всего представлениями о передаче вестей посредством освобождения души от телесной оболочки{512}.
