Сергей Голицын - Сказания о земле Московской
Тем временем Троицкий монастырь все богател. Нескончаемым потоком текли вклады князей и бояр в его ризницу и кладовые. Деревянная церковь была тесна и никак не соответствовала возраставшим монастырским богатствам.
Игумен Никон решил строить новый белокаменный собор. В 1424 году он призвал Даниила Черного и Андрея Рублева с дружиною, и они начали «подписывати храм, спешно творили дело сие».
В течение следующих столетий собор несколько раз перестраивался. Теперь ему возвращен его изначальный облик.
Маленький, спрятанный среди позднейших зданий, ослепительно белый, увенчанный золотым куполом, он очень красив. Идут по его стенам снизу вверх узкие плоскости лопаток[43], узкие, как щели, окна пробиты, никаких украшений нет, и только вырезанный по камню кружевной трехленточный поясок тянется поперек стен.
До наших дней дошли все три ряда иконостаса, в котором сам Рублев написал, видимо, не более двух или трех икон; не менее пятнадцати создали его ученики, он лишь кое-где проводил кистью по их доскам. А рублевские настенные фрески давно безжалостно соскоблены…
Закончив роспись Троицкого собора, они «отходят во един от монастырей… града Москвы, Андроников именуем. И тамо церковь… такожде подписаньми украсивше, последнее рукописанье память себе оставльше».
Епифаний Премудрый, рассказывая об Андрониковом монастыре, уделил несколько строк некоему старцу Андрею (очевидно, Рублеву) — «иконописцу преизрядну, всех превъсходящу в мудрости зелне (особой) и седины честны имея… церковь камену зело красну… подписанием чудным своима рукама украсиша…».
Сохранилась миниатюра XVI века — сидит маленький лысый старец высоко на лесах, поставленных у стены храма, видимо, Андроникова монастыря. Он пишет образ Спаса, рядом надпись — «Андрей Рублев», а внизу стоит народ и любуется…
До недавнего времени Спасский собор Андроникова монастыря не привлекал внимания ученых.
После пожара 1812 года он был настолько перестроен, что никто и не подозревал, какая там старина и красота скрывалась под позднейшей кирпичной кладкой.
Только теперь белокаменный собор предстал перед нами во всей своей первозданной прелести. Он очень живописно стоит на холме на высоком берегу Яузы; белые, с небольшими башенками стены окружают его. Он строен, устремлен вверх, необычной высоты барабан его купола словно вырастает из белоснежного ожерелья кокошников. Недаром еще в древности этот собор называли «зело красным», то есть очень красивым.
А фресок Рублева нет на его стенах. После пожара 1812 года невежественные подновители уничтожили «подписание чудное».
Фрески погибли. Но имя Рублева осталось неразрывно связанным с Андрониковым монастырем. Здесь в 1430 году он скончался и был погребен где-то около собора. Еще в XVIII веке сохранялась его надгробная плита с надписью, и кто-то списал с нее текст. До нас дошла копия того текста.
В прежних монастырских жилых покоях ныне размещено богатейшее собрание икон — всемирно известный «Музей древнерусской живописи имени Андрея Рублева». А недавно на площади перед воротами был установлен ему памятник.
Изучать его творчество и вообще древнерусскую живопись по-настоящему начали только в наше время. И теперь имя великого художника обязан знать каждый, считающий себя просвещенным, житель нашей страны.
Годы жизни Андрея Рублева совпали со временем княжения на земле Московской Василия Дмитриевича. Но теперь лишь историки знают имя великого князя московского, а время его княжения называется временем Андрея Рублева…
8
ериод с конца XIV века и век XV был на Руси временем расцвета искусств и литературы. В живописи подвизались Феофан Грек, Андрей Рублев, другие мастера. Их преемником являлся художник столь же высокого полета — Дионисий. Были тогда зодчие, чьи имена остались неизвестными, были книжники — Епифаний Премудрый и другие.
На Руси — в Киеве, во Владимире, в Смоленске, в Москве, в других древних городах — каменные соборы, по два, по три и более, один подле другого поднимались на самых высоких местах.
И видно их было за много верст. И путники, приближаясь к городу, издали любовались золотыми, горевшими на солнце куполами и поражались величию храмов.
Немалые средства жертвовала церковь Руси на строительство храмов. Властители светские — князья отдавали своей верной союзнице — церкви отнятые у народа богатства.
А зодчим приходилось служить одновременно и власть имущим, и церкви.
Тяготились ли Даниил Черный, Андрей Рублев и другие иконники, а также Епифаний Премудрый и неведомые нам создатели героических и иных повестей и поэм теми непреложными правилами — церковными канонами?
Можно только догадываться, как тяжело было истинному мастеру, когда ему сверху указывали: «Создавай только по данному канону, только по данному образцу!» А канон этот был выработан когда-то еще в Византии. Вот, например, икона «Преображение»: три фигуры наверху, в облаках, три внизу, на земле, каждая из них может быть изображена только в определенной позе. Или икона — святой Никола. Он изображен по пояс, борода округлая, короткая, через плечи перекинуто белое с черными крестами полотнище, правая рука поднята в благословении, левая — держит книгу. Только так! Для священнослужителей было удобно — неграмотные знали, кому какая икона посвящена. А художник не смел ничего добавлять от себя. Как подобные невидимые оковы связывали истинного творца! И как велик был Рублев, что и в столь стесненных условиях мог создавать свои бессмертные творения!
Когда по воле митрополита Киприана знаменитая икона Владимирской Богоматери была взята из города Владимира и поставлена в Успенском соборе Москвы, Рублев получил заказ «во утешение» владимирцев написать для них копию.
Троицкий собор Троицкого монастыря. Построен в 1424 году. В нем похоронен Сергий Радонежский.Спасский собор Андроникова монастыря — 1420–1427 годы. Старейшее здание в Москве
Он — гениальный мастер — заимствовал с творения великого византийца облик Богоматери и младенца, положение их тел и рук и создал схожую и одновременно совсем иную икону. Иначе глядели обрамленные длинными ресницами, исполненные великой печали большие и задумчивые глаза Богоматери…
Писатель Епифаний Премудрый читал, разумеется, и «Слово о полку Игореве». Но, наполненное божествами языческими, оно не оставило в его творчестве никаких следов. И не потому ли оно дошло до нас лишь в единственном, впоследствии погибшем списке, что священнослужители косо смотрели на это величайшее творение древнерусской литературы, столь далекое от церковных канонов?..
9
ило на Руси искусство, никак не связанное церковными канонами, наоборот, весьма от них далекое. К сожалению, нынешние ученые не нашли для него подходящего русского словечка, а именуют на иностранный лад, называют фольклором[44].
В начале книги о народном творчестве рассказывалось. Это былины, сказки, песни. Это подчас весьма сложные обряды, какие еще до недавнего времени исполнялись в народе в дни праздников и в каких мало места уделялось молитвам. Ранее в книге назывались масленица и радуница, можно еще добавить день первого выпаса скота, день начала покоса, начала жатвы… Да мало ли какими праздниками стремился украсить свою трудовую жизнь русский крестьянин!
Самым ярким с древнейших времен был на Руси, да и не только на Руси, обряд свадебный, в разных краях разный, и всегда наполненный поэзией и всевозможными веселыми придумками.
Этот народный свадебный обряд начинался еще до встречи жениха и невесты и продолжался с плясками, с песнями, с играми, с различными затеями, с обильными пиршествами и кипел и буйствовал иногда в течение трех и даже более дней. В некоторых местностях русского Севера знали, например, до четырехсот различных свадебных песен!..
Всегда любили на Руси и песни петь, и сказки сказывать, даже в самые тяжкие времена лихие. Те песни и те сказки придумали где-то и когда-то либо переняли у соседних народов и переиначили на свой лад. И были они милее и понятнее долгих церковных песнопений.
Дошли до нас сказки насмешливые, записанные тайно лишь в XVII веке, в которых осмеивались и церковные, и светские власти. Нет никаких сомнений, что подобные «озорные» сказки жили в народе и раньше, но рассказывали их потихоньку и записывать остерегались.
Так процветало на Руси искусство народное, в котором участвовали и стар и млад. Жило оно хоть и рядом с церковью, но отдельно от церкви. И было оно радостное, наполненное восторгом жизни, любовью к лесу, к полю, к реке, к солнцу, ко всей окружающей жизни. А могло оно быть и совсем иным, проникнутым печалью и скорбью…
